Клинок мертвеца - Скалл Люк - Страница 2

В западне.

Он опустился на каменный пол. Больше ничего не сделать. Не такой смерти он хотел — оказаться загнанным в угол и дожидаться кончины от жажды или голода. И тем не менее так вышло. Слово свое он сдержал. Кейн и найденыши, должно быть, уже добрались до безопасного места — если где–нибудь можно чувствовать себя в безопасности от этой жуткой твари, что торчит тут напротив.

Сидя там, он утратил счет времени. Гхолам не двигался. День ли прошел, неделя…

Он начал терять сознание, тело стало ему отказывать. Боли особой не было, но, собственно, физическая боль никогда его не страшила. Не то что боль предательства. Боль от удара в спину, нанесенного единственным человеком, которому он доверял.

Внезапно гхолам пошевелился. Развернулся и уплыл, словно решил прекратить преследование или каким–то образом нашел себе другую цель. Ни первое, ни второе не казалось ему возможным, но, как бы то ни было, ему повезло.

Он обождал несколько часов: не вернется ли гхолам. Потом с трудом поднялся на ноги, опираясь о стену. Факел давно погас, лишь от рун вокруг него исходило мягкое голубое свечение.

Прихрамывая, он поплелся назад через тюрьму, перед глазами все расплывалось, и ориентировался он с трудом. Добравшись до перекрестка, он остановился, моргая, и тут его накрыла волна дикого шума: вой, цоканье когтей, скрежет клыков. За ним пришли пожиратели плоти. Десятки, быть может, сотни этих тварей, которые сжимали в лапах грубые самодельные кинжалы из камня, заполнили проходы со всех сторон.

На мгновение он закрыл глаза. Он так устал, что с трудом стоял. Будет быстрее, если просто опуститься на пол и дать им покончить с этим. Но за ним оставалось еще одно обещание.

Его глаза резко открылись. Он извлек топоры. Приготовился.

Волк оскалил зубы.

Милосердные деяния

На извилистых улочках города завывал зимний ветер, осыпая свежим снегом высокого субъекта, который грациозной походкой следовал в сторону гавани. На мгновение он остановился и отклонил назад голову, моргая черными, как обсидиан, глазами под падавшими на лицо снежинками. Они были почти невидимы на его коже цвета слоновой кости. Темно–синий плащ, означавший принадлежность к Судьям — высшим офицерам вторгшейся в город армии, развевался вокруг его стройной фигуры.

Айзек много раз ходил по этим улицам прежде, но лишь после прибытия Первой флотилии ему стало не нужно скрывать свою истинную сущность. Способность вводить в заблуждение менее развитые расы — редкое умение, которым он обладал наряду со своими сестрами, досталось по наследству от Закариана, одного из первых Пилигримов, исчезнувших в Пустоте. Продолжив путь к гавани, Айзек вознес безмолвную благодарность Пилигримам за их великую жертву. Они принесли ее, чтобы предотвратить вымирание своей расы.

«Человечество не получит подобной отсрочки», — мрачно подумал Судья. Он вспомнил о тех временах, когда земля, на которой построен этот серый город, была еще дикой пустошью. Королевство Андарр являло собой лишь горстку примитивных лачуг, когда Принц Обрахим объявил о Великом Переселении и фехды удалились на запад. Сородичи Айзека оставили расцветавшей молодой расе людей много своих знаний. Это было проявлением грандиозной щедрости, прощальным даром народу, который унаследует континент, подвергшийся огромным изменениям после колоссальных конфликтов между старшими расами.

Через две тысячи лет люди переплыли Бескрайний Океан и разыскали своих благодетелей. Мелиссан, сестра Айзека, предложила путешественникам помощь. Она даже согласилась, чтобы двое фехдов сопровождали людей на обратном пути через океан. Адуана и Фериан жаждали узнать больше о землях, которыми некогда обладал их народ.

В приливе гнева дыхание Айзека ускорилось. Его рука опустилась к прозрачному длинному мечу на поясе — оружию острее любого выкованного человеком. Он заставил себя успокоиться, и гнев растаял, как снег, присыпавший его золотистые волосы. Такие чувства — признак менее развитых рас. Он же — фехд и — более того — Судья.

