Терпкость вишни - Сова Изабелла - Страница 34

— Есть от чего впасть в отчаяние, — согласилась Милена, не скрывая иронии.

— Что Ганка и сделала. Ничего нет хуже несбывшейся надежды на счастье. Ну, вот и приехали. Вы идите наверх, а я возьму вещи.

Я медленно поднималась по лестнице. Сейчас отворится дверь, и мама Миленки сделает удивленное лицо. Миленка будет неловко оправдываться, что я всего на один день, ну, может, на два, а ее мама будет притворяться, будто несказанно рада нежданной гостье. Милена нажала на звонок, такой же ветхости, как «вартбург».

— Разумеется, не работает, как половина того, что находится в этой обители, славящейся покоем и комфортом. Ты взгляни на дверь.

Только сейчас я заметила, что на месте глазка находится неровное отверстие величиной с блюдце.

— Не боитесь?

— Чего? — засмеялась Миленка. — Что кто-нибудь пролезет сквозь него?

— Что увидит…

— Что? Темный коридор со старым линолеумом? И календари на стенах? Ладно, заходим. — Она крикнула в отверстие: — Мама! Это мы!

Что-то зашуршало, а потом заскрежетал замок.

— Наконец-то! Старик, видно, вез вас вокруг города?

— Нет, поезд опоздал. — Миленка обнялась с взлохмаченным привидением во фланелевой ночной рубашке и сказала, указав на дверь: — Я вижу, все по-старому.

— А я жду, когда она наконец сама рухнет, — радостно проорало привидение. — Она уже едва держится в раме. Заходите! А ты — Вишня?

— Да, — подтвердила за меня Милена. — Вишня во всем великолепии своих сорока трех килограммов.

— Надеюсь, аллергии на кошачью шерсть у тебя нет?

— Не знаю, по-моему, нет.

— Я спрашиваю потому, что в прошлом году Миленка привезла к нам на каникулы знакомого! У него тоже были недоразумения дома!

— Это Олек, который живет с Ендреком, — объяснила Милена.

— Правильно! Олек! Он вошел в комнату, сел в кресло, посидел минут пять и вдруг начал задыхаться! Я в полной панике! Рысек тоже! Счастье еще, что Миленка позвонила в «Скорую помощь»!

— Если бы я чуть промедлила, не знаю, что было бы. Но хуже всего, что пришлось перевезти кошек к тете Ганке.

— Ничего страшного! Небольшие трудности никому вреда еще не причинили! О господи! — вдруг вскрикнула она так пронзительно, что мы с Миленкой даже подскочили.

— Что случилось? — спросила Миленка, хватаясь за левую грудь.

— Я тут болтаю, а вы, наверно, голодные! Миленка! Доставай тарелки!

— В такую пору? Хотя, по правде сказать, мы с утра ничего не ели. — Но тут Миленка вспомнила: — Если не считать куска булки.

— Вот видишь! А у меня борщ уже греется! Только не бойся, что растолстеешь! Я даже и ложечки масла не положила!

— Ты всегда так говоришь. — Миленка плюхнулась на узкую лавку. — А потом оказывается, что бухнула целых полпачки.

— Ты что! — возмутилась мама, наливая тарелку до самых краев. — Это постный борщ, приготовленный специально на Страстную пятницу.

— Ну, тогда и мне налей. — Миленка подставила тарелку, разрисованную турецкими огурцами. — Только до этих вот листиков, не больше.

— Ты думаешь, мне только и дело, что высматривать какие-то листики? В четвертом часу ночи? В крайнем случае, если оставишь, отец доест! Ну как? Хороший?

— Вкусный, — уверили мы обе, работая ложками словно на соревнованиях обжор.

— Ай! Вы же не посолили! — Мама взяла щепотку соли и сыпанула в тарелку Милене. — Помешай!

— Мама! Я же сказала, что вкусно! — возмутилась Милена. — Если бы надо было, я сама бы посолила!

— Правда? — Мама поискала ложку. — Дай попробовать! — И она зачерпнула борща из Миленкиной тарелки.

— Видишь, Вишня? — возмущенно спросила Милена. — Ей всегда нужно попробовать из чужой тарелки. Даже если у нее все то же самое.

— А потому что в чужой как-то по-другому выглядит! — улыбнулась мама, облизывая ложку. — Вот теперь я чувствую вкус! А у тебя, Вишня, как борщ?

