Москва – город проклятых (СИ) - Кротков Антон Павлович - Страница 62

Глава 47

Фасад главного военного музея из стекла и бетона с гранитным основанием выглядел необитаемым и неприступным, — этакий бастион в центре Москвы. Впечатление крепости усиливали танк и гаубица на каменных постаментах по бокам от широкой лестницы.

Только напрасно странный посетитель колотился в двери из прочного оргстекла, к нему никто не спешил выйти. Конечно же, музей не работал, тем более что день клонился к вечеру. Неизвестно, осталась ли внутри хоть одна живая душа…

Прилегающая широкая улица, — в прежние благополучные времена обычно всегда оживлённая (по ней даже ходили троллейбусы), — была пуста. Всего три автомобиля с большими интервалами проскочили мимо.

Вдруг послышались громкие голоса, крики и топот ног. По противоположному тротуару за деревьями, словно огромная подраненная птица, неслась белая фигура. За ней гналось пятеро мужиков. Им было очень весело. Распалённые ощущением вседозволенности и безнаказанности они гнали несчастную свистом и улюлюканьем. Жертва свернула во двор кирпичного дома, преследователи за ней.

…Когда Стас подбежал, подонки уже полностью сорвали с девушки лет шестнадцати одежду и забавлялись, гоняя голую по двору, перед тем как надругаться. Мечущаяся, бледнокожая, хрупкая, она напоминала загнанную охотниками лань. Вообще-то Стас был из тех людей, которые могут управлять собой и своими эмоциями. Но когда сталкивался с безнаказанным издевательством, мог превратиться и в неуправляемого. Что-то горячее к сердцу приливало, знакомая детдомовская злость окутывала мозг жарким облаком, пальцы сами собой в кулаки сжимались. Конечно, для начала желательно было сказать плохому человеку, чтобы он лучше заткнулся и по-хорошему убирался вон. Если поймёт — хорошо, не поймёт…Это его проблема…

Стас сжал кулаки и отыскал глазами предполагаемого главаря подонков:

— Я тебя сейчас удавлю вот этими руками, если не отпустишь её.

Появление постороннего немного охладило насильников, хотя их было пятеро, а чудак один и без оружия. Тем не менее, они на время оставили добычу.

Один из парней — с отвислой нижней губой, глубокими, резкими складками на щеках и колючим ёжиком волос окинул Легата оценивающим взглядом:

— Ты, я погляжу, не из этих синюшных гоблинов…Что, нравиться краля? — неприятный тип осклабился, своим видом он напоминал дикого вепря. — Ладно, мы не жадные: шестым будешь, если после нас тебе что-то достанется.

Вслед за «кабаном» его дружки довольно загоготали над шуточкой.

— А, по-моему, вы сами ничем не лучше тех синюшных гоблинов, о которых говорите, — процедил Стас.

Парни неожиданно обиделись:

— Мы музыканты! — гордо заявил один из них. — Играем по ресторанам и небольшим ночным клубам, но у нас не стало работы, не перед гоблинами же нам выступать по ночам?! Сегодня утром нам отказали в выезде из города. Понимаешь, мы все умрём, старичок! И она тоже, — парень кивнул на сжавшуюся от ужаса девушку. — Так почему эта жадная дура не хочет скрасить себе и нам последние часы на этой грешной земле шикарным актом свободной любви?!

За исключением главаря, остальные четверо парней действительно скорее напоминали битников шестидесятых годов — длинноволосых, бородатых неформалов, одетых весьма причудливо. На одном толстовка с атрибутикой тяжелого рока, волосы забраны в такую же самурайскую косичку на темечке как и у Стаса, только в носу у него серьга и кеды в цветочек. Другой вообще обликом напоминает Христа, разве что нимб над головой не светится! На третьем надет какой-то неряшливый балахон поверх мешковатых штанов, зато пальцы унизаны золотыми перстнями с камушками, а поверх розовой маечки с мультяшным рисунком красуется массивный крест из белого золота на толстой цепи — видать ребятишки грабанули ювелирный магазин. И всё же нет, от них не разило агрессией и спиртным, хотя судя по одурманенным глазам, ребятки всё-таки под кайфом. А так обычные молодые балбесы: шалые глаза, потрёпанные кудри, показная разнузданность с претензией на свою исключительность.

