Римский трибун
(Историческая повесть) - Жидков Станислав Николаевич - Страница 3

— Ты писал, что знаком с поэтом? — заинтересовался старый барон. — Расскажи о нем.

— О, это необыкновенный человек! В тридцать лет он уже и филолог, и историк, и географ, и философ. Но прежде всего — поэт. И какой поэт! В искусстве стихосложения с ним мог бы сравниться лишь Данте[1].

— Ты, разумеется, стал его покровителем? — опять спросил старый барон.

— Иметь такую звезду в свите не только приятно, но и полезно. К тому же как глава итальянской партии при папском дворе я обязан заботиться о нем. Мы стали друзьями. Петрарка посвятил мне один из своих прекрасных сонетов. Вот послушайте:

Кардинал многозначительно посмотрел на отца и брата.

— Одна — это его Лаура. Другой — это я!

— А нечестивый Вавилон, надо полагать, Авиньон? — покачал головой барон. — Не слишком-то он лестно выражается о новой столице христианского мира.

— Поэт, как и все мы, итальянцы, считает, что папа должен вернуться в Рим. Но его святейшество не хочет покидать Францию, — сказал монсиньор Джованни.

— Под защитой французского короля ему спокойней, — произнес Стефано Колонна-младший. — Здесь нельзя чувствовать себя в безопасности. У нас дня не проходит без войны и разбоев. Только что приходили купцы, просили дать им солдат. Даже днем они боятся выезжать из города. Дороги в округе кишат бандитами. Без большого отряда хоть не пускайся в путь.

— Да и в самом Риме не лучше, — подтвердил старый барон. — Недавно чуть было не убили моего внука. Он неосторожно вышел за ворота нашего квартала, так в него стреляли из арбалета. Хорошо, не попали. Мальчик вовремя убежал.

— Как, Джанни уже такой большой? — удивился кардинал. — Я помню его совсем малышом.

— Сейчас ты не узнаешь племянника, — с гордостью сказал старик. — Он растет быстро и будет со временем достойным продолжателем нашего рода. Однако пойдем-ка на женскую половину. Там тоже ждут дорогого гостя.

С крутого Авентинского холма, нависшего обрывистыми склонами над Тибром, Кола ди Риенцо и Нина любовались вечерним Римом. Дочь нотария была в длинном голубом платье, отороченном на шее синим бархатом. Сквозь узкие прорези рукавов виднелось белоснежное полотно рубашки. Золотистые волосы заплетены в тугую косу и украшены по моде того времени цветными лентами.

Рядом со своей нарядной спутницей Кола, в простом старом камзоле и сандалиях на босу ногу, больше походил на скромного слугу. Только атлетическая фигура и часто менявшееся выражение одухотворенного лица с орлиным носом приковывали внимание прохожих.

— Люблю наш древний город, но не могу спокойно смотреть на эти камни. Как вспомнишь о славном прошлом, невольно сравниваешь с тем, что стало. — Юноша показал на лежавшие вокруг руины. — Когда-то здесь были великолепные здания и жили свободные римские граждане.

— Зато теперь тут свободно пасутся овцы, — улыбнулась Нина. — Посмотри-ка, они даже бродят по священным развалинам храма.

— Неужели этому гиганту не суждено подняться! — с грустью произнес Кола.

Он замолчал и снова погрузился в размышления, глядя на раскинувшийся внизу город.

За двойной каменной оградой, на огромном пространстве среди беспорядочно разбросанных домишек и развалин античных сооружений виднелись засеянные поля, пустыри и чахлые виноградники. На вершинах холмов, где некогда возвышались императорские дворцы, стояли сейчас серые невзрачные замки римских вельмож и обнесенные высокими стенами монастыри. На фоне темной зелени ярко выделялись заросшие травой красные кирпичи кладки, сохранившиеся кое-где колонны и арки.

— Ты сегодня так погружен в мысли о далеком прошлом, что совсем не замечаешь настоящего, — с легким упреком сказала девушка. — Даже не похвалил моего нового платья. А ведь я трудилась над ним три дня.

— О, платье чудесное! Только для меня ты прекрасна в любом одеянии. — Кола взял ее за руку. — Знаешь, я с тех пор, как тебя встретил, чувствую в себе столько сил, что готов перевернуть мир.

— Не потому ли ты стащил вчера с седла мессере Фортифьекка?

— Этого подлеца следовало проучить. Он сбил своей лошадью ребенка.

— Префект[2] хотел тебя арестовать, да, к счастью, вступился Стефано Колонна. Старик не забыл, как ты отделал его врага Мартино ди Порто. Он ведь опять разбойничает на дорогах. Тебе следует быть осторожней. Не такой Мартино человек, чтобы прощать.

— Должно быть, у него крепкая голова, — засмеялся Кола. — При следующей встрече придется принять это во внимание.

— Все шутишь, а я постоянно в тревоге за тебя. Неужели нельзя не ввязываться в опасные переделки?

— Но будешь ли ты тогда уважать меня? Подумай, можно ли уважать труса?

— Ты прав! Я люблю тебя именно таким, — прошептала Ника.

Она вдруг положила руки ему на плечи и быстро поцеловала. От неожиданности Кола растерялся. Он успел ощутить ее влажные губы, успел почувствовать необыкновенную радость, но в то же время тревога и озабоченность невольно отразились на его лице.

Это заметила девушка.

— Что с тобой? — с беспокойством спросила она. — Ты чем-то огорчен?

— Согласится ли твой отец на наш брак? Говорят, мессере Франческо отказал недавно молодому синьору Бельведеро.

— Да он потому и отказал, что знает все, — улыбнулась Нина. — Я сама ему рассказала.

— А он?

— Сперва сердился за то, что мы скрыли от него. Потом одобрил мой выбор.

— Клянусь небом, учитель — необыкновенный человек! — просияв, воскликнул Кола. — Я уважаю его больше всех в городе.

— Отец тоже любит тебя. Говорит, из тебя выйдет настоящий ученый.

— О, Нина, я сейчас самый счастливый из людей! А ты — ты самая славная девушка на свете! — Он подхватил ее на руки и закружил в воздухе.

В узкой длинной мансарде у пылающего камина Кола ди Риенцо что-то переписывал с ветхого пергамента. Грубый, сколоченный из плохо обструганных досок стол был завален листами, свитками и книгами в толстых кожаных переплетах. В центре стоял глиняный чернильный прибор и стакан с очиненными гусиными перьями.

За окном хлестал дождь. Поскрипывая ставнями, завывал ветер.

Несмотря на горевший в камине огонь, в комнате было холодно и сыро.

— Еще пишешь? Не замерз? — поднимаясь по крутой лестнице, спросила Нина. — Попробуй пирога с маком.

Кола поцеловал жену, взял тонкий нож для очинки перьев и отрезал два куска.

— Попробуем, как у вас получилось.

— Много работы? Может быть, помочь? Почерк у меня почти такой же. — Нина посмотрела на разложенные на столе листы.

— Ничего, осталось переписать страниц десять. Потом отнесу к Чекко для разрисовки, и начнем переплетать.

— Для кого книга?

— Мессере Бруно заказал для Стефано Колонна. Им понравилось, как я сделал в прошлый раз томик Виргилия. Скоро у нас появятся деньги. Синьор хочет завести большую библиотеку.

— Теперь это в моде. Даже те, кто не умеет читать, приобретают книги. Боятся прослыть невеждами.