Шулер (ЛП) - Андрижески Дж. С. - Страница 88

«Терпение, - мягко выдыхает Вэш. - С нами здесь ты сильнее, не слабее. Не уходи пока, Мост Элисон. Ты справляешься вполне неплохо».

Очевидно, Мэйгар его не слышит, только я.

Он осматривается по сторонам с хмурым выражением на световом лице, уперев световые руки в световые бедра.

«Может, ты скучаешь по своему мужу-нацисту? - посылает он с насмешливой вежливостью. - Ты подумала о нем, и это привело тебя сюда?»

Я ощущаю резкую боль в груди. Я смотрю на него, пытаясь решить, что делать дальше, когда останавливаюсь и смотрю сквозь деревья.

Там стоят трое мужчин.

Они не световые создания, как Мэйгар и я.

Они действительно здесь, в этом времени.

Когда я впервые их вижу, они находятся на расстоянии нескольких дюжин ярдов. Однако как только я сосредотачиваюсь на них, я оказываюсь ближе. Через несколько мгновений мы с Мэйгаром стоим в считанных ярдах от них, на том же грязевом холме. Теперь я вижу их лица. Я вижу их так ясно, словно действительно нахожусь там.

В одном я узнаю Териана.

Второго я знаю лишь потому, что у него нет лица. Как и когда я увидела его впервые, в том нацистском тюремном блоке, он высок и хорошо одет, в строгом тёмном костюме.

Однако он не так высок, как третий мужчина... то есть, Ревик.

Где-то в своём сознании я ошарашенно моргаю.

Он все ещё там, когда я возвращаюсь.

Я не могу оторвать от него глаз, даже зная, что Мэйгар смотрит - даже чувствуя его отвращение, как только он замечает мой взгляд.

Ревик одет в то, что, наверное, носили на повседневной основе в тот временной период. Темно-коричневые штаны, белая рубашка с рукавами, закатанными до локтей, подтяжки, ботинки. Его одежда выглядит хорошо пошитой, и он чисто выбрит, все ещё немного тощий, но выглядит значительно здоровее по сравнению с тем разом, когда я видела его в этом времени, в берлинской тюрьме.

Синяки сошли с его подбородка и лица, хотя я все ещё вижу шрамы на шее - один в виде знака вопроса, другой на предплечье, он мне знаком. На мизинце Ревик носит серебряное кольцо, совсем как при нашей встрече в Сан-Франциско.

Моя световая рука рефлексивно взлетает к моему световому горлу.

Я снова гадаю, не принадлежит ли кольцо его жене, Элизе.

Он проводил пальцами по черным волосам, прочищая горло.

- Что мы здесь делаем? - спрашивает он по-немецки.

Вид его в живых парализует меня.

- ...Я думал, мы с этим покончили, - снова настаивает Ревик. - Зачем мы здесь?

Териан смеётся. Он доволен своим новым другом. Удовольствие явно искрит в его свете.

- Видите, сэр? - говорит он. - Он провёл здесь буквально минуту, а мы уже тратим его время впустую.

- Манеры, Териан, - безликий мужчина хлопает Ревика по плечу. - Я хотел бы предложить тебе, Рольф, вызов - подумать об этой войне иначе. До сих пор ты воспринимал свою роль в этом конфликте как роль раба. Я бы хотел подтолкнуть тебя изменить эту точку зрения.

Ревик скрещивает руки, в явном раздражении переступая с ноги на ногу.

- Я придерживаюсь доктрины Семёрки о невмешательстве, если это вы имеете в виду под «рабом». Людям как виду должно быть позволено взрослеть без вмешательства. Правила на этот счёт предельно ясны...

- Слова истинного верующего, - бурчит Териан.

Ревик поворачивается, вскидывая бровь.

- А эти тактики в духе школьного двора должны побудить меня отказаться от Кодекса? - он переводит взгляд на Галейта. - Потому что я нахожу их немного утомительными... сэр.

- Мы не хотели оскорбить тебя, Ревик. Отнюдь не хотели, - Галейт награждает Териана лёгкой улыбкой. - Но я задаюсь вопросом, когда в последний раз ты действительно задумывался о словах, которые только что процитировал?

Ревик хмурится, переводя взгляд между ними.

- У меня была уйма времени подумать над ними, - говорит он, и теперь проступают его настоящие эмоции. - Это не первая их война, в которой я сражался. Я хорошо понимаю аргументы в пользу вмешательства, но от этого оно не выглядит более правильным.

