Не моя (СИ) - Савицкая Элла - Страница 84

Спустилась вниз и села в машину. Салон пропах ароматом туалетной воды Стаса, который медленно заполнял собой легкие девушки. Настя смотрела на серое небо и только сейчас вдруг осознала, что ненависть, живущая внутри последние годы, была напрасной. Рома заставил сердце поверить в то, что Стас ее предал, отдал на растерзание общества, а оказывается, этого никогда не было. Как легко она повелась на ложь. Не додумалась позвонить, высказать свое отношение, наорать, сказать хоть что-нибудь. Тогда бы долгие пять лет ее не терзало бы чувство любви, казавшееся неправильным. А сердце, оно ведь чувствовало правду. Никогда не верило в предательство. Настя дрожащей рукой подкурила. Внутри творился хаос из эмоций. Он любил. А теперь нет. Сам признался сегодня. Она же любила, даже когда ненавидела. Только сейчас смогла себе в этом признаться. От любви до ненависти один шаг, говорят. А у нее еще один обратно. Хотя, кого она обманывает? Любовь и ненависть все это время шли бок о бок. Поэтому и рядом сложно было находиться. Пока жила в Америке, позволяла любви тихонечко томиться в глубине сердца, зажатой тисками презрения и осуждения за немужской поступок. А когда снова его встретила, тиски разорвались, позволяя чувству снова прорости в обезумевшем сердце.

Стас вернулся спустя пятнадцать минут. Сел за руль и, не говоря ни слова, завел машину. Костяшки пальцев сбиты, несколько капель крови на кулаке, но Настя не стала ничего спрашивать. Терять любимых больно. Но еще больнее терять тех, кому доверял. Кто был рядом, притворяясь другом и вонзая в спину лезвие за лезвием. Настя не представляла, каково сейчас Стасу. Наверное, парень испытывает что-то на подобии того, что испытывала и она сама. Только в разы хуже, ведь Рома был ему как брат. Их дружба длилась почти десять лет.

Вернулись в гараж к Стасу. Он заглушил двигатель. Настя подняла взгляд на бледного, как белый лист, парня, и у нее сердце сжалось.

– Мне жаль, – сказала тихо, пресекая желание потянуться к его щеке рукой. Унять боль и помочь справиться с предательством. Пухлые губы искривила усмешка.

– Теперь тебе жаль. А еще час назад сомневалась в моем волнении.

– Я не знала тогда.

– Что? Что я бабки заплатил? – и на нее взглядом стрельнул ледяным.

– Да. Я думала, что ты так мстишь мне.

– Круто, Настя. Охренеть! После всего, что между нами было, и, узнав о твоей беременности, я первым делом сделаю так, чтобы о нас с тобой весь мир узнал, правда?

Настя губу прикусила, понимая, что он прав.

– Я не…

– Что ты не? – взорвался, ударив по рулю. – Ты поверила Роме.

– Ты тоже ему поверил! – крикнула Настя.

– Не сравнивай. Это совсем другое. Он для тебя был никем. А я… – сжал кулак, на коже которого кровь засочилась. – Я тоже значит, никто! Раз ты за время, которое мы вместе провели, так и не поняла, что значила для меня.

– Я знала, какой ты импульсивный! И понимала, сколько боли тебе принесла.

– Импульсивный и мудак – это совсем разные понятия! – зеленые глаза утонули в карих. Настя все-таки протянула ладони и обхватила его лицо. Пальцы подрагивали, обжигаясь о гладкую кожу. Взгляд на губы перевела, задыхаясь от близости. Стас замер на мгновение, а потом ударил больнее пощечины: – Пошла вон!

– Стас, прости меня.

– Убирайся! Настя, я прошу тебя, убирайся из моей жизни! Вали нахрен! – проорал в лицо так, что она зажмурилась. Отдернула руки, отвернулась, пряча слезы, и быстро вылезла из машины. Красный спортивный автомобиль сорвался с места и на бешеной скорости выехал из гаража. Настя смотрела в открытое пространство, чувствуя, как внутри давит гранитной плитой. Сколько еще она будет в нем сомневаться? Что все-таки любимый человек должен сделать, чтобы душа и сердце поверили? А ничего. Уже ничего. Потому что их поезд давно ушел со станции, оставив ее на перроне одну. Глотать грязный дым и задыхаться от невозможности угнаться следом и вскочить в последний вагон. Настя смахнула скатившуюся по щеке слезу. Ей нужно уехать. Невозможно больше находиться в этом удушающем городе и смотреть на то, как разрушается сама и разрушает Стаса.

