Князь Холод - Евдокимов Дмитрий Викторович - Страница 3

– То есть как? – от всей услышанной бредятины да от перспективы оказаться в теле умершего человека мне реально поплохело.

– Как, как? Умер Михаил Васильевич Бодров, нет его больше. Теперь ты князем будешь! Тебя как величали-то?

– Сергеем, – механически отозвался я, от греха подальше присаживаясь на лавку.

– Так вот, Сергей. Меня зовут Настасья Фоминична, целительница я, знахарка. Понятное дело, кто-то ведьмою кличет. Князь ко мне ехал, последняя надежда для него была. Да не доехал. Хорошо, что у меня всё готово было – я как выстрелы в лесу услышала, так сразу и запустила процесс.

– Процесс чего?

– Подселения.

– О, господи! – я схватился за голову. – По-русски объяснить можешь?

– Это как? – оторопела Фоминична.

Куда я попал? Что со мной сделали? Почему именно со мной? Вот ей-богу, дурной сон какой-то! Только он никак заканчиваться не хочет. И интуиция мне подсказывает, что сон этот может быть для меня реально опасным и даже смертельным. Но, несмотря на чувство опасности и всю абсурдность ситуации, паники у меня не было. Непонимание было, а вот паника – нет. То ли в силу природной уравновешенности, то ли отвар бабкин роль сыграл, но я продолжал смотреть на происходящее словно бы со стороны, словно не со мной всё это происходит, а с похожим на меня героем фильма.

Так. Нужно прекращать гадать и задавать самому себе вопросы, на которые не могу ответить. Какова бы ни была ситуация, надо брать ее под контроль. Пока эта… целительница под рукой, необходимо выяснить как можно больше. На чем тут мы остановились? Она не знает, что такое «по-русски», хотя объясняется со мной на вполне понятном русском языке. Разве что он какой-то слишком правильный, под старину стилизованный, без современных словечек. Ладно, мы понимаем друг друга, все остальное – вторично. Попытаемся прояснить другие вопросы.

– Настасья Фоминична, – я привычным жестом взъерошил волосы, отмечая их увеличившуюся длину – стричься пора, – давайте-ка по порядку. Князь был болен и ехал к вам на лечение. Но не доехал, попав в разбойничью засаду. Пока всё правильно?

– Всё так! – кивнула головой знахарка.

– В то же самое время я там, – указываю пальцем на зеркало, – нарываюсь на шайку хулиганов, с которыми у меня завязывается драка. И вот, когда я уже почти вырвался от них и до спасения остается один шаг, я вдруг переношусь в лес, в чужой одежде, с чужим оружием. И мне приходится биться с чужими противниками. Потом из кустов полезли люди в синих мундирах, и я потерял сознание. А пришел в себя уже здесь, спустя десять дней. Тоже правильно?

– Всё правильно рассказываешь, родимый!

– Теперь вот объясни мне, родимая, – в тон собеседнице спросил я, – как всё это произошло?

– Князь наш чахоточный был. Да еще, похоже, травили его помаленьку. Так что я сразу поняла, что шансов вылечить его уже нет. То есть нет шансов вылечить по-обычному.

– А как?

– Ну, есть такой способ, меня учили когда-то давно. В другом мире нужно отыскать человека, душа которого совместима с больным. После чего отделяется маленькая часть души этого человека и помещается в нужное тело. Фокус заключается в том, что потерявший частичку души почти не замечает потери, а получивший ее в другом мире, напротив, излечивается от тяжелых болезней и получает большой запас жизненных сил.

– За счет чего? – я скептически пожал плечами.

– Того не ведаю, – пожала плечами Фоминична, – то ли хвороба местная против другого мира бессильна, то ли процесс живительный сам по себе, но даже безнадежные больные выздоравливают. Ритуал тот давно известен, только сейчас уже умельцы перевелись. Может, я последняя и осталась. Тяжело это. И знания нужны, и сила немаленькая.

– То есть ты не просто целительница, – задумчиво протянул я, размышляя о том, как в этом мире поступают с ведьмами, – тут у нас колдовством попахивает. Князь этого стоил? Таких затрат и такого риска?

– Моя жизнь стоит этих затрат и этого риска, – усмехнулась хозяйка, – когда тебе грозят виселицей за отсутствие результата, выбирать не приходится.

