Эльфийская радуга (СИ) - Лебедева Жанна - Страница 47

– Знаю, – согласился Франц и тут же посетовал, – но имени у него, похоже, нет. Только прозвища – одно непонятнее другого. Как будто древние легенды смеются надо мной. Хапа-Тавак, Белый Кролик, а теперь – Серый Святой…

– Серый Святой, говорите? – заинтересованно улыбнулся Йоза. – Дайте-ка подумать…

– Подумай, – пожал плечами Франц, – если надумаешь что-то стоящее, я отсыплю тебе лошадиную голову золота.

– Две головы, – хитро щурясь, поправил эльф, – две головы моей лошади, – он кивнул на здоровенную башку Унылой Свиньи, – и пачку бумаги для курева. У вас ведь найдется бумага?

– Бумага найдется, – неуверенно ответил Франц, решив, что Йоза шутит, не может же этот странный Высокий вот так вот запросто найти ответ на загадку, которую он, Франц Аро, придворный сыщик, не может разгадать в течение уже долгого времени.

– Тогда, я с удовольствием отдам вам вот это.

Пошарив в седельной сумке, Йоза извлек оттуда перепачканную копотью и кровью книгу, в которой набожный Франц с ужасом узнал священное писание Централа – Кармадон. Тем временем эльф небрежно раскрыл книгу на середине и рванул из нее лист. При звуке раздираемой бумаги сердце Франца сжалось, от праведного гнева. Йоза же, отсыпав табаку из кисета, скрутил из страницы самокрутку, а многострадальную книгу сунул в руки Аро, потерявшему дар речи от наглости Высокого.

– Что ты себе позволяешь! – начал, было, сыщик, но эльф перебил его, отмахиваясь.

– Просто хочу получить свое золотишко. Взгляните на текст.

Аро пробежал глазами по страницам, усеянным желтыми пятнами, грязью и следами просыпавшегося табака. Уникальный Кармадон был написан не на всеобщем, а на квэнья. Кто и когда умудрился перевести священную книгу на эльфийский, оставалось лишь гадать. Видимо, какой-то особо рьяный миссионер решил просветить Высоких мудростью Центры, но эльфы лишь посмеялись над его стараниями.

– Уникальная книга, – непонимающе произнес сыщик, – только как она мне поможет?

– Взгляните на то, как пишется на квэнья имя пророка Центры.

– Синдеайре, – не будучи уверенным в правильном произношении, прочел Франц, покрываясь холодными мурашками.

– Синде Айре, – с расстановкой повторил Йоза. – А теперь переведите на всеобщий – это и будет ваш Серый Святой…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Абсолютный Ноль

Расстояние: версты, мили…

Нас расставили, рассадили,

Чтобы тихо себя вели

По двум разным концам земли.

Расстояние: версты, дали…

Нас расклеили, распаяли,

В две руки развели, распяв,

И не знали, что это – сплав… Марина Цветаева

Тама осторожно выглянула в окно. Вдоль бесконечной, усеянной валунами и остатками полуразрушенных каменных строений береговой линии тянулось страшное непроглядное море. Оно утробно ухало прибоем и ровными рядами катило в неизвестность свои черные волны. Иногда в мрачной толще мелькали силуэты каких-то существ, подсвеченных вереницами бледных огней. Некоторые из этих странных, молчаливых тварей поднимались к самой поверхности и показывали среди волн горбатые блестящие спины.

Вдали алел закат, окрашивая водную поверхность в красную палитру – от розового до кофейного. Днем местное солнце палило нещадно, лишь вечером успокаивалось, ложилось на кромку воды и начинало медленно уползать за горизонт, оставляя мир во власти тьмы. В первые мгновения ночи темнота казалась абсолютной, непроглядной. Внутри завешанных коврами кибиток она чувствовалась особенно – редких солнечных лучей, пробивающихся через маленькие окна, не хватало и днем. Но днем, в самое пекло, караван делал передышку.

Уснуть в такую жару Тама не могла. В полдень воздух становился тяжелым и спертым. Ветер утихал, лишаясь последних всполохов морской свежести. Какой тут сон?

Дневка окончилась, караван вновь двинулся в путь. Закричали погонщики, защелкали кнуты, зафыркали верблюды, лошади принялись сердито повизгивать и бить копытами оземь. Им предстояло пройти еще четверть пути по мосту Пэри, прежде, чем ступить на земли древнего Инишера – великой столицы Темноморья.

