Рейс - Лойко Сергей Леонидович - Страница 51

– Здорово, – вяло согласился Алехин и вдруг неожиданно для себя добавил: – Вот вы сказали – «спальный район». А дом-то у вас, у девушки этой – частный, маленький. Это больше на частный сектор похоже.

– Замечательно! – с готовностью подхватил писатель, радуясь хоть какой-то реакции на еще не написанный шедевр. – Конечно, частный сектор! Это ж не Москва. Хватил я со спальным районом. Конечно, частный! Какой вы молодец, Жданов! Как я рад, что вы с нами едете! То есть я с вами!

В этот момент Рыбников, который никак не участвовал в беседе и даже не прислушивался к ней, сбавил скорость. Они проезжали через поселок городского типа Куйбышево Ростовской области. Хотели остановиться у магазина, купить воды, но перед входом на улице стояли и сидели на корточках человек пятьдесят кавказцев. Как на картинке из телевизора – в камуфляже, обвешанные оружием, многие с бородами. «Как по Чечне едем», – подумал Алехин.

– У выходцев с Кавказа есть привычка провожать взглядом каждую женщину, лошадь и автомобиль, – писатель тоже перешел на другую тему. – Это ведь исторически в них заложено. Кого похитить и что украсть? Вот так ведь и будут вдоль дороги, как стервятники, весь день на корточках сидеть, пока жертва не появится. Неистребимая, столетиями выработанная привычка. Такой, образно выражаясь, дух гор.

– Это курбановцы из чеченского батальона «Юг», – впервые вступил в разговор Рыбников. – Бывшие бандиты, бородачи-головорезы. Я в прошлую командировку шел с одним таким по тропинке вокруг террикона в Счастье. Я впереди, а курбановец за мной. Мне его в охранники при́дали. Вот он мне вдруг и говорит: «Брат, можно, я впереди пойду?» Я интересуюсь, типа, почему. А он как выдаст: «Я, как перед собой чью спину долго вижу, хочу кинжала воткнуть, брат». Вот так мы с ним погуляли. Кинжала, б…дь, воткнуть! А ведь точно, мог бы зарезать, дикарь хренов. Глазом бы не моргнул.

По городку Рыбников ехал медленно, осторожно и поэтому мог участвовать в разговоре, точнее, вставить что-то свое в монолог за спиной.

– Именно! – подхватил, словно подсказку, Захаров. – Их нельзя переделать. Воевать с ними – себе в убыток! «России от Кавказа одно беспокойство», – говаривал в свое время наш славный генерал-лейтенант Ермолов, Алексей Петрович. А он-то знал, что говорил. Не зря пол-Кавказа пожег! Эх, красиво Михаил Юрьевич, подлец, это описáл! – и, потрясая сжатым кулаком, писатель продекламировал:

Ура – и смолкло. – Вон кинжалы,

В приклады! – и пошла резня.

И два часа в струях потока

Бой длился. Резались жестоко,

Как звери, молча, с грудью грудь,

Ручей телами запрудили.

Хотел воды я зачерпнуть…

(И зной и битва утомили

Меня), но мутная волна

Была тепла, была красна.

– И только Барятинский, – продолжил писатель уже прозой, – Александр Иванович, царствие ему небесное и поклоны земные от всех россиян, князь, что пленил неуловимого Шамиля, придумал, как использовать деструктивную энергию диких горцев в интересах государства Российского! Очень просто! Нанимать на воинскую службу!

Алехин почувствовал, как волна, исходившая от писателя, захлестывает его с головой. Она была осязаема – мутная, красная, теплая. Скорее, даже горячая. На какое-то мгновение Сергей вдруг увидел себя со стороны – но не себя сегодняшнего, трясущегося в железной коробке по степной дороге рядом с этим лоснящимся от пота краснобаем, а Сергея Алехина десятилетней давности. Когда тот, отплевываясь заполнившей рот кровью, не раздумывая прыгнул в сточный канал вслед за Офтальмологом – и умер, захлебнувшись в потоке. Умер, чтобы воскреснуть и, оправившись после ранения, еще долго ощущать на языке омерзительный привкус отравленной дерьмом воды. В горле тут же возникли спазмы. Сжав челюсти, Алехин подавил приступ тошноты и постарался отодвинуться от Захарова как можно дальше. Но писатель не обращал внимания на мимику попутчика – его несло вперед:

– Ну чертовски же хорошо у Лермонтова: «мутная волна была тепла, была красна»! Там же, в горной речке, вода ледяная даже в жару, как сейчас. А у него – «тепла». От крови. Потом и Лев Николаевич целой повестью разродился. Да все без толку. И только в августе четырнадцатого Николай Александрович внял советам покойного князя и додумался платить им деньги и отправить на войну с остальным цивилизованным миром. Я говорю о Дикой дивизии. Сразу двух зайцев! Победят врагов – орлы! А погибнут за Россию – слава тебе господи! Чем меньше головорезов и грабителей вернется в родные аулы, тем спокойнее будет на больших дорогах. Иосиф Виссарионович, однако, в разумном страхе, что Гитлер их перекупит, в сорок третьем году решил вопрос, как ему казалось, радикально. Оказалось, однако, не до конца. Сегодня модно мазать Сталина с Гитлером одной краской. Да на месте Сталина Гитлер решил бы чеченский вопрос куда быстрее… и экономнее. Но его подход к делу недопустим, а сталинский недостаточно радикален. Национальный вопрос – не онкология. Тут «химией» и хирургией не обойдешься. Атомную бомбу под этот вопрос заложил еще в свое время этот графоман-психопат, Ульянов – товарищ Ленин. Создание нового федеративного государства по национальному признаку на пепелище царской России было самой страшной ошибкой вождя. Расхлебываем до сих пор. Борис Николаич покойный и Вадим Вадимыч несменяемый два раза Грозный рушили. До основанья. А затем? Правильно! Метастазы! И вот тогда, как раз вовремя, пригодился нашему Верховному опыт бывшего подводника. Знаете, как на подводной лодке извести крыс?

Алехин уже готов был заснуть, если бы не ухабы. Чем ближе к границе, тем раздолбанней становилась дорога, изуродованная танками, тягачами и прочей гусеничной техникой. Когда писатель повторил свой вопрос, Рыбников, который не разобрал смысла ни в первый, ни во второй раз, понял только интонацию, ключевое слово «как» и переспросил:

– Как? – просто чтобы писатель отвязался.

Человек войны, Рыбников, даже если бы расслышал бóльшую часть писательского монолога, в национальном вопросе разбирался плохо и, кроме «чурки-гребаные-хули-с-них-взять», никакой другой позиции не имел.

– А вот так, штабс-капитан Рыбников. Это безумно интересная история.

– Штабс-капитан? – перебил «безумно интересную историю» Рыбников. – Это что за звание такое?

– Не читали?

– Не помню.

– Так и называется – «Штабс-капитан Рыбников». Гениальный рассказ. Вы его героя мне чем-то напоминаете. Немногословный такой. И глаза прищурены.

– Я вообще военную литературу не особо, – Рыбников старательно щурился от ядовитого солнечного света. – Вранье одно. Особенно мемуары. Пишут о том, чего не видели. Все себе герои такие. Придумывают всякую ерунду.

– Ерунду, значит? – писатель притворился обиженным.

– Ваши книжки не в счет, товарищ Захаров, – спохватился Рыбников. – Вам, как себе, верю. Все ваше прочел. «Перевал» особо понравился. Просто очень круто. Жаль, что всех пацанов положили…

– Правда жизни! – многозначительно провозгласил польщенный Захаров. – Жизнь – это, к сожалению, смерть. Неразлучная пара. Так вот, хотите про крыс дослушать? Ни у меня, ни у моего коллеги по перу Куприна, Александра Иваныча, вы об этом не прочтете.

С немого согласия Рыбникова писатель пустился в многословное и натуралистичное описание того, как на подводных лодках ловят трех-четырех крыс, сажают в бочку, закрывают крышкой с грузом, выдерживают неделю, пока одна из крыс, самая живучая и агрессивная, не сожрет всех остальных. Потом крысу достают и, провозгласив крысиным королем, выпускают «на вольные хлеба». Крыса, ставшая в результате эксперимента каннибалом, в течение месяца сжирает всех остальных сородичей в подлодке.

– Вот именно так и поступил наш президент в Чечне, честь ему и хвала! – резюмировал Захаров. – И оказался тысячу раз прав. Теперь выбранный им чеченский полевой командир, который буквально перегрыз горло всем остальным, получает от России гигантскую контрибуцию, отстроил Грозный-Сталинград заново и регулярно поставляет свою Дикую дивизию для самых ответственных заданий «партии и правительства». Да, согласен, пограбят немножко, позверствуют в процессе, но задание выполнят. И в республике тихо – все бандиты и бывшие герильерос при деле, и стране хорошо – с глаз почти что долой. Учитывая неизбежные и необходимые войны по периметру нашей осажденной крепости, которые могут длиться годами…