Телефон в сумочке настойчиво вибрировал вот уже минуту. Вынула его. Виктор. Обмахнулась ладошкой, беря себя в руки.

– Да?

– Ты почему трубку не берешь? – тон вкрадчиво холодный.

– Решала проблему, – муж в любом случае уже в курсе. Можно не объяснять. Направилась к тойоте.

– Решила?

– Да. Должны напечатать опровержение.

– Было бы неплохо, иначе я в порошок сотру эту газетенку желтую. Денег много заплатила?

– Вообще не платила.

– Это как же?

– Вот так.

– А с меня в прошлый раз содрал круглую сумму, гаденыш. Ну, ничего, я с ним разберусь еще.

– С кем? – остановилась, Настя.

– С Ромой, с кем еще.

– За что он у тебя денег требовал?

– За информацию о тебе и Багирове. Надеюсь, ты не с ним сейчас? – угрожающе прорычал муж.

– Не с ним.

– Умница. Езжай домой. Я завтра прилечу, и ты мне популярно объяснишь почему вдруг твой отец просит продать ему акции обратно, любимая, – сердце дрогнуло.

– В смысле?

– В прямом, Настя. Если ты думаешь, что меня так легко одурачить, то ошибаешься. Акции я не продам! Я за них деньги немалые заплатил, и ты должна сейчас радоваться, что я твоего отца еще пока оставляю исполняющим обязанности директора. А если узнаю, что к предложению продажи акций ты руку приложила, пеняй на себя. Домой давай быстро! – звонок сбросился, а Настя так и осталась стоять с телефоном в руке. Домой. Где был ее дом? Девушка больше не знала. Села в машину, повернула ключ зажигания, сдала назад, проехала пару метров. Остановилась и уронила голову на руль, закрывая лицо ладонями. За что с ней так жестоко? Что она сделала в этой жизни, чтобы ей отодрали крылья и заставили их сожрать, давясь надеждами на светлое будущее и верой в лучшее?

Глава 24

Стас мчал по трассе, разрезая стену из дождя и чувствуя, как черная ярость затмевает сознание. Рома… Ромыч… Друг, брат, самый близкий и родной после матери. Тот, кому он доверял больше чем себе. Тот, кто выдирал телефон из рук, когда Стас начинал листать Настины фотки в соцсети, и орал, чтобы не страдал фигней и забыл её. Он один знал, сколько боли пришлось пережить парню, потому что видел это воочию. Видел, как Стас тонет, увязает в дерьме, и пытался вытянуть из эмоциональной клоаки. Выволакивал его из дешевых клубов, смывал амфетамины в унитаз, угрожал хозяевам заведений, что натравит на них полицию, если будут продолжать втюхивать Багирову наркоту. Помощник хренов. Эта новость оказалась настолько неожиданной, что Стас впал в какую-то прострацию. Мимо неслись автомобили, но он ничего не замечал. Перед глазами виноватое лицо белобрысого стояло, с кровью, размазанной по щекам, подбородку и шее. Стас все же врезал ему еще раз. А потом еще и еще. Острие ножа, которое собственноручно воткнул в спину друг, оказалось болезненнее, чем можно было представить. Оно будто кислотой облитое до сих пор торчало внутри и разъедало грудную клетку. Куда катится этот мир, если даже друзья безжалостно предают? Будь это кто другой, Багирову было бы плевать. В борьбе за бабки люди на многое способны. Но если получаешь удар в челюсть с разворота от человека, которому доверяешь больше всех на свете, сердце покрывается коркой льда. А мы потом еще удивляемся, почему столько тварей вокруг. Да потому что другие твари их такими делают. Себеподобными. Бесчувственными и хладнокровными. Просто стирается грань между теми, кто действительно несет свет, и теми, кто включает искусственный внутренний фонарь, чтобы придать светлых оттенков тьме, сидящей под кожей.

Не то, чтобы у него больше не было друзей. Нет. Наоборот. С приходом популярности количество друзей с немыслимой скоростью взнеслось до нескольких сотен. Бывшие одноклассники, знакомые со двора, одногруппники даже те, с кем раньше не общался, мамины племянники из других городов и куча других. Но друзей априори не может быть много. Нельзя разорвать душу и поделиться ею со всеми. Можно с одним, максимум двумя. А они потом влезут в нее и взорвут изнутри.