Туманность будущего, его неопределенность пугали, конечно, но зато в распоряжении имелось предосаточно времени, чтобы подумать. Да уж, влипла Тама по самые уши. И надо же было такому случиться, что шутливая судьба вертела ее, словно пылинку в порывах ветра, такую беззащитную и неспособную постоять за себя. Девушка возмущенно тряхнула головой. Как это неспособную? Никто и никогда не посмеет назвать ее, Таму Эфриндейл, никчемной неженкой и слабачкой. Сколько приключений и невзгод она уже вынесла, неужели теперь не продержится? Такому не бывать! Проживет, как-нибудь выкарабкается, выцарапает себе ногтями путь на свободу. Еще и миссию свою выполнит. Не кому-то там ведь обещала! Ладно, время покажет. Повороты у судьбы такие же, как у дороги – никогда не угадаешь, что окажется за следующим…

Тама вздохнула, оглядывая сидящих рядом соседок-невольниц. Разгоряченные, тяжело дышащие, они лежали в разных углах повозки, измученные жарой. За время плена она успела познакомиться с ними. Рыжеволосая красавица Мильва, бойкая, настойчивая, коренная уроженка Сибра, поплатилась свободой за роскошную копну огненно-рыжих волос. Такие волосы не встречались у южанок, а Мильве, по ее словам, они достались от пробабки-северянки.

Мильва держалась бодро, казалось, что ее мало волновала неволя. Она невозмутимо покачивала головой в такт стуку лошадиных копыт и напевала что-то себе под нос. Ее можно было понять – плен спас молодую красавицу от нежеланного замужества, которое она поклялась не допустить, даже ценой собственной свободы.

Вторая соседка – Высокая эльфийка Киндэль, большая редкость среди южных рабынь. Эльфийки, как правило, плохо переносили неволю и в рабстве жили недолго. Именно поэтому работорговцы Темноморья обычно не брали их в свои обозы. Для Киндэль сделали исключение. Она чувствовала себя скверно, но жила назло своей собственной эльфийской природе…

Когда алчные нищие притащили едва живую Таму к Альбаширу, тот бросил ее в повозку к Мильве и Киндэль, решив, что девушка слишком слаба, чтобы тратить на нее лекарства и воду. Тогда Мильва отдала Таме свои еду и питье. Стоило девушке немного прийти в себя, отношение работорговца к ней резко переменилось. Золотоволосая голубоглазая невольница стала большой ценностью.

– Ты с Севера? – грозно поинтересовался Альбашир, явившись лично в повозку Киндэль, Мильвы, а теперь и Тамы.

– Нет, – честно призналась девушка, с вызовом глядя в глаза увешанному золотыми цепями человеку в расписанных змеями темно-зеленых одеждах, – я из свободных земель, что лежат к северу от Королевства.

– Забудь об этом. Говори всем, что ты северянка. Поняла? – лимонно-желтые глаза темноморца заставили невольницу отвести взгляд.

Сглотнув, Тама кивнула, глядя в пол, укрытый узорными коврами и покрывалами. Что толку спорить?

В первые дни плена девушку охватило отчаяние. Гадкое осознание того, что теперь она просто товар, как какая-нибудь корова или лошадь, которую везут продавать на рынок. Пусть даже очень ценная корова или особо породистая лошадь. От этого не легче. Что позади? Пустота и разрушение. Что впереди? Неволя. Кто поможет? Друзья? Нереально. Нужно смотреть правде в глаза – как друзья узнают о ее судьбе? Скорее всего, услышав о падении Ликии, решат, что она тоже погибла в кровавой бойне.       Однако отчаиваться и горевать было не в принципах жизнерадостной Тамы. Продумывая варианты грядущего развития событий, девушка решила подождать того времени, когда невольничий обоз прибудет в столицу. Она прекрасно понимала, что бежать из плена на мосту Пэри бессмысленно и глупо. Здесь, на узкой полосе отороченной камнями земли, спрятаться некуда – стражники тут же отыщут беглянку и водворят обратно. Гораздо разумнее пока не высовываться, стать послушной, слиться с толпой остальных невольниц и не привлекать излишнего внимания. А там – время покажет…