Стрелок (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 49

Я решил спасти Никиту, и усадив его на «Виллис», доехал до здания штаба, где начали собираться лётчики, что тоже обступили машину. Там я помог Никите оформиться, всё как полагается. Командировочное у него тоже бессрочное, как и у меня, отметку о прибытии поставили, на довольствие тоже. В общем, бюрократия. Параллельно я оформил и машину, подав документы на неё. Мол, из полка, мне выделили, будет использоваться мной и звеном Светлова из нашей дивизии. Так что теперь бензин и на «Виллис» выделяться будет, и другие горюче-смазочные жидкости, запчасти заказываться, если потребуется. Водитель не требовался, водить все у нас умели. Тут и время обеда наступило. Егоров уже койку освоил в землянке механиков, вещи там разложив, впрочем, я тоже, в полуземлянке звена Светлова, я и раньше на этой койке ночевал, а теперь она совсем мне перешла. И вот так прогулялись, продолжая общаться и знакомится. В общем, нормально мы в полку прописались, вечером банкет был.

Следующие три дня ничего, ни полётов, ни налётов, немцы не летали. Я сидел и карты штудировал, где и что находится запоминал для определения на месте, чтобы не заблудится. Газеты из Москвы пришли, я парочку в заначку убрал, там на первой полосе моё фото на фоне «Мига». Классное фото, даже мне понравилось, хотя я по этому поводу достаточно придирчивый. За три дня мы освоились в полку, мне легче было, я тут уже бывал, но и Никита, ничего, вполне влился в коллектив и сейчас в своём рабочем комбинезоне с машиной возился. Насчёт «Виллиса» ажиотаж конечно был, но не такой и сильный как я ожидал. Рядом автозавод похожие выпускал. Лишь Бадин попросил, если их машина занята, пользоваться моей в случае нужды, я не отказал, глупо, да и не жалко, пусть пользуются. Тот сам на нём гонял в штаб «ПВО». Нормально, служба идёт, только немцы не летают. До нас информация дошла, у передовой немца сбили, штурмовика, тот и пояснил. После того разгрома под Москвой, всё же одна группа полностью уничтожена, а командир в плену, фото в газетах его, писали об этом, а вторая вернулась сильно потрёпанная, немецкая разведка судорожно искала информацию по новому истребителю русских, пока не выпуская бомбардировщики на новые задания. Это для них смерть. Хотя бы днём, ночью шансы ещё есть.

Вот так эти три дня и прошли. Светлова не было, со своими в город на американце укатил, форсить, девушек кадрить, но сказал что в ресторан. Я не поехал, другие срочные дела были, и сейчас в простом лётном комбинезоне с закатанными рукавами и штанинами, лёгкой походкой возвращался с Волги с удочкой в одной руке и ведром в другой. Подойдя к стоянке, я поставил ведро и спросил у дремлющего в тени Никиты.

— Новости есть?

— Тихо, товарищ капитан.

— Зря ты на реку не пошёл, водичка просто прелесть, и накупался, и нарыбачился. Сейчас уху варить буду, ужин-то я пропустил. Кстати, герои-любовники уже вернулись из города?

— Звено Светлова? Смешно сказали. Нет, ещё не приезжали. А на реку я как пойду, это вам за самоволку ничего не будет, а я под трибунал не хочу. Приказ не покидать расположение.

— Да не волнуйся, увидел бы сигнальные ракеты, мигом тут оказался, я приглядывал за аэродромом, но тихо всё было.

И тут, как будто вопреки моих слов, в небо от штаба взвилась сигнальная ракета.

— Зелёная, — сказал я, полуобернувшись и наблюдая за её падением. — Наша!

Мы с Никитой тут же подорвались с места. Я убрал улов в сторону, как и удочку, она Светлову принадлежала, бамбуковая, дорогая зараза, и прыгнув к вещам, быстро сменил свою одежду, носил я комбез во время грязной работы или вот так на рыбалку, и быстро облачился в свою форму и утеплённый комбинезон. Зелёная для высотников, а у Горького всего четыре высотных истребителя, звено Светлова и моя машина. Я уже полностью увешанный снаряжением сидел в кабине, застёгивая ремни. Мотор ревел, прогреваясь, как подскочивший на мотоцикле посыльный, взобравшись на крыло, потянул мне карту, сообщая на ухо:

— Высотный разведчик на «Юнкерсе», к нам летит.

