У «Волчьего логова»
(Документальная повесть) - Калиничев Станислав Сергеевич - Страница 2

С начала 1942 года и до 25 сентября 1943-го самими гитлеровцами в районе «Вервольфа» было зарегистрировано 1360 актов сопротивления, которые квалифицировались как покушение на безопасность рейха[5].

Долгое время не было известно, что это за люди, доставлявшие столько неприятностей оккупантам, какова их судьба. Однако постепенно открываются все новые и новые страницы этой героической борьбы. И пусть пока что не все 1360 актов сопротивления советских людей фашистам возможно описать, но уже сегодня о некоторых из них мы знаем с документальной достоверностью.

Фашисты упоминают в своих донесениях Василия Клименко — «бывшего политрука» и «руководящего коммуниста», который «на допросе ничего не сказал и не показал». Нам больше известно про Василия Клименко. Мы знаем друзей, с которыми он действовал в подполье, знаем, с кем находился в одной тюремной камере и даже с кем его выводили на расстрел, — некоторым смертникам удалось бежать.

В фашистских документах фигурируют восемь партизан, которые в селе Мизякове «напали на коменданта ночной охраны и забросали его гранатами. При этом у одного из них оторвало ногу. Он умер в селе»[6]. Ныне мы можем уточнить, что партизан было шестеро, что четверо из них получили ранения, а Михаилу Каверину оторвало ногу, и он был зверски замучен гитлеровцами.

Люто мстили оккупанты не только партизанам, но и их односельчанам, родственникам. Так, узнав, что комсомолец Владислав Муржинский из села Самотни ушел в партизаны, жандармы арестовали его мать Юлию Марьяновну, брата Стася и замучили их. Григорий и Катя Гуменчуки из села Павловки тоже стали партизанами. Жандармы схватили их мать Александру Мефодьевну и младшего брата, десятилетнего Павлика, бросили их в тюрьму, где они погибли.

Все члены семьи Волынцев из села Павловки боролись с врагом. Старший сын Петр был секретарем подпольной комсомольской организации, а потом комиссаром партизанского отряда имени Ленина. Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 8 мая 1965 года за выдающиеся заслуги, мужество и героизм, проявленные в борьбе против немецко-фашистских захватчиков в период Великой Отечественной войны, ему было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. После гибели Петра фашисты арестовали его отца Каленика Васильевича. За смерть отца и брата мстил врагу другой сын — Сергей. Однако он тоже погиб. Фашисты схватили самого младшего из детей — девятилетнего Лесика… Мать — Лидия Леонтьевна — после гибели мужа и трех сыновей сама пошла в отряд со своим последним из оставшихся в живых сыном — 14-летним Иваном, она стала партизанской матерью. А после войны эта мужественная женщина возглавила колхоз в родном селе, в самую страшную разруху поднимала его хозяйство. Она избиралась депутатом Верховного Совета УССР.

В нестерпимо тяжелых, адских, казалось бы, невозможных условиях советские люди боролись с врагом, уничтожали оккупантов. Больше того — они мечтали о будущем, писали стихи, пели песни, дружили и влюблялись.

О людях мужественных, решительных и отважных мы и хотим рассказать. В нашей повести нет вымышленных лиц, как нет и вымышленных эпизодов. Во всей книжке найдется лишь несколько видоизмененных фамилий. Остальные — это люди, которые живы или жили тогда.

У некоторых из участников борьбы против немецко-фашистских захватчиков в зоне ставки Гитлера после прочтения повести может возникнуть вопрос: почему в ней отражены не все боевые эпизоды, не упомянуты многие из действовавших там партизан.

По нашему мнению, о каждом, кто по велению совести и сердца вступил в неравный поединок с врагом, можно написать отдельную повесть. А в событиях, о которых повествуем мы, принимали участие многие сотни советских патриотов. Поэтому в основу книги мы взяли деятельность отряда имени Ленина, борьбу тех, кто еще в 1941 году создал подпольную организацию и 10 февраля 1943 года первым вышел в лес. Небольшая группа полубезоружных сельских юношей выросла со временем в хорошо вооруженный партизанский отряд, а потом и в большое партизанское соединение. Прежде всего мы хотели правдиво показать людей, их чувства, их мужество и верность социалистической Родине.

