Цена соли (ЛП) - Хайсмит Патриция - Страница 39

— Я еще не знаю, какой адрес тебе дать, — сказала Тереза. — Знаю только, что мы едем в Чикаго.

Фил сказал, что может написать ей туда до востребования.

— Это был Ричард? — поинтересовалась Кэрол, когда Тереза вернулась.

— Нет. Фил МакЭлрой.

— Так значит, ты ничего не слышала о Ричарде?

— Нет, последние несколько дней — нет. Он прислал мне телеграмму сегодня утром, — Тереза замялась, а потом вытащила ее из кармана и прочла. Я НЕ ПЕРЕДУМАЛ, И ТЫ ТОЖЕ. ПИШИ МНЕ. ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. РИЧАРД.

— Думаю, ты должна ему позвонить, — сказала Кэрол. — Позвони ему из моего дома.

Они собирались заночевать в доме Кэрол и уехать рано утром.

— Наденешь это платье сегодня вечером? — спросила Кэрол.

— Я его примерю. Оно выглядит, как свадебное.

Тереза надела платье перед ужином. Оно было ей чуть ниже щиколоток, а сзади, на талии, завязывалось длинными белыми лентами. Вышитыми лентами был расшит и весь перед платья. Она спустилась вниз, чтобы показаться Кэрол. Та сидела в гостиной и писала письмо.

— Смотри, — позвала Тереза, улыбаясь.

Кэрол долго, долго смотрела на нее, а потом подошла и рассмотрела вышивку на поясе.

— Это просто музейный экспонат. Ты выглядишь восхитительно. Наденешь его сегодня вечером, пожалуйста?

— Оно такое вычурное.

Ей не хотелось носить его, потому что оно напоминало о Ричарде.

— Что это, черт возьми, за стиль такой? Русский?

Тереза хихикнула. Ей нравилось, как Кэрол чертыхается — всегда небрежно, но только тогда, когда рядом нет посторонних.

— Ну и? — повторила Кэрол.

Тереза уже поднималась по лестнице.

— Что ну и?

— Откуда у тебя такая привычка не отвечать, когда тебя спрашивают? — резко спросила Кэрол, и ее голос внезапно зазвучал жестко и гневно.

В глазах у Кэрол полыхал злой белый огонь, который она уже видела в тот раз, когда отказалась играть на пианино. А сейчас ее рассердил совершенный пустяк.

— Прости, Кэрол. Наверное, я тебя просто не расслышала.

— Ступай, — сказала Кэрол и отвернулась. — Ступай наверх и сними его.

«Это все еще из-за Харджа», — подумала Тереза. Она минутку помедлила, а потом пошла наверх. Развязала пояс, расстегнула рукава, глянула на себя в зеркало, а потом завязала и застегнула все снова. Если Кэрол хочет, чтобы она была в платье, она в нем будет.

Они вместе приготовили ужин, потому что у Флоренс уже начался ее трехнедельный отпуск. Открыли несколько баночек с деликатесами — Кэрол сказала, что она их специально приберегла, и как раз перед обедом приготовила в шейкере коктейль из виски и мятного ликера.

Тереза думала, что дурное настроение Кэрол прошло, но когда она начала наливать себе вторую порцию коктейля, Кэрол сухо сказала:

— Я не думаю, что тебе стоит пить еще.

И Тереза с улыбкой уступила. Но настроение Кэрол не улучшилось. Что бы Тереза ни делала, что бы ни говорила, его ничто не могло изменить, и Тереза ополчилась на платье, потому что оно ее угнетало, и поэтому она не могла придумать, что бы такого хорошего сказать. После ужина они прихватили с собой на крыльцо пирожные — засахаренные каштаны с коньяком — и кофе, но в полутьме разговаривали друг с другом еще меньше, и Тереза только почувствовала себя сонной и весьма подавленной.

На следующее утро Тереза обнаружила на заднем крыльце бумажный пакет. Внутри лежала игрушечная обезьянка с серо-белым мехом. Тереза показала ее Кэрол.

— Боже мой, — нежно проговорила Кэрол и улыбнулась. — Джакопо, — она взяла обезьянку и провела указательным пальцем по слегка грязной белой щеке игрушки. — Мы с Эбби всегда вешали его в задней части автомобиля.

— Эбби его принесла? Прошлой ночью?

— Наверное, — Кэрол пошла к машине с обезьянкой и чемоданом в руках.

Тереза вспомнила, как прошлой ночью дремала на глайдере, очнулась в абсолютной тишине и увидела, что Кэрол сидит и смотрит прямо перед собой — Кэрол, должно быть, услышала в ночи машину Эбби. Тереза помогла Кэрол расположить чемоданы и плед в багажнике автомобиля.

— Почему она не зашла? — спросила Тереза.