На карте были отмечены места где он передовую пересёк и где потом засекли, линия прямая, летел действительно к нам. Достать его нельзя, у нашей авиации просто нет возможностей чтобы подняться на такую высоту, и тот бой под Москвой — это удивительный и невозможный случай, который действительно был, чему было множество свидетелей. Просто авиационные инженеры и конструкторы не понимали, как на обычном истребителе, а они его до винтика разобрали, можно было подниматься на такую высоту. Вон, через особиста вопросы присылали, вчера отвечал. Мол, я не знал, что подниматься нельзя, мне никто не говорил, вот и поднимался. Воздух был, чувствовал я себя в принципе нормально, хотя и хуже, чем ниже. В остальном ответить ничего не могу. Летал и сбивал. Тем и ответить нечего было.

«Юнкерс», судя по карте, уже пролетел изрядно расстояний, звено «ЛаГГ», что дежурило сегодня, даже не поднималось выше, лётчики в бессильной злобе наблюдали приближающийся инверсионный след. А я поднимался, делая круги. Всё равно пока на высоте окажусь, тот до города доберётся, так что насиловать мотор не буду, и поднимался, чуть позже включив кислородное оборудование. В принципе мне оно не особо нужно, амулет-скафандр защищал, но надо же объяснить почему воздух не растрачен, так что пусть будет. Я оказался на одиннадцати тысячах метрах, когда тот проходил надомной на тринадцати тысячах. Однако я продолжил подъём, плюнув на маскировку, гада надо сбить. Уже вставали шапки разрывов, и я попросил Берёзу — дежурного по зенитной обороне города, прекратить огонь. Всё равно не достают. Не сразу, но орудия смолкли. Это взволновало пилота, тот понимал почему могли замолчать зенитки, и он с двумя наблюдателями начал крутить головой. Засекли всё же как я к ним с хвоста захожу, поползли дальше на высоту, да поздно, точная очередь из пяти пулемётов, три из которых крупнокалиберные, и из левого мотора вырвался чёрный дым, который густел с каждой секундой, да уж, пять пулемётов, это всё же лучше, чем три. Я дал немцам немного пролететь. Слегка снижаясь и оставляя за собой полосу чёрного дыма, и снова атаковал, повредив уже второй мотор. Это был конец, и немцы это поняли, один за другим умирающую машину покинуло три фигурки, а разведчик, неуправляемо вращаясь, разрушаясь от нагрузки, стал падать вниз, ведя за собой полосу чёрного дыма. Хвост у того гореть начал, но падение сбило пламя. К счастью «Юнкерс» рухнул не на город, а на окраине, в поле.

— Берёза, я Кот, немец наказан, встречайте незваных гостей.

— Кот, я Берёза, всё видел. Возвращайся, гостей встретят.

— Вас понял.

Спускался я спокойно, держа среднюю скорость, и также спокойно и легко пошёл на посадку, подрулив в конце к стоянке своей машины. Лицо Никиты светилось, когда тот мне помогал выбраться и снимал снаряжение. Механики вообще редко видят результаты своей работы, когда над аэродром их лётчик, на их аппарате, над которым те трясутся сутками, сбивает противника. Это не только победа лётчика, но и победа механика, общий вклад. Егоров всё же не удержался, тем более тут были и другие механики, некоторые лётчики из полка Бадина, Светлов ещё не вернулся, и спросил:

— Как аппарат, командир?

— Аппарат в порядке. Слиток золота, а не истребитель. Заправить и пополнить боекомплект, а я на доклад, — приказал я, и достав из кармана галифе апельсин, это уже становилось традицией после удачного вылета угощать механика фруктом, и кинул ему. Егоров ловко поймал оранжевый фрукт, который ему явно полюбился.

Уже темнело, время позднее, за мной машину прислали, всё же быстрым ходоком меня назвать сложно, трость принципиально постоянно с собой ношу, и Никита, поднимаясь на крыло после вылета, когда я выбираюсь, подаёт её мне. С собой в полёт я её не беру. В штабе меня тоже поздравили, хотя отбитые плечи от восторженных летчиков полка Бадина, давали о себе знать. Поздравили с победой, яркой и красивой, уже записали её на мой счёт, вносят в бумаги. Значит к восьми звёздочкам на корпусе моего «Мига» прибавится ещё одна. Из штаба командования «ПВО» Горького уже звонили, узнали кто сбил, потом тоже просили поздравить лётчика и представить к награде. Немецкие высотные разведчики у наших лётчиков и зенитчиков уже в печёнках сидели. Я лишь когда писал рапорт о вылете попросил указать в журнале что немец на одиннадцати летел, мол, не надо преувеличивать, но мне отказали, много свидетелей было, однако в своём рапорте я написал, что сбил немца на одиннадцати шестистах тысячах метрах. А то один раз это случайность, второй раз тенденция. Я и так уже привлёк внимание конструкторов и инженеров совершив невозможное, а сейчас те вообще перевозбудятся. А мне и ответить нечего КАК я же это сделал? Так что раз на бумаге написано одиннадцать шестьсот, значит одиннадцать шестьсот. Люди и ошибаться могут, а тут документ нет.