И если нам удалось помочь читателю заглянуть в бесстрашную, преисполненную веры в победу, поэтическую и широкую душу партизана, мы будем считать, что с поставленной задачей справились.

ПЕРВЫЕ ШАГИ

19 июля 1941 года немецко-фашистские войска захватили Винницу. Как раз в этот день от ворот Калиновского райвоенкомата Винницкой области двинулась на восток колонна допризывников, с которой отступал и Петро Довгань.

Вышли только под вечер и шли, не останавливаясь, всю короткую летнюю ночь. Утром отдохнули, а когда солнце поднялось высоко, снова глотали серую пыль. Где-то впереди продвигались колонны, которые вышли днем раньше. С ними отступали друзья Петра — Игорь Коцюбинский, Милентий Кульчицкий, Петр Волынец.

Для завершения мобилизации не хватало времени. В первую очередь призвали тех, кто уже отслужил в армии и имел какую-то воинскую специальность. Допризывников своевременно отправить не успели, хоть они толпами осаждали райвоенкомат. 7 июля 1941 года, на третьей неделе войны, 17-я фашистская армия перехватила дороги между Винницей и Киевом. Колонны допризывников шли пешком по проселочным дорогам в направлении Погребища через южные районы Киевской области к Днепру.

Довгань шел во главе колонны, которая растянулась почти на полкилометра. Его назначили старшим в группе павловских хлопцев.

Они прошли уже добрый кусок пути. Люди спешили. По ночам то справа, то слева от них где-то впереди полыхали пожары.

По пути колонна увеличивалась, к ней приставали беженцы. На третий день под вечер остановились у дороги, на околице какого-то села. Утомленные люди разбрелись по нескошенной пшенице, некоторые направились к ближним хатам, а Довгань со своими хлопцами обосновался возле опрокинутого комбайна. Трактор тоже лежал на боку, беспомощно задрав к небу большое зубчатое колесо. Насквозь пропыленный, сроднившийся с землею, трудяга не смог отступить. И чтобы не оставлять врагу, его разбили. Повалили на бок и молотом пробили картер. По спицам колеса, на котором он лежал, по земле, словно запекшаяся кровь, расползлось масло. Оно высыхало и тускло поблескивало в лучах заходящего солнца. Из разбитого картера виднелись шатуны, шестерни. Парни молча рассматривали их. Дети хлеборобов, они и сами успели немало поработать в поле, они понимали, сколько тонн пшеницы мог бы еще собрать этот железный конь.

Когда парни из Петровой группы развели возле комбайна небольшой костер, к ним подошли две сельские женщины. Внимательно всматривались в их лица. В пытливых взглядах женщин — скорбь, материнская тревога.

— Хлопчики, — сказала одна, — может, где-то там моего Иванка встретите, скажите, что жду я от него весточку. Пусть знает, что мать всегда его ждет…

Эти слова, очевидно, она выносила за те два-три дня, которые минули после ухода сына. Очевидно, в спешке прощаясь, не нашла, что сказать ему на дорогу, и теперь сожалела об этом.

— А как зовут вас, тетенька? А то ведь надо знать, чей Иванко, — серьезно спросил у нее Вася Гринчук.

— Мотря. Так и скажи: мама твоя Мотря ожидает тебя.

— Обязательно скажем, мама.

Все переворачивается в душе Довганя, когда он вспоминает эту сцену. А сердечный павловский хлопец Вася Гринчук, которого такая же мать еще ползунком в любистке купала — чтобы он красивым был, чтобы добрым рос, чтобы отзывчивое сердце имел и мог с природой, как с человеком, разговаривать, — спал тогда с ним рядом. И дышал так, будто стонал: от усталости, от задухи, которая была в деревянной коробке комбайна, где разместились они с Довганем на ночлег. Протяни в темноте руку — и коснешься его горячего тела. Когда мать купала его в пахучих травах, очевидно, крепко верила в их чудодейственную силу. И скорее всего эта вера, а не только сами травы, сделала его сердце таким, что и шепот трав, и щебет птиц ему так же понятны, как человеческая речь. Потому что с иным сердцем нельзя было принять всерьез просьбу тетки Мотри.