Москва – город проклятых (СИ) - Кротков Антон Павлович - Страница 25

— Это правда, что тебе «Неоновый китаец» предлагал два миллиона евро, а ты отказался? — поинтересовался старый вор.

Стас угрюмо молчал, чуть пошатываясь.

— Значит, правда, — удовлетворенно протянул «Монах» и слегка похлопал его по плечу:

— Хочу тебе сказать: Китаец — редкая слякоть; ради прибыли растлевает детей, подсаживает на наркоту школьников… — Старый уголовник говорил не спеша, будто тщательно подбирал слова. — Я этого никогда не одобрял…

Понизив голос, и оглянувшись, он добавил:

— Ты правильный мужик. Постарайся продержаться до пятницы, не исключено, что ты мне понадобишься… И никому не верь: вся администрация на корню куплена Китайцем.

Он проснулся среди ночи, рядом спала жена. Мужчина нежно поцеловал её в тёплую щёку, жена улыбнулась во сне, и сквозь дрёму промурлыкала:

— Я тоже хочу этого…но так хочется досмотреть чудесный сон. Разбуди меня на час пораньше.

— Спи, родная, я люблю тебя.

— Я тебя тоже люблю, суслик, — продолжая сладко улыбаться, с закрытыми глазами проворковала жена, и перевернулась на другой бок.

Перед тем как выйти из спальни, молодой мужчин ещё раз бросил на жену полный нежности прощальный взгляд. По пути он заглянул в детскую комнату: трое их малышей мирно посапывали на своих кроватках. В гостиной мужчина закрыл форточку и на кухне тоже. Некоторое время он стоял в нерешительности перед газовой плитой, пока обострённым ухом не услышал, как задвигалась дверная ручка в прихожей — вначале медленно, будто кто-то осторожно пробовал, не забыли ли хозяева по рассеянности запереться изнутри; потом более настойчиво. Напрасно он надеялся, что его семью минует сия горькая чаша. Видать такова расплата за безволие, неспособность поднять свой голос против всех…

Павел Елизаров, младший научный сотрудник Института вирусологии им. Д. И. Ивановского, прекрасно знал, что у него нет времени на колебания. И в том, что происходит, есть и его немалая вина. Исследование пещер — «белых пятен» планеты было его страстью ещё со студенческой скамьи. Ведь древние пещеры можно сравнить с гигантскими консервными банками, которые в течение миллионов лет хранят в себе информацию о процессах, происходящих на нашей планете с самого момента возникновения биологический жизни, в том числе о климате, о давно вымерших животных, растениях. Пещеры влекли его к себе! В какой-то момент он потерял голову.

Павел выругался, проклятое научное любопытство! Оно доставляет человечеству одни беды… Он ведь одним из первых в экспедиции разглядел опасность. Красота дикой природы оказалась обманчива, ибо обрамляла врата в Преисподнюю, открывать которые было безумием… Правы оказались древние легенды местных индейцев. А ведь были знаки… Эти странные олени вокруг Оленьей пещеры. Учёные заметили их ещё в первый день на подходах к стоянке, и потом они неоднократно появлялись вблизи лагеря. Стада странных оленей блуждали по лесу в полной прострации. Нездоровая худоба, странный голубоватый оттенок шерсти, специфическая шатающаяся походка, остекленевший взгляд…и внезапные вспышки агрессии — заслышав голоса людей, копытные вегетарианцы, как по команде одновременно поворачивали головы в их сторону, но вместо того, чтобы поскорее убежать, демонстрировали намерение атаковать. Некоторые коллеги Елизарова приняли непугливый нрав оленей за обычное любопытство животных, мало знакомых с людьми, и с удовольствием включили парную оленину в меню экспедиции. Но проведённые исследования ткани мозга убитых зверей шокировали всех… Руководитель экспедиции профессор Дмитрий Иванович Вознесенский попытался закрыть ящик Пандоры, но было уже поздно. Его продавили спонсоры, ведь если запахло большими деньгами, то бороться с человеческой алчностью невероятно сложно… И всё же профессор должен был сделать всё возможное, чтобы запечатать адские врата.

