Терпкость вишни - Сова Изабелла - Страница 42

— Милош ироничен. Задает язвительные вопросы. А на просьбу дать дневник для записи замечания отвечает: «Смысла нет, потому что моя мама замечаний не читает, а я давно уже нечувствителен к критике».

Багровая от стыда, я схватила табель и вернулась на свою парту. А когда немножко пришла в себя, взглянула на оценки. Три четверки среди моря двоек и троек. Я увидела даже две единицы. Ничего себе!

— Перестань кричать! От твоего крика оценки у меня лучше не станут, — резонно заметил Милош, причем достаточно спокойно для одиннадцатилетнего ребенка, уличенного в обмане.

— Ты же говорил, что у тебя только три четверки! — орала я по телефону.

— Так у меня правда всего три четверки.

— А остальные? Двойки и единицы?

— Ты из-за них так кипятишься? — удивился Милош. — Оттого что реальность не соответствует твоим высоким ожиданиям?

— Мальчик! Циничные замечания оставь для своих друзей по детской площадке! — прорычала я. — Лучше подумай, как мы сообщим это твоей маме.

— А я и не собираюсь сообщать, — сказал Милош. — Я не вынесу разочарованного выражения ее лица, когда она узнает, что ее сын вовсе не гений.

— Меня удивляет, как она могла так долго заблуждаться. Она что, не заглядывала в твои табели?

— Раньше у меня были более покладистые репетиторы, — признался Милек. — Они писали за меня домашние работы. А потом пришла ты, и это кончилось.

— Я тебе уже объясняла почему.

— Да, я помню: «Если тебя всюду возят, то ты перестаешь ходить, так как тебе не нужно пользоваться ногами. А потом ты уже не сможешь, даже если захочешь».

— Вот видишь, — обрадовалась я. — Запомнил! Я хотела, чтобы ты пользовался ногами, пока еще не поздно.

— Все это прекрасно, — вздохнул Милош, — только вся беда в том, что уже два года как у меня нет нижних конечностей. Поняла?

СЕРЕДИНА МАЯ

— И что мне теперь делать? — вслух размышляла я. — Хуже всего, что двойки у Милоша по испанскому и английскому. Как я это объясню его матери?

— Ты что, не знала, как у него с этими языками? — удивилась Мария.

— Он утверждал, что все в порядке. Со всем, что я ему задавала, он разделывался в два счета. Откуда я могла знать, что в школе у него так плохо?

— Бедный мальчонка, — бросил Травка. — Хорошо, что в этом возрасте человек не заглядывает далеко вперед. Он еще не знает, что его ждет в июне.

— Перестаньте! — Я схватилась за голову. — Что мне делать?

— Давай я ей скажу, — предложил Филипп.

— Как это ты?

— Нормально. Пойду и скажу. Мне это нетрудно.

— Так, может, пойдем все? — предложила Миленка, тронутая отвагой Филиппа. — Или хотя бы проводим тебя до забора.

НА ДРУГОЙ ДЕНЬ

Пошли все. То есть все, кроме Ирека, потому что он, напуганный своими достижениями в науке, превозмог неприязнь к гаданиям и решил навестить бабушку. Вернется завтра, разве что ворожба окажется неблагоприятной.

В соответствии с предложением Миленки мы проводили Филиппа до самой ограды под недоверчивыми взглядами потных охранников.

— Так идти мне с тобой? — в сотый раз спросила я Филиппа.

Он покачал головой:

— Сам разделаюсь.

Охранники, услышав слово «разделаюсь», сжали пудовые кулаки. Филипп без колебаний подошел к ним. Сказал им несколько слов, которые явно подействовали, так как они разрешили ему войти в пещеру льва. Спустя минут десять он вышел, провожаемый дружескими улыбками расслабившихся стражей.

— Ну все, — сказал он. — Пошли по пиву? Тут недалеко есть отличная забегаловка. Когда-нибудь у меня будет такая же.

— Как прошло у Милоша? — допытывалась самая заинтересованная, то есть Милена. Я слова не могла выдавить.

— Нормально. Но, используя лексику реклам прокладок, молодого человека ждут так называемые критические дни.

— Что ты сказал его матери?

