В год огненной векши (СИ) - Нежина Лия - Страница 25

Глава 16

Проснулась Забава оттого, что Всеволод целовал ее волосы. Волна блаженства накрыла девушку. Всей душой ощущала она теперь силу мужа, которая окутывала, ласкала и отзывалась на самый слабый зов.

Потянувшись к нему и положив голову на его плечо, Забава будто плыла на волнах удовольствия.

- Так бы и держал всю жизнь тебя! - прошептал Всеволод ей в губы.

Каждой частичкой своей ощущая его нежность, Забава сонно улыбалась. Так много хотелось сказать ему: и про то, что любит, и про силу его, которую чувствует, где бы он ни был, и много еще про что… Да Всеволод вдруг сказал с сожалением:

- Скоро мне уезжать нужно. Промысел ждать не будет.

Забава встрепенулась, тревожно посмотрела в голубые его глаза. Сердце будто ледяной рукой стиснула тоска.

Неохотно выпустив из объятий Забаву, князь встал, скинул с рук ненавистные перчатки и, одевшись, пошел умываться.

- Возьми меня с собой, - жалобно попросила Забава, вставая за его спиной и подавая рушник. – Я мешаться не буду.

Всеволод рассмеялся, и она впервые услышала его искренний смех.

- Я быстро вернусь, не успеешь и соскучиться. А то гляди, надоем, сама еще гнать будешь.

Одурманенный неожиданным счастьем своим, князь обнял жену, привлек к себе.

И вдруг отстранился.

- Что я сделал! –застонал, будто раненный зверь.

Не сразу Забава поняла, в чем причина его слов, а, поняв, ужаснулась: Всеволод был без перчаток!

Черная ночь, что окутала Забаву, не была беспросветной. Изредка княгиня выныривала из вязкой тьмы и видела, как рядом суетятся Раска и Луша. Чувствовала, как вливают в рот отвар донника и подорожника. Видела она, будто со стороны, как приходил жрец и, произнося какие-то слова, поджигал пучки сухих трав. Горьковатый запах расползался по комнате, но легче ей не становилось. Иногда видела в дверном проеме скорбное лица Ратибора и Изяслава.

Проваливаясь в сон, и там не находила она покоя. Сны ее были страшны: перекошенное злобой лицо Владигора и мертвые глаза его детей видела она во сне. И только однажды светлым пятном мелькнул образ высокой русоволосой женщины, прядущей кудель и что-то тихо напевающей. Забава знала, что это Мокошь, и попыталась было обратиться к ней, но видение исчезло, и княгиню снова окружила тьма.

Забава не страдала от боли, она просто вдруг оказалась между Явью и Навью и, будто находясь на перепутье, не знала, куда идти. Сила ее не пропала, даже в забытьи она наполняла ее слабое тело, но именно эта сила давила тяжелым грузом и не давала поднять головы. Будто тело ее вместило столько, сколько унести не могло.

Забава потеряла счет времени, перестала понимать, когда день, а когда ночь, и была равнодушна к тому, что делают с ее телом.

Не знала она, что князь, как только упала она без памяти, отложил свой отъезд и другого послал вместо себя на море, чего никогда раньше не делал.

Не знала, что в тот же день к больной созвали лучших знахарей, ведуний и волхвов и назначили награду серебром тому, кто сможет ее исцелить.

Не слышала, как каждую ночь Всеволод, не доверяя больше никому, приходил в горницу и не спал, метался и проклинал себя, прислушиваясь к едва различимому дыханию жены.

Не знала Забава и того, что между Всеволодом и Изяславам произошла страшная ссора, и бугровский князь обвинял брата и называл его убийцей.

Не ведала, что седьмой день уже металась в лихорадке и жрец Перуна предрек князю, что седьмую ночь она не переживет.

Когда она очнулась с совершенно ясной головой и открыла глаза, в комнате было темно и тихо, пахло настоями трав и мятой. Забава попыталась оторвать голову от подушки, но не смогла. В голове зашумела прихлынувшая кровь. Не пытаясь больше двигаться, она обвела взглядом комнату и увидела на лавке подле себя мужской силуэт. Всеволод сидел, положив руки на лавку и откинувшись назад. Его поза выдавала страшную усталость. Он не спал, его глаза были открыты, но, казалось, что он смотрит внутрь себя, таким пустым был этот взгляд. Присмотревшись, Забава увидела, как заострились черты его лица, между бровей пролегла морщинка.

