Москва – город проклятых (СИ) - Кротков Антон Павлович - Страница 65

— Спокойно, гражданочка! Всем хочу сказать, что ситуация под контролем: вслед за нашим автобусом движется конвойная группа с бронетранспортёрами, они нас прикроют.

На предпоследнем кресле справа стало плохо женщине, от всех этих переживаний с ней случился сердечный приступ. Маленькое морщинистое лицо старушки сильно побледнело. Санинструктор его роты прапорщик Нифонтовой пыталась ей помочь. Но больная едва подавала признаки жизни, зрачки её закатились, нижняя челюсть безвольно отпала. Но когда санинструктор стала закатывать ей рукав, чтобы измерить артериальное давление, женщина едва слышно застонала. И всё же они теряли пассажирку. Кровяное давление быстро падало, пульс сильно замедлился, дыхание стало поверхностным и нерегулярным.

Но вдруг температура резко подскочила чуть ли не до сорока градусов, только что старушка была холодная как покойница, как превратилась в раскалённую печь! Нифонтова растерянно взглянула на комбата.

Офицеров запаса учили оказывать экстренную медицинскую помощь. Однако и непрямой массаж сердца, и укол адреналина не привели к улучшению состояния пожилой женщины. Пытаясь провести искусственное дыхание изо рта в рот, капитан задохнулся на миг от невообразимого зловония, исходящего от благообразной и чистенькой на вид старушки. Запах канализации и гнилых яиц буквально вывернул капитана наизнанку. Через несколько минут его подменила Нифонтова, и нежное её личико побелело и перекосилось. «Ничего, справится!» — сказал себе капитан и поспешил в другое место. Впрочем, перед тем как уйти, он кое-что заметил. Санинструктор как раз сняла с руки старушки манжету тонометра, на её плече имелась рана, укус. Приглядевшись, Вас Вас понял, что на больную напало не животное. Судя по радиусу укуса и следам от зубов — человек, возможно, ребенок. Требовалось осмыслить увиденное, а пока он поспешил туда, где в нём нуждались. Словно комендант осаждённой крепости во время вражеского штурма, он обязан был поспевать везде, отдавать чёткие приказы. За этой суетой собственные недомогания как-то будто отступили на второй план, Вас Вас почти перестал замечать боль в животе.

Под его руководством двое солдат закрыли разбитые окна чемоданами и всем, что попалось им под руку.

Кому-то требовалась вода, кому-то успокоительное. Тех, кто близок был к истерике, Вас Вас пытался привести в чувство, однако одному ему было не справиться. И вскоре у него появились помощники из числа пассажиров. Первой, к кому он обратился, была та самая «поэтесса». Собственно она с самого отъезда добровольно взяла на себя обязанности «стюарда». И теперь, в критической ситуации, моложавая пенсионерка показала себя отнюдь не «оранжерейным цветком». Её спокойный, доброжелательный голос на многих подействовал умиротворяюще. «Пожилая девица» обладала юношеской энергией — подвижная и коммуникабельная волонтерка быстро подобрала себе четверых таких же толковых помощников, и благодаря команде добровольных психологов вскоре в автобусе стало заметно спокойнее. «Поэтесса» даже успевала декламировать вслух любимые классические стихи, поспевая везде и помогая каждому, кто в этом нуждался.

Через полчаса капитан подошёл к помощнице и сказал с усталой улыбкой:

— Объявляю вам благодарность.

— Служу Советскому союзу! — озорно ответила пожилая девчонка и приложила руку к своей большой смешной кепке с козырьком сдвинутым набок, которую она, кажется, никогда не снимала.

— Мне вас сам Бог послал! — признался Сенин. — Ведь отзывчивость на чужую беду нынче не часто встретить.

— Просто я из Егорьевска, — спокойно пояснила женщина. — А москвичи, как я заметила, болезненно сосредоточены на себе, окружающие их редко интересуют. Особенно теперь…

— Давайте хоть нормально познакомимся, — предложил капитан. — Я Василий Васильевич Сенин. Но для близких просто Вас Вас. Про вас я понял, что вы любите хорошую литературу, людей и саму жизнь.

— Татьяна Николаевна Бабушкина, — озарившись своей лучистой улыбкой, исправила недоразумение женщина. Даже теперь, посреди всего этого ужаса, её глаза продолжали светится любовью и мягкой иронией. Пользуясь случаем, Бабушкина зашептала ему на самое ухо:

— Вас Вас, можно я тоже вас так буду называть? Дорогой вы мой, скажите… вот когда вы сажали нас в автобус, то обещали, что к утру мы будем в безопасности: в специальном месте, где таким, как мы, смогут помочь. Вы были искренни, или же это была ложь во спасение?

Заметив смущение в глазах Сенина, женщина особым, очень доверительным образом коснулась его руки.

