Наказание в награду - Джордж Элизабет - Страница 36

– Черт побери, – произнесла Хейверс, – когда же этот парень выполнял свои обязанности диакона?

Изабелла знала о том, что входит в обязанности диакона, ничуть не больше Хейверс, поэтому предположила:

– Может быть, все это и есть его обязанности?

– Похоже на то… – В голосе сержанта слышались сомнения.

Суперинтендант посмотрела на нее. Барбара щурилась от любопытства, но, как только почувствовала, что на нее смотрят, постаралась придать своему лицу равнодушное выражение. По мнению Изабеллы, это не только раздражало, но и было контрпродуктивно.

– Отставить, сержант, – сказала она и сразу же поняла, что это прозвучало так, будто мать разговаривает со своей дочерью-подростком, посмевшей высказать свое мнение.

– Что именно? – уточнила Хейверс.

– Если вам в голову приходят какие-то мысли, то я предпочитаю о них знать.

– Прошу прощения, командир, я…

– И прекратите эти ваши постоянные извинения!

– Простите… – Барбара зажала рот рукой.

– Давайте все-таки придем к какому-то общему знаменателю. – Суперинтендант раздраженно посмотрела на сержанта. – Мы здесь для того, чтобы во всем разобраться. И чем скорее мы это сделаем, тем скорее вернемся в Лондон. Так что вы хотели сказать?

– То, что это все выглядит как-то неестественно. – Хейверс показала на статью, включавшую в себя также интервью с несколькими людьми, которым Дрюитт так или иначе помог своей деятельностью, и с теми, кто работал с диаконом плечом к плечу в разных ипостасях. Как и следовало ожидать, все они с восторгом говорили о том благотворном влиянии, которое он оказывает на молодежь в городе, о его благородстве духа, о его душевной теплоте и доброте.

– Как будто он, знаете… «слишком сильно протестует».

– Что, черт возьми, вы имеете в виду?

– Прос… ой! Это из Шекспира. «Эта женщина слишком сильно протестует»[96] и все такое.

Изабелла села на пятки возле той коробки, которую разбирала стоя на коленях, и подозрительно осмотрела Хейверс.

– Почему мне все время кажется, что вы научились у детектива-инспектора Линли всяким восхитительным вещам? И часто вы используете в ваших совместных расследованиях цитаты из Шекспира?

– Просто он старается развить во мне вкус к лучшим образцам поэзии, командир… – Сержант закашлялась. – Думаю, что скоро мы перейдем к Диккенсу. Но только после того, как закончим с Шекспиром. У него он, кстати, выбирает кровь. Я хочу сказать, пьесы, в которых кого-то убивают. Но пока я освоила только «Гамлета». Путаюсь, когда дело доходит до «Макбета»[97].

Какое-то время Изабелла молча смотрела на нее. Что-то в глазах Хейверс говорило о том…

– Вы сейчас шутите, правильно? – спросила суперинтендант.

– Ну-у-у… да. Наверное. Совсем чуть-чуть.

– Почему я поняла это только тогда, когда вы заговорили о трудностях с «Макбетом»? И почему мне кажется, что вы даже во сне можете его цитировать?

– Это неправда, – поспешно возразила ей сержант. – То есть только до той сцены с окровавленным кинжалом. Ну, может быть, еще сцену сна и проклятого места, но не больше.

– Понятно… – Изабелла решила вернуться к тому, с чего они начали. – Так что про эту женщину?

– Мне просто кажется, что все это волонтерство, – тут Барбара указала на статью, – имеет под собой какую-то подоплеку. И что она касается как раз проблемы восприятия человека. Этот звонок на «три девятки». То место, в котором речь идет о лицемерии. Весь этот публичный шум о том, что Дрюитт… Не знаю, как поточнее выразиться.

– Безупречно хорош? И в равной степени восхитителен?

– Как будто он старается обязательно сделать все то, что Господь велит делать добрым христианам. Словно перед ним список, в котором он ставит галочки напротив выполненных добрых дел. Если хотите знать мое мнение, это уже через край. Создается впечатление, что он хочет что-то скрыть. Поэтому, возможно, кто-то, прочитав эту статью, подумал: «Подожди-ка, приятель, меня этим не купишь». И сделал этот телефонный звонок, потому что не может видеть, как такой монстр получает все эти славословия, когда единственное, чего он достоин, это…

– Арест, – закончила за нее Изабелла.

– После которого начнутся пересуды и он перестанет быть Человеком года.