– Понятно. И как же ты справилась? Ведь всё пошло не так.

– У князя еще хватило сил выбраться из реки и забраться в лес. Там он и умер. Связь между ним и тобой уже была установлена, но мне пришлось приложить еще больше сил, чтобы действовать на расстоянии. А частичка твоей души столкнулась с необходимостью осваивать всё тело. Потому и пробыл ты без сознания десять дней.

– М-да, похоже на байку из клиники для душевнобольных. И что же мне теперь князем быть? А если я не хочу?

– Так ведь у тебя, милок, выхода другого нет, – бабка ласково потрепала меня по голове, – либо ты князь Михаил Бодров, либо ты мертв.

– А назад меня никак нельзя отправить?

– В ближайшие лет десять я на подобные эксперименты точно не решусь. Да и к чему? Твоя частичка души уже заняла всё тело и стала душой полноценной. Отколоть от нее часть и отправить обратно? Остальное-то здесь останется.

– И то верно. Кругом засада получается, – я устало протер глаза, – но я ведь ничего не знаю про князя. У меня нет его знаний и памяти. Я как новорожденный ребенок в этом мире.

– Это верно. Но тут уж ничего не поделаешь. Спишем полную потерю памяти на тяжелое ранение.

3

Каурая лошадка не спеша вышагивала по каменистой тропинке. Близился полдень, и скупое осеннее солнце наконец-то прогрело воздух. Управляющий князя Бодрова Афанасий Кузьмич Сушков отер рукавом кафтана выступивший на лице пот и нервно оглянулся. После апрельских злоключений пятеро вооруженных охранников не казались ему достаточно надежной защитой. Тогда неожиданное нападение разбойников едва не отправило на тот свет князя Михаила Васильевича, между прочим, последнего в роду Бодровых.

Разбойники. Да какие там разбойники! Семеро душегубов даже не удосужились переодеться – так и щеголяли в форме второго иноземного пехотного полка. Остальные хоть и не в мундирах были, но тоже оказались вполне узнаваемыми однополчанами графа Воротынского – тот вечно с фрадштадтцами якшался. Конечно же всех их объявили дезертирами, но разве от этого легче?

А ведь Афанасий столько раз советовал князю избегать общества царевича Алексея и графа Андрея Воротынского, да куда там! Разве ж холопов слушают. Вот и допились-догулялись приятели: под обвинение в заговоре попали! Царевич, понятное дело, отделался легким испугом. Бодрова в годичную ссылку отправили в ненавистный Холодный Удел, что при его-то здоровье было равносильно смертному приговору. А Воротынский на каторжные работы угодил сроком на пять лет.

Оно и понятно – будь дело серьезным, отрубили бы головы прилюдно, и делу конец. А тут по пьяному делу раздухарились удальцы, наболтали лишнего, вот и проявил царь-батюшка великодушие. Только Воротынскому его связи с Фрадштадтом боком вышли – что-то там при обыске в его переписке нехорошее вскрылось. Но он отчего-то на князя нашего осерчал, мол, тот оговорил сотоварища перед следствием, потому и нагрянули к нему с обыском. Вот вам и повод для мщения, а предприимчивых родственников и друзей у графа предостаточно.

Тропа обогнула скалу, и настороженному взору Сушкова открылся вид на зажатую со всех сторон горами маленькую долину. Вся ее северная сторона поросла хвойным лесом, бодро карабкавшимся с равнины вверх по склону. Вытянутая в длину средняя часть представляла собой практически ровное поле, а низменную южную сторону делил на две части небольшой ручей. На самой границе леса и поля у подножия одинокой скалы был разбит маленький палаточный городок. В поле на хорошо утоптанной площадке стояли четыре пушки и две короткоствольных гаубицы, вокруг суетилась орудийная прислуга.

Афанасий Кузьмич поморщился. Мало того что неуставные две пушки и гаубицы были куплены за немалые деньги, так еще и боеприпас приходилось постоянно пополнять – видите ли, бомбардирам пристрелять орудия нужно. Так сколько ж можно пристреливать? Эдак и все деньги можно растратить на порох, да на ядра, да на гранаты. А деньги эти, между прочим, нелегко достаются. И он лично, Афанасий Сушков, бывает, недосыпает и недоедает за расчетами да за мыслями: где бы еще сэкономить да где бы еще заработать.