Цена соли (ЛП) - Хайсмит Патриция - Страница 63

Мистер Бернстайн равнодушно осмотрел ее работы. Тереза сказала, что она еще не говорила с мистером Харкви, и спросила мистера Бернстайна, берет ли тот себе помощников. Мистер Бернстайн заявил, что это в ведении Харкви, но, насколько он знал, у того их хватало. Мистер Бернстайн также не был в курсе, нуждалась ли на данный момент какая-нибудь студия по созданию декораций в помощнике. И Тереза подумала о платье стоимостью шестьдесят долларов. И о ста долларах, которые остались на ее счету в банке. Она сказала миссис Осборн, что та может показывать ее старую квартиру, когда пожелает, в любое время, потому что она съезжает. Тереза еще не представляла, куда. Она поднялась и поблагодарила мистера Бернстайна за то, что он хотя бы посмотрел ее работы. И поблагодарила она его с улыбкой на лице.

— А как насчет телевидения? — спросил мистер Бернстайн. — Вы пытались начать оттуда? Через них проще пробиться.

— Позже днем в Дюмонт я собираюсь встретиться с одним человеком.

В прошлом январе мистер Донохью назвал ей пару имен. Мистер Бернстайн добавил еще несколько.

Потом она позвонила в студию Харкви. Тот сказал, что она как раз застала его в дверях, но она может занести свои макеты в его студию сегодня, а завтра утром он их посмотрит.

— Кстати, завтра, около 5 вечера, в отеле Сейнт Реджис будет коктейльная вечеринка в честь Женевьевы Кранелл. Если вы туда заглянете, — сказал Харкви со своим отрывистым акцентом, который делал его мягкий голос точным, словно математическое уравнение, — то, по крайней мере, завтра мы с вами наверняка сможем увидеться. Вы сможете прийти?

— Да. С удовольствием. А где в Сейнт Реджис?

— Люкс D, с 5 до 7 вечера, — прочитал он на приглашении.

— Я буду там к шести.

Она вышла из телефонной будки такая счастливая, будто Харкви только что сделал ее своим партнером по бизнесу. Все двенадцать кварталов до его студии она прошла пешком, и оставила там свои макеты у молодого человека — не того, которого она видела там в январе. Харкви часто менял ассистентов. Она благоговейно осмотрела его мастерскую, прежде чем закрыть дверь. Возможно, довольно скоро он позволит ей заглянуть сюда снова. Вероятно, как раз завтра она об этом и узнает.

Она зашла в аптеку на Бродвее и позвонила оттуда Эбби в Нью Джерси. Голос Эбби звучал совсем по-другому в отличие от того раза, когда она звонила ей в Чикаго. Должно быть, дела Кэрол пошли намного лучше, подумала Тереза. Но она так и не спросила про нее. Она звонила, чтобы договориться о машине.

— Я могу приехать и забрать ее, если хочешь, — сказал Эбби. — Но почему бы тебе не позвонить Кэрол насчет нее? Я знаю, что ей будет приятно тебя услышать. — Эбби была как-то подозрительно любезна.

— Ну… — Тереза не хотела ей звонить. Но чего она боялась? Голоса Кэрол? Самой Кэрол? — Ладно. Я отгоню машину ей, если только она сама этого не захочет. Тогда я тебе перезвоню.

— Когда? Сегодня днем?

— Да, через пару минут.

Тереза подошла к дверям аптеки и постояла там несколько минут, разглядывая рекламу Кэмел, на которой было изображено гигантское лицо, испускающее колечки дыма, словно гигантские пончики, а потом глазея на низко сидящих, угрюмого вида таксистов, лавировавших, подобно акулам, по запруженным машинами дневным улицам; на знакомую мешанину из ресторанов, барных вывесок, навесов, ступенек перед входом и окон, эту красновато-коричневую суматоху переулка, походившего на сотни нью-йоркских улиц. Она вспомнила, как однажды шла по одной из Восьмидесятых улиц в западном районе города, вдоль фасадов из бурого песчаника, битком набитых человеческими существами, человеческими жизнями — некоторые прямо там начинались, некоторые заканчивались — и она вспомнила возникшее в ней ощущение подавленности, и как она торопилась пробежать мимо этих домов и добраться до авеню. Всего два или три месяца назад. Теперь такая же улица наполнила ее напряженным волнением, заставила захотеть окунуться в нее, ринуться по тротуару со всеми этими вывесками и театральными навесами, торопливыми и натыкающимися на нее людьми. Она повернулась и пошла обратно к телефонным будкам.