Собравшись с силами, она попыталась позвать Всеволода, но во рту пересохло так, что не смогла произнести ни звука.

Вспомнилось все вдруг, накатило волной, и Забава посмотрела на его руки, по-прежнему одетые в черные замшевые перчатки. «Милый мой! – вздрогнуло сердце. – Видно, суждена я тебе, как и ты мне».

Неожиданно князь вздрогнул, его осмысленный напряженный взгляд устремился в окно. Забава устало прикрыла глаза, попыталась пошевелиться. Тогда ее слуха достиг далекий призывный вой одинокого волка. Князь прижал руки к глазам и, сгорбившись, застонал.

А Забава, окончательно очнувшись, наконец почувствовала свое тело и силу, что играла и пела в нем, как эта волчья песня.

- Князь! - хрипло позвала она. – Князь!

Всеволод сначала не услышал, а может, просто не поверил, что слышит не шорох листьев за окном, а ее голос. Потом резко обернулся к ней и встал на колени перед кроватью, вглядываясь в родное лицо, не веря, что видит ее живой. Потом мелькнула мысль, что может она испугаться его, что страхом или упреком наполнятся ее очи. Но она смотрела совсем иначе, радостно, светло.

За окном, далеко на севере, опять завыл волк.

- Это он меня позвал, - еле слышно сказала Забава, пытаясь приподняться.

- Это я тебя звал, - отрицательно покачал головой Всеволод, обнимая ее и приподнимая, чтобы она могла сесть.

Поправив подушку, хотел уже отстраниться, но она, еще слабая, сама обняла и прильнула к горячему мужскому телу и не отпустила, положила голову на его сильное плечо, прикоснулась к волосам.

- Не убили меня руки твои, - услышал Всеволод горячий шепот и пристально посмотрел в ее глаза.

Показалось вдруг, что не Забава рядом с ним, а ведьма, которая притворилась ею, – так она была прекрасна, так горели лаской ее глаза и манили губы.

- Если б в Навь ушла, не простил бы себе… - осторожно целуя ее и не до конца веря еще, что все происходящее - не сон, сказал Всеволод

- Знаю, - прошептала Забава, чувствуя, как переполняет ее нежность к мужу. – Не уходи больше, твоей хочу быть.

Всеволод и сам боялся выпустить ее из объятий. Не раздеваясь, лег он рядом, лаская податливое тело. Она оплела его, уткнулась лицом в его грудь и, сама уже не понимая границы между сном и явью, задремала.

Всю ночь, до света, Всеволод, как великую драгоценность, держал в объятьях жену. Иногда ему казалось, что она не дышит, и тогда он пугался, прислушивался и тихим шепотом звал ее. Она просыпалась, отзывалась, и он, успокоившись, снова окунался в сладкую дрему.

Рано утром, когда заспанная Луша пришла сменить князя у постели больной, она увидела веселого, счастливого Всеволода, сидящего на лавке, и бледную еще, слабую и похудевшую, но живую Забаву.

О чудесном исцелении княгини судачил весь город. На второй день она смогла уже выйти из комнаты, а на пятый прогуливалась с мужем по двору. Невозможно было не заметить перемены, случившейся в княгине, и изменений, которые произошли в отношениях между супругами.

Забава узнала, что значит быть любимой. Рядом с мужем она ощущала себя то всесильной колдуньей, то крохотной былинкой. Ей вдруг открылась его сила, и она смогла прикоснуться к этому бездонному колодцу и почувствовать, что связана с ней, как река связана с морем.

Она узнала, что значит быть желанной, сводить с ума и повелевать, а потом униженно умолять, но не унижаться. Их жаркие ночи научили ее, что любить – значит не требовать, но отдавать, не молить, но молиться.

Счастье их было полным настолько, что ни Забава, ни Всеволод не замечали ревнивых взглядов Изяслава и завистливых – Луши. Всеволод на промысел так и не поехал. Вскоре ожидали возвращения послов из Светограда, и было решено дождаться их приезда и уж потом отправиться к лукоморью.

Больше трех недель прошло с тех пор, как проводили в Светоград посольство, поэтому, когда от границы прискакал взмыленный гонец с известием, что на переправе видели конников, встрепенулся весь княжеский двор. Пока ждали приезда послов, Забава не находила себе места. Недобрые предчувствия терзали ее и отравляли счастье этих дней.