КГБ: приказано ликвидировать
(Спецоперации советских спецслужб 1918-1941) - Прохоров Дмитрий - Страница 38

«Бажанов был человеком, который стремился в любой ситуации извлечь пользу для себя, получше устроиться. Я не осуждаю Бажанова — это его право, но об этом следовало бы честно сказать, а не изображать из себя борца с большевизмом. Для тех, кто его знал, эти потуги представить себя благородным и безупречным рыцарем выглядят просто смешно. Да и причина ухода из ЦК была не самая почтенная. В Высшем совете физкультуры Бажанов набрал целую кучу спортивного оборудования, закупленного на Западе. Через какое-то время его стали просить вернуть лыжи, коньки, палатку, лодку и еще какие-то вещи, предназначенные для тренировок и выступлений рабочих-спортсменов. Он повел себя очень высокомерно, решил, что ему все можно, и даже не стал отвечать товарищам из ВСФК. Они долго пытались как-то повлиять на него, а потом написали в ЦК Бажанову пришлось снаряжение вернуть и подать заявление об увольнении, которое Сталин подписал без разговоров. К таким поступкам относились очень строго и ему еще повезло, что дело не попало в Центральную контрольную комиссию (ЦКК). Но как он отреагировал на эту ситуацию? Обиделся. Не сумел сделать для себя правильные выводы и очень скоро совсем запутался»[98].

Из секретариата Сталина Бажанова уволили в мае 1924 года (сам он утверждал, что работал там до конца 1926 года), после чего его долгое время нигде не хотели брать на службу по причине молодости и незначительного опыта работы. И только когда Товстуха попросил за Бажанова наркома финансов Сокольникова, «бывшего личного секретаря Сталина» 13 января 1925 года назначили вторым помощником заведующего финансово-экономического бюро Наркомфина, то есть канцелярским работником, ответственным за своевременное прохождение служебных бумаг. Здесь первое время Бажанова ценили довольно высоко. Так, заведующий бюро М. Бронский в характеристике Бажанова, написанной 9 июля 1925 года, предлагает назначить его в ближайшее время «вторым замом нач. ФЭБа», отмечая при этом, что он «еще недостаточно гибок (молод)».

Однако больше Бронский таких предложений не выдвигал, поскольку разобрался в том, что представлял из себя на самом деле крайне амбициозный, недоучившийся студент. Этому поспособствовал и сам Бажанов, который после увольнения из ЦК «расслабился» и начал крутить многочисленные любовные романы. Среди его любовниц были служащая аппарата ЦК В. Зверде и сотрудница ЦК комсомола А. Андреева, жена крупного партийного работника П. Смородина. В 1926 году, находясь на отдыхе, они выяснили, что обе имеют по ребенку от Бажанова. Андреева шума поднимать не стала, а Зверде, женщина одинокая, обратилась с жалобой в ЦКК. В своем заявлении она написала, что Бажанов развратничает, что он включил в команду конькобежцев, с которой в декабре 1925 года ездил на соревнования в Норвегию, свою любовницу Андрееву, оформив ее как жену. Последствия не заставили себя ждать. 26 мая 1926 года партколлегия ЦКК рассмотрела персональное дело Бажанова и постановила: за устройство Андреевой в заграничную командировку за государственный счет в качестве жены объявить Бажанову строгий выговор, а материалы об Андреевой передать в конфликтную комиссию ЦК ВЛКСМ.

В результате на карьере Бажанова был поставлен крест. Уже 10 августа 1926 года он был освобожден от работы в финансово-экономическом бюро и переведен консультантом в Институт экономических исследований. Там он проработал всего пять месяцев и получил новое назначение: «Бажанова Б.Г…с 16 января 1927 г. надлежит числить временно по общему отделу Административно-организационного Управления на должности техника-специалиста (по водопроводу, канализации и вентиляции)»[99]. Поскольку в водопроводе и канализации Бажанов никогда ничего не понимал, то перевод на эту должность говорит о том, что в Наркомфине просто уже не знали, что с ним делать. Поэтому неудивительно, что 16 апреля 1927 года его назначили заведующим заочными курсами по переподготовке финансовых работников, а 16 сентября 1927 года приказом по наркомату откомандировали в распоряжение Наркомфина Узбекской ССР.