Мгновение спустя она услышала голос Кэрол.

— Когда ты приехала, Тереза?

При первых звуках этого голоса она ощутила краткий, трепещущий толчок, а потом все прошло.

— Вчера.

— Как ты? Ты выглядишь по-прежнему? — голос Кэрол звучал сдержанно, словно рядом с ней кто-то был, но Тереза была уверена, что никого там не было.

— Не совсем. А ты?

Кэрол сделала паузу.

— Ты говоришь по-другому.

— Да.

— Мы с тобой увидимся? Или ты не хочешь? Всего раз… — это был голос Кэрол, а вот слова — не ее. Слова были осторожными и неуверенными. — Как насчет сегодня днем? Машина у тебя?

— Днем мне нужно встретиться с парой человек. У меня не будет времени. — Когда это она отказывала Кэрол, когда Кэрол хотела ее видеть? — Хочешь, чтобы я пригнала тебе машину завтра?

— Нет, я могу за ней подъехать. Я же не инвалид. Машина вела себя хорошо?

— Она в хорошем состоянии, — сказала Тереза. — Нигде ни царапинки.

— А ты? — спросила Кэрол, но Тереза ничего не ответила.

— Мы встретимся завтра? У тебя есть время днем?

Они договорились встретиться в баре отеля Риц Тауэр на 57 Стрит в 4.30 и на этом закончили разговор.

Кэрол опаздывала на четверть часа. Тереза сидела и ждала ее за столиком, откуда ей были видны стеклянные двери, ведшие бар. Наконец, она увидела как Кэрол, входя, распахивает одну из дверей, и напряжение отозвалось в ней легкой тупой болью. На Кэрол была надета все та же шубка, те же черные замшевые туфли на каблуках, в которых она была в тот день, когда Тереза впервые ее увидела, но сейчас приподнятую светлую голову украшал красный шарф. Она увидела лицо Кэрол — похудевшее, чьи черты тронули непривычное удивление и легкая улыбка, когда Кэрол ее заметила.

— Привет, — сказала Тереза.

— Сначала я тебя даже не узнала, — секунду Кэрол постояла у столика, всматриваясь в нее, а потом присела. — Так мило с твоей стороны встретиться со мной.

— Не говори так.

Подошел официант, и Кэрол заказала чай. Тереза машинально заказала то же самое.

— Ты меня ненавидишь, Тереза? — спросила ее Кэрол.

— Нет, — Тереза чувствовала слабый аромат духов Кэрол, тот знакомый сладковатый запах, который сейчас был странно незнаком, потому что не пробуждал в ней то, что вызывал раньше. Она положила спичечный коробок, который сжимала в руке. — Как я могу тебя ненавидеть, Кэрол?

— Думаю, можешь. Какое-то время ты меня ненавидела, разве нет? — сказала Кэрол, словно утверждала непреложный факт.

— Ненавидела тебя? Нет.

Не совсем, могла бы она сказать. Но она поняла, что Кэрол прочла это по ее лицу.

— А теперь… ты повзрослела… ты одеваешься, как взрослая, и прическа у тебя взрослой женщины.

Тереза посмотрела в серые глаза Кэрол, которые теперь стали более серьезными, а еще — какими-то тоскующими, несмотря на уверенную посадку гордой головы, и снова опустила взгляд, будучи не в состоянии их постичь. «Она все еще красивая», — подумала Тереза с внезапной острой болью утраты.

— Я кое-чему научилась, — сказала Тереза.

— Чему?

— Что я… — Тереза замолчала, в ее мысли внезапно вмешалось воспоминание о портрете в Су-Фолс.

— Знаешь, ты выглядишь прекрасно, — сказала Кэрол. — Такое неожиданное превращение. Это потому что меня рядом не было?

— Нет, — выпалила Тереза. Она посмотрела на стоявший перед ней чай, которого не хотела, и нахмурилась. Фраза Кэрол про «превращение» навела ее на мысли о рождении, и смутила ее. Да, она родилась заново с тех пор, как оставила Кэрол. Она родилась в тот миг, когда увидела картину в библиотеке, и ее сдавленные рыдания тогда были похожи на первый крик младенца, которого тащат в этот мир против его воли. Она посмотрела на Кэрол. — Там была картина, в библиотеке в Су-Фолс, — пояснила она. А потом рассказала о ней Кэрол — просто и без всяких эмоций, словно историю, которая случилась с кем-то другим.