В коридоре всё затихло, но Елизаров знал, что они не уйдут. Так что медлить нельзя! По лицу мужчины прошла судорога, но он заставил себя поочерёдно открыть все газовые конфорки. Некоторое время сидел на табурете и обречённо ждал. Шум и звон в ушах усиливался. Запах газа становился всё резче, стало трудно дышать, виски сдавило болью, в голове помутилось.

Повинуясь инстинкту самосохранения, молодой мужчина бросился вон, в прихожую, но здесь тоже стало как в душегубке. Скорее распахнуть дверь в подъезд, чтобы выпустить отравленный воздух!

Вдруг Елизаров опомнился: что он делает?! Павел прильнул к дверному глазку. Лестничная площадка была полна ими! В ужасе отшатнувшись, молодой человек заметался, словно пойманный в ловушку кролик. Ведь должно же существовать спасительное решение! Дверь содрогнулась: стало понятно, что долго она не протянет. Как-то весь сразу сникнув, учёный покорно вернулся на кухню, взял с тумбочки зажигалку и щёлкнул ею…

Глава 24

Первую ночь в тюремной больнице Стас провёл тревожно, почти не спал — всё прислушивался: в отделении было тихо, но спокойней от этого на душе не становилось. Его поместили одного в отдельный двухместный бокс, это могло быть сделано умышленно — так легче расправиться без свидетелей.

Наутро, после приёма лекарств, Стасу принесли миску перловой каши и кружку какао. Но он даже не притронулся к еде, вид которой вызывал лишь отвращение. Видать хорошо вчера его стукнули по голове, если до сих пор затылок ломит и подташнивает.

Потом был обход врача. А в полдень к нему подселили соседа. В палату с заплечным вещмешком вошёл мужичок лет сорока пяти с тёмным азиатским лицом. Стасу он сразу не понравился — Гарик вполне мог подослать к нему неказистого на вид убийцу из азиатов, чтобы усыпить его бдительность. Подселенец напомнил Легату одного из тех боевиков, с которыми он несколько лет назад воевал на Востоке. Такому «душману» прикончить неверного — одно удовольствие и совсем не грех, даже наоборот… Сосед оказался ярым мусульманином, и даже тюремный режим не сумел отвадить его от обычного намаза и пятиразовой молитвы.

Вначале Стас отворачивался к стенке, едва сосед расстилал на полу свой коврик. Потом отворачиваться надоело. От нечего делать он стал просто тупо наблюдать за размеренно отбивающим поклоны азиатом (всё лучше, чем пялиться в стену). Но так как происходило это регулярно, то непонятное бормотание стало раздражать всё сильней… Так прошли сутки.

Вечером следующего дня, сосед как обычно расстелил свой коврик, опустился на колени, чтобы начать разговор с Всевышним. Стас опустился с ним рядом.

…Лишь закончив молитву, сосед повернулся к русскому и удивлённо спросил:

— Разве ты мусульманин?

— Какая разница, — ответил Легат.

Сосед помолчал, но в итоге философски согласился, что всё в руках Аллаха. Так они познакомились. Звали соседа Хамит. Говорил он по-русски с сильным акцентом, иногда забавно путаясь в падежах и склонениях, тем не менее, оказался довольно занятным собеседником. Благостный, даже кроткий вид его был обманчив. О себе Хамит с гордостью рассказывал, что происходит из знатного рода казанских карачи и что будто бы в его жилах течет капля крови самого великого Чингисхана. В больницу он угодил с гипертоническим кризом, а ещё у него диабет и множество других болячек.

Среди заключённых у потомка чингизидов было много земляков, некоторые работали в тюремной обслуге. Уже на второй день пребывания Хамита в больнице к ним в палату заглянул один такой знакомый, молодой худенький паренёк, который доставил в больницу свежее бельё из прачечной. Они о чём-то пошептались на своём языке, и парень ушёл.

Конечно Легату было небезынтересно узнать, о чём они говорили, но лезть с расспросами не хотелось. Прошло некоторое время, и татарин сам заговорил со Стасом об этом:

— Правильно, что ты Аллаха признал, — похвалил Хамит. — Скоро Всевышний призовёт к себе всех праведников, а неверных и вонючих грешников сбросит в адскую лаву. Но вначале лишит их разума, превратив в зверей.