СТРАСТНАЯ ПЯТНИЦА, ВЕЧЕР

— А откуда твои родители знали, что я приеду? — наконец-то отважилась я задать вопрос, не дававший мне покоя с четырех утра.

— Но ты ведь живешь с нами на квартире уже почти два месяца, — ответила Миленка, не переставая гладить попеременно Гризека и Кайтека. Я же старательно гладила Азу, который сидел у моей ноги и смотрел на меня, как некоторые четырнадцатилетние девчонки смотрят на фото Энрике Иглесиаса.

— Ну да, живу, — согласилась я. — И что из того?

— Они знают про твою ситуацию, я им рассказала по телефону еще в феврале. Они сами велели привезти тебя. И не беспокойся ты так, Вишня, ты не первая, кто проводит у нас праздники. И не последняя.

— Но они правда не сердятся из-за моего приезда?

— Да ты шутишь! Если бы они могли, то пригласили бы к себе всех моих обиженных судьбою знакомых. Что вовсе не значит, будто они идеальные. Кстати, возьми. — Она протянула мне несколько упаковок берушей. — Мама у меня очень громко говорит, папа жутко храпит, а собаки страшно лают, особенно в шесть утра. Так что беруши пригодятся.

СТРАСТНАЯ СУББОТА

Еще как пригодились — благодаря им я спокойно проспала почти всю ночь. Правда, утром меня разбудил яростный лай за дверью, но я лишь глубже всунула беруши, особенно в правое ухо, и опять погрузилась в сон. А сейчас мы идем в костел. Мама Миленки заканчивает корзинку для меня. Изумрудные банты из бумаги, ручка, увитая искусственным плющом, а на кружевной салфетке пластиковые маргаритки, маки и другие муляжи полевых цветов.

— Ну, все!

— Выглядит как вилла из рассказа Болека, верно? — Миленка заговорщицки подмигнула мне и вдруг стала прислушиваться. — Кто это так стучит? Ремонт, что ли, делают? В Страстную субботу?

— Какой ремонт! — возмутилась мама. — Это Зоська Кабатова, новая соседка, дразнит баб с нашей лестницы! По субботам в это время она всегда колотит молотком, чтобы думали, будто на обед она готовит отбивные! Пусть жаба душит!

— А откуда ты знаешь?

— Мы как-то разговорились у ветеринара, потому что у Зоськи тоже два кота! Я возьми и ляпни, что терпеть не могу торчать на кухне! И не выношу возиться с компотами, маринадами! Да и вообще!

— Знаю, я тоже не люблю, — созналась Миленка.

— Зоська обрадовалась, потому что она умеет только лепить русские пельмени, да и то лучше, если ей помогает мужик!

— И правильно! — согласилась Милена. — Пускай не ленится, а напрягается и, главное, работает над начинкой. Так что с отбивными-то?

— Она призналась, что ее из себя выводят домохозяйки, которые из кухни не вылезают! И у нее есть метод против них! Она уже с утра лупит по доске для разделки мяса! А соседки из себя выходят от зависти, что она хозяйственной их!

— Развлечения маленького городка, — с улыбкой прокомментировала Милена.

— Господи!!! — взревела мама. — Уже полдень! Бегите, девочки, потому что потом надо будет перекусить! Рысек сейчас вернется и начнет ворчать!

— А где он?

— Вышел погулять с собаками! Наконец хоть немного тишины! — улыбнулась мама. — А вот он, легок на помине! Хоть разок бы без шума, без грохота!

— Я уж думал, что лопну. — Миленкин папа бросил куртку на пол в коридоре и ринулся в ванную.

— Ну, Рысек! Ты смело мог бы выступать в «Большом брате»!

— Папа! Закрой дверь как следует! — крикнула Миленка чуть ли не громче своей мамы. — Тебе не стыдно?

— Что? У-у-у! — простонал папа. — Прикройте сами и не подслушивайте, а то я сосредоточиться не могу.

— Пошли скорей, — объявила Миленка, — а не то я сейчас умру от стыда.

— Да ничего особенного, — уверила я ее. — Все нормально, как у всех.

Мы сбежали по лестнице и галопом понеслись к костелу. По дороге я потеряла два василька и пушистого цыпленка, но, к счастью, Миленка заметила, как они свалились с салфетки. Мы успели в последний момент и побежали в сторону центрального прохода. Миленка открыла содержимое корзинки. Я последовала ее примеру.

— Наконец-то корзинки как положено, — похвалил ксендз, косясь на Миленкину розовую блузочку. Он взмахнул кропилом, щедро оросив нас святой водой.