Не влюбляйтесь в негодяев (СИ) - Эрос Эви - Страница 20

— Перепор… выпор… вер… Что это за фигня такая?

— Вот именно, что фигня. Это когда кто-то что-то делает или произносит, а ты не понимаешь ничего. Тогда говорят — с переподвыподвертом. Слишком вычурно, значит.

— Ужас. Можно ведь просто сказать: «это пи*дец» и не ломать язык.

Я кашлянула, чтобы не заржать.

— Можно. Но с переподвыподвертом интереснее.

— С перепод… перепо… Кажется, не видать мне скидки. Или ты мне ещё какое-нибудь слово дашь?

— Пожалуйста, — пожала плечами я. — Эйяфьядлайёкюдль.

Когда-то давно я по приколу научилась произносить название этого Исландского вулкана. Для меня это довольно просто — с детства дружу со скороговорками.

— Так нечестно. Это же не русское слово, — засмеялся Фил. — А русское?

— А русское — Сыктывкар. Ястржембский. Синхрофазотрон. Что выбираешь?

Он некоторое время задумчиво чмокал губами, словно пробовал эти слова на вкус. Но в итоге фыркнул и сказал:

— Пожалуй, ничего. Обойдусь без скидки.

— У тебя и так скидка, как у постоянного клиента. Только пятипроцентная. Ну давай, рассказывай, что там за новая идея…

Было забавно наблюдать, как Фил пробирается к выходу сквозь облепивших его женщин. Не теряя самообладания и вежливой улыбки, но быстро настолько, будто в попу он себе вставил свечку с перцем.

— Варя, — укоризненно сказала я, когда американец скрылся из моего поля зрения, — ну как тебе не стыдно?

— Чего это мне должно быть стыдно? — возмутилась соседка. — Как будто я тебя бомжу какому-то сватаю. Красивый мужик, молодой, богатый. И ты ему нравишься!

— Не придумывай.

— Я и не придумываю! Он мне сам это говорил, ещё когда говорить толком не умел. «Света прекрасный гёл, жаль, не май».

— И не июнь, — фыркнула я. — Варя, имей совесть! Я сама разберусь.

— Сама так сама, — она пожала плечами. — Я уже всё сделала. И если Фил не дурак, он активизируется. А если дурак — значит, он нам такой и даром не нужен!

Мне Фил любой был даром не нужен. Нет, он неплохой парень, но…

— Света, — услышала я прямо над собой голос Юрьевского — и резко перестала дышать, — что у вас там с проектом для «Эдельвейса»?

Я подняла голову и уставилась в его серые, холодные и явно очень недовольные глаза.

— Делаю.

— Вы занимались бы лучше тем, что действительно важно, — сказал генеральный раздражённо. — А не сидели целый час в переговорной с клиентом, на которого надо было выделить не больше тридцати минут.

Юрьевский развернулся и направился к выходу из офиса.

Мы с Варей проводили его взглядами и выдали одновременно, когда он шагнул за дверь:

— Гад. — Варя.

— Негодяй. — Я.

— Но красивый, сволочь, — вздохнула соседка, а мне почему-то пришло в голову…

Разве дело в красоте? Я ведь не поэтому думаю о нём, правда? Нет, не поэтому.

Я влюбилась в Андрея, потому что он мне посочувствовал. И в этот раз, кажется, происходит всё то же самое…

Но я не хочу в него влюбляться. Он гад и негодяй, который, к тому же, совершенно не желает целоваться и считает меня шлюхой.

Не хочу. Не хочу. Не хочу!

«Да мне плевать на то, что ты хочешь», — хмыкнуло резко забившееся у меня в груди сердце.

Эх, Светка…

А на следующий день, сразу после того, как я пришла на работу, мне принесли огромный букет из пятидесяти одной красной розы.

И я, приняв этот подарок и расписавшись за него, застыла в растерянности. Нет, мне, конечно, дарили цветы, в том числе и на работе — на день рождения. Но не пятьдесят одну розу за раз!

— Миллионы, миллионы алых роз, — запела Варя, размахивая кружкой с чаем так, что он едва не выливался ей на колени, — из окна, из окна видишь ты…

— Хорошо, что не миллионы, — вздохнула я. — Иначе мне пришлось бы выброситься из этого самого окна.

— Да ладно тебе! — фыркнула соседка. — Радуйся, дурочка. Ухаживает за тобой!

— Кто?

— Да Фил, кто же ещё!

Я удивлённо покосилась на розы. Фил?!

