Мне не стыдно (СИ) - Эрос Эви - Страница 38

— Угу. Всё, сейчас пойду к Юрьевскому, подпишу у него.

— Вообще сначала должен Сергей…

— Да ладно, главное — подпись генерального. А Мишин может и задним числом, — отмахнулась я и отправилась к Юрьевскому, краем глаза успев заметить, как Варя начала лихорадочно рыться в собственной сумке.

Увидев меня, Максим Иванович встал со своего кресла, подвинул мне стул, только потом сел обратно и с вежливой улыбкой выслушал моё объявление о намерении уволиться. Несколько секунд глядел на заявление, которое я положила прямо перед ним, а потом ухмыльнулся и сказал:

— Я смотрю, классная у вас с Сергеем командировка была. Вы, Рита, сначала заболели, теперь вот увольняетесь. А Мишину вообще по башке треснули, неделю в больнице лежал.

Сердце вздрогнуло и свалилось куда-то в пятки.

— Как… треснули?

— Так. Тупым предметом.

— А… кто?

— Да хрен его знает. В воспитательных целях, скорее всего. Но вернёмся к нашим… то есть к вашим заявлениям. Скажите мне, Рита… вы уверены в собственном решении?

— Уверена.

На самом деле я в тот момент вообще не думала о собственном решении. Я думала о Сергее, который лежал в больнице, а мне даже не сказал об этом!

— Могу я узнать, с чем оно связано?

— Это личное.

Улыбка Юрьевского стала чуть шире. А потом он, к моему полнейшему изумлению, вдруг протянул:

— А если я не подпишу ваше заявление?

Я нахмурилась и почти огрызнулась:

— Да не подписывайте. Всё равно я завтра не явлюсь на работу.

Максим Иванович фыркнул.

— Где-то я это уже слышал… Ладно, Рита, я понял. Тогда давайте хотя бы дождёмся Сергея. Я, знаете ли, его слишком люблю, и никогда не увольняю его сотрудников без его ведома. Ну… или почти никогда, — генеральный рассмеялся, отчего я окончательно оторопела. И вообще у меня сложилось впечатление, что эта ситуация его забавляет.

— Боюсь, Сергей… — я мучительно пыталась подобрать адекватное слово. — … Не может быть объективным начальником в случае со мной. Он…

— Он вас любит.

Я поперхнулась воздухом.

— Э… вы…

— Да-да. Я. А Мишин вас любит. И даже не спрашивайте, откуда я это знаю или с чего я это взял.

— Это не любовь! — возмутилась я, и сама не поняла чему именно: то ли тому, что генеральный в курсе наших с Сергеем «отношений», то ли его заявлениям о любви Мишина. — Ему просто меня жаль!

— Вы сами-то в это верите? — протянул Максим Иванович, и когда я ответила, что верю, покачал головой. — Ну, Рита, вы же взрослая женщина. Умная, рассудительная. А к себе относитесь так, будто до сих пор подросток.

— Вот и прекрасно, — рассердившись, я поднялась со стула. — Я увольняюсь, и больше вы этого подростка не увидите!

Я метнулась к двери, и генеральный слегка дёрнулся, словно собирался меня останавливать, но он не успел ничего сделать — как раз когда я хотела толкнуть дверь и выскочить наружу, в кабинет Юрьевского зашёл Мишин. Красный, взмыленный и явно мокрый от пота. Бежал, что ли?..

— Никаких увольнений! — взревел он с порога, как… мишка. Или даже медведь… — Макс, ты ведь ничего не подписал?!

— Да хрен я что-то подпишу. Чтобы ты меня потом удушил собственным галстуком? — фыркнул Юрьевский, встал из-за стола и, подойдя к двери, оттолкнул от неё нас с Мишиным. И только я хотела спросить, куда это он, как генеральный выскочил за дверь — и сразу же раздался щелчок запираемого снаружи замка.

Мы с Сергеем сразу начали что-то возмущённо орать.

— Ничего-ничего, — меланхолично заметили за дверью. — Вы там немножко посидите, поговорите, успокоитесь. Можете даже что-нибудь у меня расколотить, если очень захочется. А я пока пойду пообедаю. Вика, ты со мной. И запри приёмную, чтобы этих… никто не беспокоил.

Я возмущённо хлопала ртом, а Сергей таращил глаза и постепенно становился похож на лупоглазую свёклу.

— Макс! Ты охренел?!

— Давно уже, — невнятно прозвучало за дверью. — Ты мне потом претензию подашь, не переживай. В письменном виде.

