Евразийская империя. История Российского государства. Эпоха цариц (адаптирована под iPad) - Акунин Борис - Страница 5

Все авторы признают, что Екатерина обладала здравым смыслом, но для управления империей одного этого качества было недостаточно.

Впрочем, наследница великого Петра сама править и не собиралась – для этого у нее имелся опытный и предприимчивый Меншиков, с которым Екатерину связывала многолетняя дружба.

Знаменитый фельдмаршал Миних, очень не любивший Александра Даниловича, в своих «Записках» лаконично сообщает: «Правительство империи в это время состояло единственно в деспотическом своеволии князя Меншикова». Но это не совсем верно.

С воцарением своей бывшей любовницы и давней покровительницы Меншиков, конечно, сильно увеличил свое влияние: вернул себе президентство в Военной коллегии, добился прекращения всех ведшихся против него следственных дел, присвоил богатые владения на Украине, однако нельзя сказать, чтобы императрица его во всем слепо слушалась. Александр Данилович поселился в Зимнем дворце и почти всякий день бывал у нее – но в дневное время, не ночью. Восстановить интимные отношения с Екатериной ему не удалось. Жизнелюбивая императрица предпочитала более молодых и веселых любовников. Сначала это был лифляндец Рейнгольд фон Левенвольде, потом поляк граф Петр Сапега. Оба красавца царице нудными государственными заботами не докучали.

Екатерина Первая. Ж.-М. Наттье

Первая Екатерина уступала второй, Великой, по всем статьям, кроме одной: она умела проводить различие между умными мужчинами и красивыми мужчинами. Первых она использовала для государственных нужд, вторых – исключительно для личных, и две эти категории не смешивала.

Поэтому влияние Александра Даниловича на Екатерину Алексеевну получилось ограниченным. Не всем властолюбивым планам Меншикова суждено было осуществиться; его незаурядная энергия тратилась в основном на сохранение и укрепление своего положения.

Интриги и закулисные комбинации, которыми так богата история «нервного времени» не заслуживали бы подробного описания, если бы в этой несимпатичной возне не проступали черты новых координат, в которых отныне будет существовать российская политическая элита. Если так можно выразиться, постпетровские вельможи задали алгоритм, которому будут следовать околовластные группировки и последующих эпох. Управление страной станет задачей второстепенной и менее важной, чем сохранение собственного влияния; приоритетом будут не национальные, а личные интересы; обычной тактикой – кратковременные конъюнктурные коалиции, переходы из лагеря в лагерь, подкупы, предательства, провокации.

При сильном правителе Петре сановники подсиживали друг друга из карьерных или корыстных соображений, не в погоне за властью. Но начиная с 1725 года ставки повысились, и государственные мужи очень быстро освоились в лабиринте пресловутых «коридоров власти».

Конечно, интриги процветали и в Московском царстве, но не в таком масштабе, не с таким размахом и не с таким бесстыдством. Впрочем, может быть, мы просто меньше знаем о боярских и дьяческих хитроумиях из-за скудости письменных источников. Теперь-то в свидетелях и комментаторах нехватки не было. Составляли отчеты хорошо осведомленные дипломаты, писали мемуары понаехавшие отовсюду иностранцы, да и русские авторы восемнадцатого века стали гораздо более «писучими», чем их предки.

Сразу же после победы у Меншикова произошла серьезная стычка с генерал-прокурором Павлом Ягужинским, тоже претендовавшим на первенство. Это был человек не менее активный и честолюбивый, чем светлейший, но несдержанный и во гневе буйный. Очень скоро, в конце марта того же 1725 года, князь спровоцировал соперника на публичный скандал: разъяренный Ягужинский закатил сцену во время службы в Петропавловском соборе. Императрица, очень заботившаяся о солидности своего несолидного царствования, ужасно рассердилась, и положение Павла Ивановича пошатнулось.

Зато в столицу вернулся давний враг Меншикова бывший вице-канцлер Петр Шафиров, которого соперники двумя годами ранее скомпрометировали точно по такому же рецепту, что теперь Меншиков Ягужинского. Вновь избавиться от хитрого, изобретательного Шафирова, возглавившего Коммерц-коллегию, у Меншикова, тратившего на это немало усилий, никак не получалось.

В обстановке такой непрекращающейся «подковерной борьбы» прошел целый год, после чего в феврале 1726 года возник новый орган высшей власти – Верховный Тайный Совет, поставленный над Сенатом и включивший в себя наиболее влиятельных его членов. В Совет вошли шесть человек: Меншиков, генерал-адмирал Апраксин, канцлер Головкин, начальник Тайной канцелярии Толстой, вице-канцлер Остерман и князь Дмитрий Голицын, никакого важного поста не занимавший.

Со стороны могло показаться, что тем самым власть Меншикова сокращалась и ограничивалась, однако современный историк Е. Анисимов, изучивший все маневры светлейшего накануне создания Совета, убедительно доказал, что этот орган был создан самим Меншиковым в результате переговоров со всеми важными особами государства. Это был весьма ловкий аппаратный ход, благодаря которому Александр Данилович, во-первых, вывел за скобки Ягужинского с Шафировым; во-вторых, погасил враждебность главы «аристократической партии» князя Д. Голицына; в-третьих, обеспечил себе твердое большинство в правительстве благодаря поддержке Толстого и Апраксина при неизменно покладистом Головкине и тишайшем Остермане.

О незаменимом и непотопляемом бароне Остермане, истинном гении политического хитроумия, нужно сказать отдельно, поскольку с ним мы будем неразлучны на протяжении всего «нервного времени».

Напомню, что Андрей Иванович выдвинулся за несколько лет перед этим, блестяще проведя исторические переговоры с шведами о мире и впечатлив Петра своими проницательными реляциями, которые скромно называл «партикулярными малоумными мнениями». Подчеркнутая скромность была главным остермановским тактическим приемом, к которому присоединялась сугубая осторожность. Он всегда примыкал к выигрывающей фракции, оказывал ей разные дельные услуги и не требовал за них награды. Все ценили его за ум и трудолюбие, все его использовали, и никто не считал соперником, никто не опасался. Так он и поднимался со ступеньки на ступеньку, пока не оказался в составе Верховного Тайного Совета, бесконфликтно и мирно обойдя многих куда более могущественных особ.

Согласно указу, Совет учреждался «при боку» Екатерины, дабы «учинить облегчение» царице «в тяжком бремени правительства». Все новые законы и решения отныне должны были проходить через это учреждение. Более того, императрица объявляла, что не будет принимать никаких докладов («партикулярных доношений»), если их предварительно не рассмотрели в Совете.

Это выглядит, как ограничение монархии и чуть ли не конец самодержавия, но такое впечатление ошибочно. Ограничение монархии – это когда носителя высшей власти лишают части полномочий против его воли, здесь же произошло нечто противоположное: императрица сама не хотела заниматься скучным и мудреным делом управления. Указ не лукавил, речь действительно шла об «облегчении». Верховный Тайный Совет вовсе не покушался на права Екатерины, а был чем-то вроде инвалидного кресла-каталки для государыни, не способной и не желающей править самостоятельно.

Андрей Иванович Остерман. Неизвестный художник. XVIII в.

С точки же зрения интересов Меншикова, в новом качестве он избавлялся от контроля прежнего высшего органа, Сената, и получал максимальную свободу действий.