Он устремил взгляд на юг, за гавань. К затопленным развалинам Призрачного порта, где его сородичей заточили в тюрьму и пытали. Адуана и Фериан, по меркам его народа, едва вышли из детского возраста, им было всего лишь по несколько столетий. Лорд–маг Мариус подверг их невообразимо ужасному.

Даже через огромные расстояния Бескрайнего Океана Айзек и его сородичи ощутили смерть Адуаны и Фериана. Со времен Великого Переселения погибла лишь горстка нестареющих фехдов, а теперь двоих убили при самых мрачных обстоятельствах.

Два десятилетия оплакивали их сородичи. Два десятилетия горевали они, прежде чем задумались о мести.

Айзек смотрел на людей, которые съеживались от страха, когда он проходил мимо них по пути в гавань. Большинство боялось даже взглянуть в его сторону. Кто–то всхлипывал, другие отворачивались и убегали. Им почти негде было укрыться — весь путь к причалам пролегал среди сожженных дотла зданий, все жилые дома, конторы и склады артиллерия Первой флотилии превратила в почерневшие раковины из оплавленного камня. Целые районы за гаванью были уничтожены в течение нескольких дней после прибытия армии фехдов. Треть жителей города стали бездомными.

Сонливия оказалась способна лишь на жалкое подобие сопротивления. Лорд–маг города был мертв, совет, управлявший им, публично уничтожили сестры Айзека. Никто из людей не мог выстоять даже против горстки обычных солдат–фехдов, не говоря уже об элите их армии — Судьях. Их мастерство владения оружием отточили века практики. Они обладали способностью так сильно воздействовать на чувства людей, что сумели бы превратить закаленных воинов в дрожащую массу. А оружие его народа далеко превосходило все, что человечество могло противопоставить для своей защиты. Среди этих недолговечных созданий Айзек и его сестры были подобны богам. Или кому–то вроде них.

Лишь увидев закутанных в лохмотья детей, которые жались к обгоревшим руинам своих домов, Айзек на короткое время почувствовал жалость. Самые старые люди казались ему недолговечными существами, а продолжительность их жизни — чьей–то жестокой шуткой, но эти дети — они уже были наполовину мертвы.

«Ты сделал выбор, — напомнил он себе. — Ты провел четыре года среди людей, оценивая их. Твой вердикт был суров, но справедлив. Не что иное, как абсолютное уничтожение. Полная зачистка континента от человека». Начиная с этого места, которое люди называли Благоприятным Краем.

Десять кораблей, составлявших Первую флотилию, заполнили гавань Сонливии. Все они — громадины из пушечной бронзы, и каждый из них превосходил размерами крупнейший боевой корабль, когда–либо построенный людьми. К тому же их приводили в движение не весла и не паруса, а огромные двигатели, которые легко пожирали пространства Бескрайнего Океана.

Сестры Айзека, Мелиссан и Нимувия, ожидали его на палубе флагманского корабля. Темно–синие плащи, означавшие принадлежность к Судьям, развевались за их спинами на шквалистом зимнем ветру.

— Брат, — приветствовала его Мелиссан. — Кажется, тебя что–то беспокоит.

Встав на носу судна, Айзек смотрел на пленников, суетившихся на палубе. Их были тут сотни, мужчин и женщин, которых он похитил и тайно ввез в город, чтобы ускорить его падение. Имплантаты в плоти пленников подавляли мысли и чувства, принуждали к абсолютному подчинению указаниям, которые давали Айзек и его сестры. Они будут безропотно служить своим бессмертным хозяевам, пока не умрут.

— Правильно ли низводить их до… этого? — изрек наконец Айзек. — Пилигримы учили, что рабство — величайшее из зол. В Прежние Времена заковать человека в цепи означало превратить его в нечто не лучшее, чем животное.

Мелиссан — одного роста с Айзеком, на голову выше любого из пленников–людей на корабле — подошла к брату. Ее волосы были подобны золотым нитям, а глаза черные, как тушь. Она — его полнокровная сестра, рождена теми же родителями.

— Они и есть животные.