— Вот, тут и открыточка есть! Ты чего, Светка, ослепла? Читай давай!

Действительно — маленькая бархатная открыточка. Такая же красная, как сами розы, поэтому я её поначалу не заметила.

«Света, надеюсь, ты любишь розы. Но если нет, я исправлюсь. Фил».

Чёрт.

Пятьдесят один раз — чёрт!

— Как романтишно… — провыла Варя и завалилась на свой стол. Не иначе, от умиления.

— И куда это мне всё ставить?.. — пробормотала я, оглядывая свой стол. На нём, конечно, всегда порядок, но не до такой же степени, чтобы ещё вазоны с цветами разводить!

— Да сюда вот, на перегородку.

— Чтобы этот букет все видели?!

— Конечно! Пусть завидуют!

Я горестно вздохнула и отправилась к Вике — за вазой. Самой большой. Вика, меланхолично обрабатывающая ногти пилочкой, выделила мне вазу, даже не поинтересовавшись, зачем.

Добрая я налила туда ледяной воды из кулера и, вернувшись на своё место, попыталась засунуть вазу вместе с цветами себе под стол.

— Сдурела?! — немедленно завопила Варя. — Такую красоту под стол. Вынай! Вынай, я тебе говорю!

— Не вынай, а вынимай…

— Какая разница! Вытаскивай! В кои-то веки такая радость — а ты её под стол… Садистка!

— Скорее, мазохистка, — пробормотала я, представив, сколько людей подойдут и спросят, откуда у меня такой букет и кто его подарил. И вот чего я врать должна?

Я вообще вру не виртуозно. Даже я бы сказала — хреново я вру. А во вранье что самое главное? Правильно — верить в то, что ты говоришь. А мне это очень сложно. Проще научиться летать.

Правда, распространялось это только на личную жизнь. По работе врать я, конечно, умела. Иначе не работала бы рекламщиком…

В общем, да — так и случилось. Как только на нашей с Варей перегородке появился букет цветов, к нам тут же повалили любопытствующие. И так как я понятия не имела, что отвечать, кроме «не ваше дело, подите вон отсюда», говорила в основном Варя.

Вот уж кто всегда умел виртуозно врать.

А потом, часов в одиннадцать, в офис зашёл Юрьевский. Если честно, я надеялась, что он не придёт на работу. Но он, увы, пришёл.

Ещё я надеялась, что он протопает мимо моего букетика и не заметит его. Но он, увы, заметил.

Кроме того, я надеялась, что он хотя бы промолчит… Но он, увы, не промолчал.

— Это что? — спросил генеральный, удивлённо разглядывая мою клумбу. — У кого-то день рождения? Юбилей?

— Нет, Максим Иванович, — ответила Варя весело, и я мысленно застонала. — Это за Светой нашей ухаживают!

Я закатила глаза к потолку. Может, там где-нибудь торчит крюк, на котором можно повеситься?..

Юрьевский молчал, переводя взгляд с меня на букет. Долго так молчал.

А потом молча развернулся и пошёл к себе в кабинет, оставив меня с совершенно мерзким ощущением чего-то неправильного и очень, очень плохого.

Стационарный телефон зазвонил примерно через час.

— Свет, тебя Максим Иванович вызывает, — пропела Вика мне в трубку. — Просил взять всё по «Эдельвейсу».

Ясно. Сейчас будет бить.

Я распечатала несколько новых файлов, захватила папку со старыми — и отправилась на экзекуцию в кабинет генерального.

Как там в песенке поётся…

«Так весело, отчаянно шёл к виселице он!..» Вот точно про меня.

Ну ничего — прорвёмся.

Вика в кои-то веки не занималась своими ногтями, а разбирала бумаги. Я шмыгнула мимо неё в кабинет Юрьевского, закрыла дверь и застыла.

Да. Вот он, тот самый стол, на котором он меня имел полторы недели назад.

Чёрт, тут действительно жарко, или мне кажется?

— Садись, — Макс кивнул на стул возле себя. Я послушно на него опустилась, прижала к груди папку с бумагами по «Эдельвейсу» и вопросительно посмотрела на генерального.

Вид у него был мрачный. Если бы Юрьевский был тучкой — клянусь, из него бы в этот момент пошёл дождик…

— Ну давай, расскажи мне, чем ты занималась последние два дня, — сказал генеральный едко и даже как-то язвительно. — Кроме часовых посиделок в переговорной и букетиков от бывших мужей.