Оказавшись перед перспективой стать простым совслужащим в глухой провинции, Бажанов приложил все усилия для того, чтобы вернуться на партийную работу. И это ему удалось. Решением секретариата ЦК компартии Туркмении от 28 ноября 1927 года Бажанов был назначен управляющим делами и зав. секретариатом ЦК. Вероятно тогда же у Бажанова созрело решение бежать в Европу и спекулируя выпиской из решения Оргбюро о своем назначении помощником секретаря Сталина, которую он вопреки правилам оставил у себя, допытаться сделать карьеру на Западе.

Здесь надо сказать, что вместе с Бажановым в Ашхабад отправился и Аркадий Романович Максимов (Биргер), двоюродный брат убийцы германского посла Мирбаха Якова Блюмкина. В годы Гражданской войны Максимов служил начальником хозяйственной части одного из кавалерийских полков Красной Армии, но после ее окончания за хищения был исключен из партии и уволен из РККА. После этого он продолжительное время болтался без работы, пока в 1925 году Блюмкин не устроил его секретным агентом ОГПУ. По утверждению Бажанова главной задачей Максимова была слежка за ним, но скорее всего такое задание он получил после того, как по предложению Бажанова поехал в Ашхабад. И здесь Бажанову не откажешь в сообразительности — он правильно рассудил, что без надзора его не оставят, а поэтому лучше иметь рядом с собой Максимова, чем другого неизвестного агента ОГПУ.

Устроившись в Ашхабаде, Бажанов приступил к поискам возможных путей для бегства. В декабре 1927 года он написал трогательное и слезное письмо Андреевой, в котором пригласил ее приехать в расположенный рядом с границей дом отдыха ЦК в Фирюзе. Андреева, тронутая письмом, простила Бажанова и, бросив мужа, приехала к нему.

В доме отдыха, разыгрывая из себя страстного охотника, Бажанов начал проверять надежность охраны границы. Однажды он взял Андрееву на охоту, а потом предложил ей на время разойтись, указав, в каком направлении она должна двигаться. Вскоре после этого Андреева наткнулась на пограничный наряд, который задержал ее до выяснения причин появления в пограничной зоне. Установив, что в районе Фирюзы граница надежно охраняется, Бажанов принял решение бежать в Персию в районе железнодорожной станции Лютфабад.

Получив разрешение на охоту в приграничной полосе, Бажанов и Максимов 31 декабря 1927 года выехали в Лютфабад, где сообщили начальнику погранзаставы о своем желании рано утром отправиться на охоту. Тот, разумеется, не посмел отказать высоким гостям и даже пригласил их на ужин в честь Нового года. Но Бажанов от приглашения отказался и направился спать. Рано утром 1 января Бажанов и Максимов, как уже говорилось, отправились на охоту и очень скоро достигли границы. Там, у пограничного столба, по утверждению Бажанова произошло следующее:

«Позавтракав, я встаю, у нас по карабину, но патроны еще все у меня. Я говорю: „Аркадий Романович, это пограничный столб, и это — Персия. Вы — как хотите, а я — в Персию, и навсегда оставляю социалистический рай — пусть светлое строительство коммунизма продолжается без меня“. Максимов потерян: „Я же не могу обратно — меня же расстреляют за то, что я вас упустил“. Я предлагаю: „Хотите, я вас возьму и довезу до Европы, но предупреждаю, что с этого момента на вас будет такая же охота, как и на меня“. Максимов считает, что у него нет другого выхода — он со мной в Персию»[100].

Как бы там ни было, но Максимов решил бежал вместе с Бажановым.

Перейдя границу, они оказались в персидском кишлаке Лютфабад, а на следующий день выехали в уездный городок Махмед-Абад, откуда после разговора с местным начальником полиции Пасбаном направились через Кучан в Мешхед, центр провинции Хоросан. При этом по совету Пасбана они выехали в Кучан не по автотрассе в обход гор, а на лошадях через перевал Кухи-Назар, которым зимой обычно не пользовались, так как в это время года он покрыт снегом. Благодаря этому беглецы избежали немедленной гибели.