— Да я тебе!!! — завопил Мишин, но больше ничего сказать не успел — генеральный и Вика явно вышли из приёмной. Мы услышали, как захлопнулась дверь.

Господи, и за что мне это?..

Когда шум извне стих, Ромашка тяжело опустилась на стул и потёрла кончиками пальцев виски. Выглядела она при этом бледновато и немного измученно.

— Ну что за цирк, — пробормотала недовольно и нахмурилась. — И чего он добивается?

Сергей прекрасно понимал, чего добивается Макс, но объяснять Рите не хотел. Ещё даст ему по голове… тупым предметом.

Мишин сделал несколько глубоких вдохов, стараясь успокоиться — поступок Юрьевского его всё же изрядно взбесил, — затем сел на корточки рядом с Ритой, заглянул ей в лицо и спросил:

— Ромашка… зачем тебе увольняться?

— Затем, — она отвела глаза. — Я обязана перед тобой отчитываться, что ли? Хочу — увольняюсь. Законом не запрещено.

— Я чем-то обидел тебя?

Она покачала головой.

— Нет, Серёж.

— Тогда почему? Объясни, пожалуйста. Я хочу понять.

— Секунду назад ты спрашивал «зачем?» Это разные вещи, — съязвила Рита, по-прежнему не глядя ему в глаза.

— Ну хорошо, объясни, зачем и почему.

Она вздохнула.

— Ты же должен понимать, Серёж. Не можешь ты не понимать.

— И всё-таки. Пожалуйста, Ромашка.

— Да не хочу я тебе жизнь ломать, — сказала Рита тихо, опуская голову ниже. — Вон, с невестой порвал. От фирмы семейной отказался.

— А про фирму ты откуда знаешь? — поразился Мишин. — Хотя… глупый вопрос. Верещагин просветил?

— Он. Серёж… не нужна мне твоя жалость. Спасибо тебе, конечно… Ты меня не обидел, нет. Просто я… как призрак из прошлого. Увидел-захотел-получил. А я своими рассказами о себе голову тебе ещё заморочила, вот ты и… проникся, пожалел. Я поняла это, по глазам твоим увидела. Не надо. Я проживу без тебя, честно.

— Зато я без тебя — нет.

Рита наконец подняла голову, и Сергей улыбнулся, поймав её удивлённый взгляд.

— Дурочка ты, Ромашка…

Я вздрогнула, услышав это «Дурочка ты, Ромашка». Вспомнила свой сон, где то же самое говорила мне Нина.

— Я тебя люблю. Смотри мне в глаза, пожалуйста. Разве в них жалость? Разве можно из-за одной только жалости полностью поменять планы на жизнь? Бросить невесту, отказаться от возвращения фирмы. Ромашка, я влюбился в тебя ещё тогда, на первом курсе. Совершил кучу ошибок, которые, наверное, никогда себе не прощу… Но дело не в них. И не надо про жалость. Я тебя люблю.

Я чувствовала себя ужасно растерянной. Очень хотелось поверить, да и глаза Сергея не могли лгать. Но…

— Не может быть, — я помотала головой. Вновь попыталась отвести взгляд, но Мишин не дал — зажал мою голову ладонями, заставив посмотреть на себя, и спросил:

— Почему, Ромашка? Почему не может?

Как объяснить?..

— Столько лет прошло… Ты ведь меня совсем не знаешь.

— Я уверен, что знаю тебя, но раз так… Дай мне узнать себя. Пожалуйста, не убегай. Я понимаю, что ты меня пока не любишь, но надеюсь…

Услышав подобное утверждение, я хихикнула. Сергей нахмурился.

— Ромашка?..

И тут я начала ржать. Видимо, на нервной почве…

Вырвалась из его ладоней, удерживающих мою голову, и стала хохотать, раскачиваясь из стороны в сторону, как психованная. Всхлипывая и подвывая, смеялась, словно в этой ситуации действительно было что-то смешное.

— Ромашка! — Мишин схватил меня за плечи и хорошенько встряхнул. — Что с тобой? Да перестань ржать уже! Что ты смеёшься?

Я в последний раз хихикнула, а потом завыла и расплакалась, захлёбываясь слезами, как секунду назад смехом.

Сергей что-то говорил, продолжая трясти меня, как куклу, но я ничего не слышала. Плакала, как одержимая, выливая из себя всю боль прожитых без него лет, и в конце концов прошептала, размазывая слёзы по щекам ладонями:

— Ты… такой… дурак… Господи, какой ты дурак…