– Согласна, – Изабелла кивнула. – Но мы не можем сбрасывать со счетов то, что звонок не имел никакого отношения к лицемерию, а целью его была месть.

– А разве педофилия и месть никак не связаны? «Ты сотворил это с моим ребенком», или, еще лучше, «ты сотворил это со мной, когда мне было десять лет, приятель, и теперь я съем тебя за обедом». Что-нибудь в этом роде.

– Я вас понимаю. И, наверное, соглашусь с вами, сержант. Титул «Человек года», статья в газете и телефонный звонок… Они вполне могут быть тесно связаны, не так ли?

Было видно, что Хейверс с удовольствием выслушала это, но последнее, чего хотела суперинтендант, – так это получить сержанта со своими собственными суждениями.

– Полагаю, что вы согласитесь, что месть необязательно должна привести к смерти, – заметила Ардери. – Разрушить репутацию может быть вполне достаточно, а достигается это самим фактом ареста, расследованием и судом на глазах у всей общественности, результат которого уже не так важен.

– Я вас понимаю, – согласилась Хейверс, и по ней было видно, что она ничуть не сконфужена. – Но у нас есть еще вот это. – Барбара подняла ежедневник, который им передала Флора Беванс. – Колонка А, – с этими словами она помахала ежедневником в воздухе, – хочет, чтобы ее сопоставили с колонкой Б. – И показала пальцем на газетную статью.

– Что вы хотите этим сказать?

– Этим я хочу сказать, что в ежедневнике может быть нечто, что никем не принималось во внимание – просто потому, что об этом никто не знал. И если мы хотим, чтобы мистер Дрюитт держался подальше от своих адвокатов, нам придется проверить, так ли это.

Ладлоу, Шропшир

Барбара Хейверс рассталась с Ардери с ощущением, что она все-таки выиграла этот раунд. Между их совместными поисками среди вещей Дрюитта и последующей встречей на аперитив в холле перед обедом у нее было время пролистать ежедневник диакона. И в нем она действительно обнаружила нечто, что заслуживало пристального внимания.

Но, спустившись в холл гостиницы, сержант увидела, что в Гриффит-Холл в тот день заселились новые постояльцы. И то, что они сейчас поглощали шампанское в баре, не позволило ей серьезно поговорить со старшим суперинтендантом ни во время предобеденных поклевок и аперитива – водка-мартини для командира и полпинты эля для Барбары, которую она планировала растянуть на весь обед, – ни во время обеда.

Хотя за все это время мобильный Ардери звонил три раза, она лишь смотрела на экран, чтобы определить, кто звонит – дважды с выражением омерзения на лице, – и позволяла ему переключаться на голосовую почту. Когда они после обеда пили в холле кофе, телефон зазвонил в четвертый раз. Суперинтендант ответила на звонок, сообщив Барбаре, что это Хильер, и вышла из помещения.

«Чур меня», – подумала Хейверс. Если речь шла о том, что они делали в Шропшире, то помощник комиссара, оставаясь верным себе, наверняка хотел, чтобы они облизали здесь всех местных и свалили восвояси.

Сержант захватила с собой одну из папок с отчетом КРЖП. Пока Ардери отвечала на звонок, Хейверс открыла ее и нашла то место, которое касалось основного, по ее мнению, вопроса в расследовании самоубийства Йена Дрюитта: что ПОП Гэри Раддок делал в то время, когда диакон вешался, и что он сделал, когда нашел неподвижное тело Дрюитта повисшим на дверной ручке.

Показания Раддока о том, что произошло той ночью, были подтверждены многими людьми: владельцем «Харт и Хинд» на Куолити-сквер, согласившимся, что в тот вечер в клубе действительно началась пьянка; владельцами других пабов в городе, подтвердившими, что Раддок звонил им и просил не обслуживать подвыпившую молодежь, говоря о том, что не сможет помочь в случае каких-то проблем; командиром Раддока – сержантом из команды полицейских общественной поддержки, – подтвердившим историю об ограблениях, из-за которой Раддоку пришлось арестовывать Дрюитта. Парамедики, прибывшие после истеричного звонка Раддока на номер 999, рассказали, что в тот момент, когда они появились в участке, тело Дрюитта лежало навзничь на полу – лигатура была снята с шеи, – а Раддок делал ему искусственное дыхание с криками: «Ну же! Давай! Чтоб тебя!», как будто мертвый мог его услышать. То, что человек был мертв, парамедики поняли сразу же, хотя и попытались его реанимировать. Но в результате все их усилия оказались тщетными, и ответственность за смерть Дрюитта полностью легла на плечи ПОПа.