— Ох, ну это же Эбби, — ответила Кэрол с улыбкой и с той мимолетной застенчивостью, которая всегда удивляла Терезу. — Почему бы тебе не пойти и не позвонить Ричарду?

Тереза вздохнула.

— Вообще-то, я не могу. К этому времени его уже нет дома.

Было восемь сорок, а его занятия в школе начинались в девять.

— Тогда позвони его семье. Разве ты не собираешься поблагодарить их за коробку, что они тебе прислали?

— Я напишу им письмо.

— Позвони им сейчас, и тебе не придется писать им письмо. В любом случае, намного вежливее позвонить.

К телефону подошла миссис Семко. Тереза рассыпалась в похвалах платью и рукоделию миссис Семко и поблагодарила ее за угощение и вино.

— Ричард только что ушел, — сказала миссис Семко. — Ему будет тебя ужасно не хватать. Он уже не знает, куда себя деть, — она рассмеялась своим энергичным, пронзительным смехом, который заполнял кухню, где, как Тереза знала, она стояла; смехом, который разнесется по всему дому и долетит даже до опустевшей комнаты Ричарда на втором этаже. — У вас с Ричардом все в порядке? — спросила миссис Семко, и в голосе ее прозвучало едва заметное подозрение, хотя Тереза могла сказать, что она все еще улыбается.

Тереза сказала, что да. И пообещала писать. И в итоге почувствовала себя лучше, потому что позвонила.

Кэрол спросила ее, закрыла ли она окно в комнате наверху, и Тереза снова поднялась по лестнице, потому что не могла вспомнить. Она не закрыла окно, и кровать тоже не убрала, но на это уже не было времени. Флоренс может застелить постель, когда придет в понедельник, чтобы запереть дом.

Кэрол разговаривала по телефону, когда Тереза спустилась вниз. Она посмотрела на Терезу с улыбкой и протянула ей трубку. Тереза с первого слова поняла, что это была Ринди.

— … на… у… мистера Байрона. На ферме. Ты там была когда-нибудь, мама?

— А где это, солнышко? — спросила Кэрол.

— У мистера Байрона. У него есть лошади. Но не такие, какие тебе нравятся.

— Ой. А почему?

— Ну, они такие… рабочие.

Тереза попыталась расслышать в пронзительном, самом обычном голосе хоть что-то, напоминавшее голос Кэрол, и не смогла.

— Алло, — сказала Ринди. — Мама?

— Я слушаю тебя.

— Мне пора говорить «до свидания». Папа уже уезжает, — она закашлялась.

— У тебя кашель? — спросила Кэрол.

— Нет.

— Тогда не кашляй в трубку.

— Я хочу, чтобы ты взяла меня с собой в путешествие.

— Но я же не могу, потому что ты в школе. Но мы поедем путешествовать этим летом.

— А ты мне сможешь звонить?

— В поездке? Конечно, я буду звонить. Каждый день, — Кэрол взяла телефон и села, но все еще смотрела на Терезу — минуту или чуть дольше, пока продолжала разговаривать.

— Она такая серьезная, — заметила Тереза.

— Она рассказала мне, что вчера у нее был знаменательный день. Хардж разрешил ей прогулять школу.

Кэрол виделась с Ринди позавчера, как Тереза помнила. Это явно был приятный визит, судя по тому, что Кэрол рассказала Терезе по телефону, но она не упомянула ни одной детали, а Тереза ее ни о чем и не расспрашивала.

Они уже были готовы отправиться, но Кэрол решила напоследок позвонить Эбби. Тереза побрела назад в кухню, потому что сидеть в машине было слишком холодно.

— Я не знаю никаких маленьких городков в Иллинойсе, — говорила Кэрол. — Почему Иллинойс? … Ладно, Рокфорд… Я запомню, я буду думать о рокфоре… Конечно, я о нем позабочусь. Надо было тебе зайти, глупая… Ну, так ты ошибаешься, очень ошибаешься.

Тереза отхлебнула глоток из недопитой Кэрол чашки кофе, стоявшей на кухонном столе, коснувшись губами того места, где на чашке остался отпечаток помады.

— Ни слова, — сказала Кэрол, растягивая слова. — Ни один человек, насколько мне известно, даже Флоренс… Ну что ты, дорогая… А теперь — пока.

Пятью минутами позже они уже выезжали из городка Кэрол на шоссе, которое на карте было обозначено красным цветом, и по которому они будут ехать до самого Чикаго. Небо было пасмурным. Тереза смотрела по сторонам на уже ставший знакомым ей деревенский пейзаж, на лес, глыбой нависавший слева — мимо него шла дорога в Нью-Йорк, и на высокий флагшток вдалеке, установленный в клубе, который посещала Кэрол.