— Со мной вы можете быть абсолютно откровенны. Потому что если шансов у нас мало, то я должна подготовиться. Как человек философского склада, я спокойно отношусь к смерти, но всегда считала, что пациент имеет право знать всю правду о своём диагнозе, каким бы страшным он не был.

— Драгоценная вы моя, Татьяна Николаевна, — с искренней теплотой ответил капитан. — Не стану вас обманывать: там, куда мы едем, нас никто не ждёт. И всё же я надеюсь, что нам не откажут в помощи.

В глазах женщины появились слёзы счастья.

— Позвольте тогда, милый вы наш защитник, я вас обниму от всех нас!..

Через десять минут капитан получил новое сообщение от приятеля, на чьё КПП держал курс их автобус. Каким-то образом товарищу удалось выяснить новые подробности о лагере беженцев. И они оказались шокирующими. Он случайно набрел на странное, никем не охраняемое хранилище под открытым небом. На пустыре за леском, среди выгоревшей под солнцем травы и чахлых редких кустарников тянулась нескончаемая стена аккуратно сложенных друг в друга (по 20 штук) контейнеров прямоугольной формы из черного плотного картона. Их там было огромное количество, вероятно сотни тысяч, а может миллионы штук — сосчитать не представлялось возможным. И выглядело это так, будто их только вчера доставили — ни пыли на них, ни грязи. Рядом стояли десятки установок на колёсах. Это были передвижные кремационные печи. Друг это знал совершенно точно, потому что вскоре ему поручили выдать со своего склада ГСМ мазут для работы этих мобильных топок для сжигания трупов.

«Вася! — писал Сенину друг. — Я в шоке! Эти перестраховщики так бояться, что вирус вырвется за пределы зоны карантина, что похоже вообще никого не собираются спасать. Думаю, они расщедрились на бумажные гробы, чтобы унять собственную совесть. А вообще чувствуется большая путаница в головах у начальства. Так я не понял зачем нужны гробы, если пепел скорей всего будут ссыпать во рвы, и заливать бетоном или негашеной известью. Фото вырытых экскаватором длинных рвов я тебе тоже высылаю! Так что сюда тебе приезжать нельзя!!!».

Глава 49

Моторы вертолёта загудели как-то по иному — пилоты выходили на новый режим полёта. Винтокрылая машина будто набирала высоту. Пресс-секретарь Президента России поёжился от холода, вздрогнул и проснулся от прикосновения руки, лёгшей ему на плечо. Оказывается, он даже задремал в ожидании посадки: вместо двадцати минут, достаточных чтобы достигнуть подмосковного Внуково, они всё летели и летели куда-то. Придворный журналист, так неосмотрительно выдавший себя за своего высокопоставленного шефа, не догадывался, что за то время, что он спал, тяжёлый транспортный вертолёт дважды заправлялся прямо в воздухе от воздушных танкеров. При этом они шли очень низко, чтобы ни один радар не мог засечь их маршрут.

Разыграв спектакль исключительно ради того, чтобы поскорей оказаться со своей семьёй в безопасности, глава кремлёвского пула, сам того не ведая, отправился в свою последнюю командировку. Несчастный никогда бы не подумал, что по нелепой случайности должен умереть за другого. Огромные створки грузового люка были открыты, ещё только рассветало, поднимающееся из-за горизонта солнце окрасило в розовый свет безбрежное водное пространство внизу.

С обеих сторон, привязанные страховочными ремнями, рядом с пресс-секретарём стояли двое военных в лётных комбинезонах. Крепкие парни. Их лиц он не видел в предрассветном сумраке, но чувствовал, что спорить с ними бесполезно. Журналист уже всё понял. Животный страх, от которого сжалось всё внутри, парализовал волю к сопротивлению. Из кабины вышел тот самый медик, что опрашивал его при эвакуации, желая убедиться, что они берут на борт именно президента страны Владислава Козырева. Военный врач подошёл к ним. Зачем-то пощупал пульс пассажира, чему-то удовлетворённо кивнул и обратился к ассистентам. Из-за гула винтов и свиста ветра приговорённый не слышал, что сказал медик. А координатор акции не обратил никакого внимания на запоздалые протесты пассажира, попытки что-то ему объяснить. Врач сделал знак исполнителям. Один из них уверенным движением отстегнул страховочный ремень псевдопрезидента. Его заставили подняться. Никакой грубости. Палачи просто подвели журналиста к срезу люка и поставили на металлическую окантовку на самом краю пропасти. Словно жертвенное животное. Бедняга часто заморгал от сильного ветра, широко распахнув рот, цепенея от увиденного. Прямо под ним в пяти тысячах метрах морщилась бесконечная морская поверхность, тысячи складок-волн бушующего шторма покрывали её.