— Вначале мы решили стать волонтёрами и спасать слабых и убогих, но потом поняли, что это гнилая тема, — с трудом ворочая языком, словно рот у него был полон каши, горделиво сообщил парень с козлиной бородкой и в чёрном берете; длинные, спутанные волосы на его голове были схвачены кожаным ремешком в толстую косу.

— Насиловать девчонок конечно увлекательней, — презрительно съязвил Стас.

Один из патлатых философов проникновенно подтвердил:

— В том то и дело, старичок! То, что со всеми нами произошло — расплата за грехи! Всё равно мы все уже грешны, и расплачиваемся за свою грязную, порочную жизнь! Уже поздно спасать собственную падшую душу, остаётся впасть в нирвану. Мы даже песню про это написали: «Нас выжжет ядовитой голубой пылью, зато из праха грешного человечества взойдут волшебные цветы…».

— Дерьмовая вышла песенка, — сплюнул Стас. — И знаете что я вам скажу, парни, лучше вам оставить девчонку в покое и всё-таки попробовать податься в волонтёры, иначе вам однажды просто прострелят головы.

Лицо самого агрессивного из пятёрки — «кабана» и без того кажущееся свирепым побагровело, он выхватил нож и угрожающе попёр на Легата. Стас схватился за лезвие и смотрел в глаза бандиту. Кровь хлестала по ладони, а он всё смотрел. И негодяй вместе с дружками спасовали…

Через двадцать минут, проводив девушку до дома, Стас снова подбежал к музею. Между створками тяжёлых входных дверей за время его отсутствия возник крохотный зазор, Стас даже не сразу заметил появившуюся щель, а когда вошёл, услышал ворчливый голос:

— Тебе что, специальное приглашение требуется, супермен? Ну тогда извини!

В фойе его встречал пожилой человек в старой офицерской рубашке без погон. Поджарый, с голым черепом, даже без бровей, но при этом очень бодрый, подтянутый, чувствовалась закалка старого фронтовика.

— Ну как, переломал ноги этим животным? — пытливо вглядывались в лицо Легата не по-стариковски ясные глаза музейщика.

— Нет.

— Напрасно. Мы такую сволочь на фронте без разговоров в расход пускали…

Старикан усмехнулся и кивнул визитёру на его перебинтованную женским платком ладонь:

— А ты, видать, такой же, как и я — доброволец! На мне ведь живого места нет. Даже на ладонях шрамы были, пока не зарубцевались… Вот и теперь начальство и все сотрудники драпанули, а я один остался. Кто-то же должен охранять почти пятьдесят тысяч единиц хранения, в том числе бесценные реликвии. За потерю знамени на фронте знаешь что с часовыми делали?

— Знаю, отец.

— Тот-то же.

Пока шли через тёмные залы экспозиции, Легат рассказал старику о нужде, которая привела его сюда. И старый хранитель поверил ему на слово, ведь никаких документов при себе у капитана не было.

— Я на свете давненько живу и мне печати без надобности, тем паче, что при нынешнем развитии типографского дела сварганить липовый наряд или «ксиву» — не проблема. Ты мне главное человека покажи. А тебя, парень, я в деле видел, и лицо у тебя нашенской породы — солдатское. Так что мы с тобой, — сразу видать, — одного поля ягоды! И не важно, что между нами полвека разницы. А раз так, то я тебе помогу.

Вслед за пожилым хранителем капитан спустился в святая святых музея — в его подземное хранилище, и ему открылся настоящий рай для любителей военной истории! Одно подлинное Знамя победы с крыши поверженного Рейхстага чего стоило! Оно хранилось в специальной герметичной капсуле, а наверху в экспозиционном зале для посетителей была выставлена лишь его реплика.

Ну и конечно глаза разбегались от изобилия всякого оружия, правда, преимущественно очень старого. Многое годилось лишь в качестве украшения для интерьера и пополнения частных коллекций антиквариата. Тем не менее, старик уверял, что у него кое-что найдётся вполне пригодное к использованию.