— Правду. Что за мнимой гениальностью Милоша кроются работы, написанные бедными или алчными репетиторами.

— О боже! — простонала я.

— Пока что сотрудничество с тобой будет приостановлено, — сообщил мне Филипп. — Мама Милоша ищет виноватых где только можно. Она даже вспомнила о безнадежных генах своего отсутствующего мужа.

— Может, мы все-таки пойдем выпить пива, — бросил Травка, видя выражение моего лица. — Я ставлю.

— И что ты теперь будешь делать? — поинтересовалась Мария.

— Пока ничего, справляюсь. Благодаря переводам от святого Миколая.

Позавчера я получила очередной и часа два боролась с мощной волной угрызений совести.

— Помирилась с папой? — обрадовался Травка. — Я со своим тоже.

— Видим, видим. — Ендрек указал на пиво. Уже третье за вечер.

— А я не знала, что у тебя были плохие отношения со своим автором, — заметила Мария. — Ты только говорил, что он в постоянном поиске.

— Да не было никаких отношений. Как говорят в «Династии»: «Мы иногда встречались на приемах у Рокфеллеров», — уточнил Травка. — Но неделю назад отец открыл, что во мне смысл его жизни. И позвонил. Остальное вы знаете.

— Знаем, знаем. — Филипп поднял кружку. — Самое интересное, что родители всегда так говорят, когда у них худо на службе. Когда моего вышибли из проектного бюро, он двое суток ходил по комнате, твердя, что это еще не конец света. «У меня есть дети, это главное», — говорил он. Жаль, что вспомнил он про это только тогда. Потому что раньше он до полуночи не вылезал из конторы. Вахтер однажды принял его за привидение и чуть не лишился чувств.

— Кто сейчас еще верит в привидения? — удивилась Мария, до третьего февраля почитательница всего сверхъестественного и сериала «Секретные материалы».

— Я не верю, но боюсь, — призналась Миленка. — Особенно вампиров.

— Я верю, — сказал Травка. — Болек рассказывал мне, что когда умирает его любимый пациент, то обязательно снится ему. Приходит в темно-синем костюме и благодарит за заботу. Потом прощается, и утром Болек уже знает, что тот отошел.

— А вот мне, — сообщил Ендрек, — сны почти никогда не снятся, но, если мне приснится зеленая вода, я точно знаю, что меня ждут неприятности. Вот как раз сегодня она мне снилась. Зеленая, как тот дым, который ты, Травка, производил. Так что я немножко беспокоюсь.

— Ну, может, в этот раз ничего не будет, — утешила его Миленка.

— Слушайте, а где моя сумка? — Филипп стал ощупывать свой стул.

— Привидения украли или невидимая рука, — засмеялся Травка и вдруг умолк. — Ой! И моего рюкзака тоже нет.

— Моего тоже, — произнес совершенно убитый Ендрек. — А у меня там были деньги за хату и все документы.

— Вот и сбылся твой сон о зеленой воде, — заметила Виктория. — Моей сумки тоже нет.

Покуда мы рассуждали, существуют или не существуют духи, таинственные силы изъяли у нас три сумки, два рюкзака, один мобильник и шесть комплектов документов. А также две тысячи пятьсот тридцать злотых. Зачем духу столько денег?

ЮВЕНАЛИИ[19], ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

— Этот дерьмовый мир становится все более материалистическим, — объявил Травка. — Даже духи воруют.

— Я так и знал, что что-то произойдет — сообщил Ирек, выслушав наш рассказ. — То есть бабушка мне сказала. По картам у нее вышло, что кто-то из моего дома потеряет кучу денег.

— Не один кто-то. Все потеряли, кроме Марии. У Марии с собой был только медный кулон да несколько весьма туманных, но дерзновенных видений будущего.

— Мария она и есть Мария, — заметил Ирек. — Ее щедрость началась и кончилась на гуру. Иногда меня мучает вопрос, почему она позволила ему обдирать себя.

— Может, по принципу нашла коса на камень, — высказала предположение Милена.

— А я думаю, что чокнутый шляпоносец на несколько минут приоткрыл ее подлинное «я», — сказал Травка. — А потом ушел, захлопнув дверь и забрав ключи от внутреннего мира Марии. И теперь уже никто не сможет туда проникнуть.