Я вижу, что его гордость задета, особенно молчанием, которое вызвали его слова.

- Я ограничивал их злоупотребления, где мог... - говорит он.

- Ты ничего не сделал, - спокойно говорит Галейт.

Ревик напрягается.

- Я не согласен.

- Ты был нацистом, «Рольф», - смеётся Териан. - Они сгоняли твоих людей в газовые камеры, а ты в лучшем случае неодобрительно смотрел со стороны... а в худшем случае расчищал им дорогу своими бронетанковыми войсками!

- Не нужно оскорбляться, Ревик, - говорит Галейт, поднимая руку, чтобы заставить Териана замолчать. - Проблема не в тебе. Семёрка определённо имеет благие намерения, но они судят мою расу так, словно она - их раса. Но люди - не видящие, Ревик. Люди - обычное сборище человечества - не нуждаются в большей свободе. Они её даже не хотят. А больше всего они хотят, чтобы в мире был смысл. Они хотят быть частью чего-то большего, чем они сами.

Безликий мужчина слабо улыбается, глядя на грязную тренировочную площадку.

- Они хотят, чтобы кто-то им это обеспечил, Рольф, - говорит он уже тише. - Они не хотят комитет из своих старших коллег. Они не хотят, чтобы правда смещалась вместе с песками мнений, или времени, или прогресса, или точки зрения. Они хотят абсолютную реальность. Ту, что из года в год будет иметь смысл, что бы ни происходило за их пределами. Будут они это контролировать или нет, для них не имеет значения. Они желают иллюзии контроля - безо всякой ответственности.

Я смотрю на лицо Ревика, наблюдаю, как он думает об этом.

Я могу сказать, что он не совсем не согласен.

Черт, да я сама не уверена, что не согласна.

Галейт тоже наблюдает за Ревиком. После небольшой паузы он слабо улыбается.

- Рольф, мой дорогой, дорогой друг. Люди попросту созданы, чтобы над ними доминировали. Если не видящие, то более могущественные люди. По правде говоря, они даже предпочитают такое положение вещей, - он широким жестом обводит белёные здания, ряды мужчин в униформе.

- Эта война - наглядный пример, - добавляет он. - Разве толпы следуют за честным лидером? За тем, кто даёт им больше свободы? Больше ответственности за собственные жизни? - он улыбается, качая головой. - Нет. За тем, кто даёт им смысл, Рольф. За тем, кто даёт им врага. Прекрасную мечту, говорящую, что все их проблемы можно решить. Есть ли им дело до того, что эта мечта может быть рождена бесчисленной ложью? Нет. Им нет до этого дела. Ни один современный человеческий лидер не был так любим, как немцы любят Гитлера, Рольф. Ни Черчилль, ни Рузвельт. Ни одного лидера так не любили со времён других подобных ему: со времён Наполеона, Цезаря, императоров древней Азии.

Ревик стоит с пустым лицом.

Затем он смеётся.

- Ты сам такой человек! - говорит он.

- Да, - Галейт улыбается. - Я такой. Но я также тот, кто видит правду. Более того, я её принимаю. Ты осудишь меня за это? Назовёшь предателем расы за то, что я выбрал реальность?

Ревик медлит, глядя на него.

- Нет, - говорит он.

Ревику больно. Я чувствую это в нем. Я чувствую сквозящую в нем боль, хоть это и не имеет смысла - тот факт, что я это чувствую. Пройдут десятилетия до того, как я вообще появлюсь на свет. Я осознаю, что боль связана с Элизой, и что-то сокрушает маленькие косточки в моей груди, отчего становится сложно дышать, сложно оставаться на прежнем месте. Безумие этого чувства не ускользает от меня.

Я ревную.

Я безумно ревную, и это чувство вызвано двумя мёртвыми людьми.

Я прослеживаю взглядом грязевые колеи внизу. Люди в серо-зелёной униформе катят резервуар газа на повозке, в которую деревянным хомутом запряжён мул. Солдаты покрикивают на мула, дёргают за уздечку, пока мул, повозка и резервуар не оказываются посередине грязевых колей на круговой подъездной дорожке. Туда сгружены ещё два резервуара, которые подвезли другой мул и лошадь. Животные резко останавливаются там, где мужчины образуют строй в центре подъездной дорожки.