Июль для Юлии (СИ) - Сунгуров Артур - Страница 17

Они прокрались по двору, Василь посадил Юлию Павловну на подоконник и помог перебросить в комнату юбки. Поразмыслив, он воровато оглянулся и одним прыжком перемахнул в комнату. Юлия Павловна нашла в себе силы только сесть в кресло. Василь увидел ее бледное лицо с расширенными глазами.

— Вася, — прошептала она. — Вы не должны…

— Да бросьте, барышня, — засмеялся он тихо. — Вы же сейчас ни рукой, ни ногой не пошевелите.

Он взбил подушки и перину, откинул одеяло. Потом помог Юлии Павловне снять платье и подал ночную рубашку.

— Отвернитесь… — попросила она, и даже в темноте, потому что свечи они не зажигали, было заметно, как она краснеет.

Василь отвернулся, скрывая улыбку. Прямо перед ним висело зеркало, и в нем отражалась стройная фигурка барышни. Василь закусил губу, глядя на обнажившуюся белую спину. Снимать панталончики она не пожелала, и торопливо нырнула в ночную рубашку, которая скрыла ее от шеи до пяток. Василь едва не застонал от разочарования.

— Можно? — спросил он и повернулся, не дожидаясь ответа.

Уложив Юлию в постель и укрыв ее со старанием, почище заботливой нянюшки, Василь встал перед изголовьем на колени. Веки ее слипались, но на губах играла улыбка.

— Спасибо, Васенька… Все было так чудесно…

— Спите, — шепнул он, подоткнув одеяло.

Он смотрел, как она засыпает и испытывал самые прекрасные муки, которые можно только вообразить. Вскоре дыханье Юлии Павловны стало ровным, она уснула.

— Люблю тебя… — сказал он вполголоса и коснулся губами ее щеки.

Прогулки юной пары продолжались каждую ночь, втайне от глазастой Даши, от Меланьи, вынюхивающей по углам, от любопытных деревенских девок. Заговорщики шли к мосткам, перебирались на лодке на другую сторону реки и плавали до тех пор, пока кожу не начинало покалывать от холода. Отогревались, добегая до дома, и там прощались до утра. К радости Даши, ее хозяйка обрела живость движений. Теперь она не ходила, как старушка, едва передвигая ноги, а подпрыгивала, подскакивала и бегала не хуже любой крестьянской девчонки.

После завтрака Юлия Павловна и Василь ходили в лес за грибами и ягодами. Василь показывал девушке потаенные тропки, черничники и земляничники, которыми славились ***ские леса. Молодые люди играли в прятки в папоротниках и пели дуэтом, сидя на гнутых березовых стволах. Однажды Василь показал Юлии Павловне пасеку. Пасечник наломал им сот со свежайшим медом, и лакомка барышня полезла за сладостями. Естественно, в нетерпеливый пальчик тут же впилась пчела, и пришлось успокаивать, вытаскивать жало и прикладывать мятый подорожник.

После прогулки возвращались домой, чтобы Василь успел на репетицию. Когда Немчин уходил почивать, молодые люди обедали и отдыхали в гостиной, ленясь даже играть на рояле. Даша, как и большинство обитателей барского дома, в такое время любила соснуть, но Василя и Юлию Павловну отдых не прельщал. В эти часы сиесты, когда усадьба превращалась в сонный замок спящей красавицы, они разговаривали, рассказывая о себе и с жадностью слушая рассказы другого. Рассказывал, в основном, Василь, который успел объехать, как убедилась Юлия Павловна, почти всю Европу, а жизнь барышни была крайне скудна впечатлениями и событиями.

После обеда Василь уходил репетировать, а Юлия Павловна с нетерпением ждала наступления вечера. И они снова бродили по заросшему саду, стояли над рекой, бросая камешки в зеркальную гладь, играли в беседке в шахматы или читали книги. Иногда танцевали под музыку крепостного оркестра, и вместе с ними лихо отплясывали и Евлампий, и остальные артисты, только Агаша не принимала участия в веселии. Незаметно уходила или сидела в уголочке, занимаясь шитьем.

Добрая Юлия Павловна пыталась разговорить артистку, но Агаша упорно отмалчивалась, и с губ ее не сходила натянутая улыбка.

Когда на ночь доили коров, Василь вел барышню во внутренний двор и приносил кружку парного молока, строго следя, чтобы все было выпито. Потом провожал девушку до спальни, чинно прощался под грозным оком Даши, и убегал, дожидаясь заветного ночного часа, когда красавица перепрыгнет через подоконник…

Дни летели, как быстрые белокрылые птицы. Дни были полны счастья, света, веселья и красоты. Порой Даша посматривала на свою хозяйку и удивлялась: куда пропала та болезненная барышня, которая с тоской смотрела в окно московского дома? Не иначе умерла от аглицкой хандры. Зато на смену ей явилась другая — ясноглазая, румяная, заразительно хохочущая. Как легка была теперь ее походка, сколько живости было в движениях! Даша стала замечать в Юлии Павловне и кокетство, столь ей не свойственное, и милое озорство, столь долго скрывавшееся под меланхоличной маской.

Замечала Даша и другое… Красавец-певец совсем потерял голову от молодой хозяйки. Цыганская кровь его кипела. Взгляды, которые он бросал на девушку, услужливость, с которой исполнял любое ее желание, были красноречивее любых слов. Даша терзалась от беспокойства, не зная, что лучше для ее воспитанницы — находиться в блаженном неведении относительно чувств крепостного или быть готовой во всеоружии отразить нападение его страсти, если таковая прорвется наружу…

Глава VI

Юлия Павловна села в самом уголочке зала для репетиций, не желая мешать артистам. Она почти спряталась за раскладной ширмой, изображавшей стену Трои, и выглядывала из-за знаменитой крепости, стараясь не привлекать внимания. Она вела себя так тихо и незаметно, что кроме Василя и Алевтины присутствия барышни никто не заметил.

Василь помахал ей рукой и убежал за кулисы. Он был невероятно счастлив. Сегодня барышня впервые согласилась придти на репетицию. По доброте душевной, Василю казалось, что Юлия Павловна брезгует крепостным театром. Ему было стыдно и неловко за то, что он поет дешевые песенки под палкой немца. Но возможность смотреть на девушку, когда все внутри переворачивается от ненависти к Немчину — это была награда. Подумать только — она будет слушать его, а он будет петь только для этой прелестницы. Не для Немчина, не для барина нового, а для нее.

В свою очередь Юлия Павловна, в силу природной скромности, не хотела каким-либо образом помешать репетициям. Она считала, что поступит некрасиво, если будет сидеть в первом ряду, изображая барыню и разглядывая танцоров и солистов.

Василь призвал на помощь все свое красноречие, дабы убедить девушку провести утренние часы в малом зале, где находилась сцена. Юлия Павловна в конце концов согласилась. Чтобы чувствовать себя увереннее, она попросила Алевтину, с которой очень сблизилась в последние дни, побыть рядом. Алевтина не участвовала в спектакле, поэтому могла позволить побездельничать возле барышни. Крепостная артистка шепотом рассказывала девушке сюжет и объясняла назначение тех или иных деталей декораций.

В этот раз Василь не опоздал на спевку и тем самым был избавлен от оплеух. На репетициях костюмы артистам не полагались. Некоторые надевали кое-что из реквизита — короны, плащи, вооружались мечами. Василь не стал ничего на себя цеплять. Он и без этого чувствовал возбуждение, творческое вдохновение, которого уже давно не ощущал. Все его существо радовалось, трепетало, волновалось, казалось, только крылья расправить — и в полет!.. А виной всему была пепельная головка в углу зала. Он то и дело посматривал на барышню, и улыбка сама собой появлялась на его губах.

После балетных дивертисментов вышли певцы. Юлия Павловна задрожала, узнав звуки арии. Какое она произвела на нее впечатление в первый день приезда! Жаль, что не удалось дослушать пение до конца.

На сцене все было, как в прошлый раз. Елена боялась охвативших ее чувств, Парис уговаривал бежать. Так же двигались хористы, так же танцевали вокруг солистов танцовщицы. Только с Юлией Павловной, притаившейся за ширмой, произошли разительные перемены. Она уже не сидела в подушках, с томным и нездоровым видом. Наоборот, щечки ее пылали, глаза горели, а носком атласной туфельки она отстукивала такт.