Недоступная и желанная - Чейз Лоретта - Страница 8

– Возможно, виной тому слишком туго затянутые ленты вашей шляпки.

Его руки потянулись к лентам, но в нескольких дюймах от узла остановились.

– На вашем месте я бы этого не делала, – предупредила Лидия.

Голос ее слегка дрожал, сердце билось, будто пытаясь выскочить из груди.

Эйнсвуд засмеялся и потянул ленты.

Ее кулак мгновенно взметнулся вверх. Но герцог, не переставая смеяться, перехватил занесенную для удара руку и притянул Лидию к своей широкой груди.

Такой поворот не был для нее неожиданностью, она практически ждала чего-то в подобном роде. Но к тому, что за этим может последовать вспышка, настоящий взрыв эмоций, многие из которых до сих пор были ей незнакомы, Лидия была не готова. Старательно оберегаемое душевное равновесие нарушилось.

В следующее мгновение ее рот оказался в плену его губ, горячих, настойчивых и опытных. Это мягкое, но решительное давление дезориентировало ее, сделав беспомощной. Лидия будто во сне ощутила, как его большая ладонь скользнула по плечам, спине, как исходящее от нее тепло проникает под бомбазин платья и нижней рубашки, а затем, когда сильная рука прошлась по талии, еще глубже.

На какое-то опасное мгновение она, обезоруженная этой мягкой силой и опьяненная терпким мужски ароматом, потеряла контроль и над телом и рассудком. Однако ее инстинкты были заточены в суровой школе, и еще через мгновение Лидия смогла действовать. Она обмякла в его руках, повиснув мертвым грузом. И почти сразу почувствовала, что их губы разъединились.

– Вот те на! Девичий обморок…

Ее кулак впечатался в челюсть Эйсвуда.

Глава 2

Следующее, что понял Вир, было то, что он лежит на спине в луже грязи. В ушах звенело, а сквозь этот звон слышались аплодисменты, гиканье и свист толпы. Он слегка приподнялся, опираясь на локти, и, скользя взглядом снизу вверх, увидел черные полуботинки, черную бомбазиновую юбку и, наконец, мужского покроя жакет с застежкой, доходящей до самого подбородка победительницы. Выше последней пуговицы он увидел лицо, столь красивое, что чуть не ослеп, когда в итоге разглядел его. Это была зимняя красота: голубой лед глаз и белый снег кожи, обрамленные лучами декабрьского солнца собранных под черной шляпкой рыжих волос.

В данный момент эти глядящие сверху вниз выразительные глаза изливали холодный голубой свет прямо на него, и такому убийственному взгляду могли позавидовать даже мифические горгоны. Маркиз совершенно не сомневался: если бы миф был не выдумкой, а повествованием о реальных событиях, Вир бы уже превратился в камень.

Впрочем, в какой-то степени так и произошло – он был околдован. Ее храбрость, равно как ее лицо и великолепные формы, возбудила Вира еще до того, как он обнял ее и прикоснулся губами к ее губам.

Между тем эти чувственные губы, на которые он смотрел с таким вожделением, дрогнули и раздвинулись в презрительной полуулыбке. Насмешка, которая в них явно читалась, окончательно привела его в чувство.

Было очевидно: Лидия торжествует победу. Значит, так могут думать и другие. Через несколько часов в Лондоне каждому станет известно, что какая-то женщина надрала задницу самому Эйнсвуду, последнему Мэллори-сорвиголове. Но именно как сорвиголова Вир предпочел бы быть медленно поджаренным на вертеле, чем допустить ущемление своей гордости или показать кому-либо свои истинные чувства. Вполне естественно, что на презрительную гримасу этой задаваки он ответил своей задиристой улыбкой, хорошо известной тем, кто с ним когда-либо сталкивался.

– Что ж, пусть это послужит уроком для тебя, – произнес Вир.

– О, оно разговаривает, – сообщила зрителям Лидия. – Значит, есть основания считать, что оно живое.

Она отвернулась. Ее бомбазиновая юбка зашелестела, и этот звук напомнил Виру змеиное шипение.

Игнорируя предложенную помощь, Вир ловко вскочил на ноги. На Лидию он нарочито не смотрел, а когда вновь перевел на нее взгляд, смог увидеть только гордо выпрямленную спину победительницы. Она уходила. Позвав спокойным голосом собаку и девочку, Лидия направилась к юго-западному выходу с Винегар-Ярда и скоро исчезла из поля зрения.

Но и после этого он еще довольно долго не обращал внимания на подошедших к нему мужчин, поскольку в голове его прокручивались сценарии действий, с помощью которых на лопатки была бы уложена она, а не он. Наконец, Вир обратил внимание на стоящую рядом троицу. Это были Августус Толливер, Джордж Карраферс и Адольфус Креншоу. Они его тоже знали или думали, что знают. В любом случае, выглядел он как завсегдатай пабов, какового они и ожидали увидеть.

– Пусть это будет уроком для нее, так? – ухмыльнувшись, произнес Толливер. – Хотел бы я знать, что это за урок? Как сломать челюсть?

– Сломать челюсть? – возмущенно вмешался Карраферс. – Как бы он говорил сейчас со сломанной челюстью? Клянусь, ты – полуслепой. Его уложил не апперкот. Она применила какой-то трюк.

– Я слышал про такие штучки, – произнес Креншоу. – Это что-то, связанное с поддержанием равновесия. Их придумали в Китае или Аравии. Черт его знает, чего еще можно ожидать от этих загадочных нехристей.

– Речь, однако, идет о том, что можно ожидать от леди Гренвилл, – вернулся к изначальной теме Карраферс. – Я слышал, она родилась на болотах Борнео и разводила там крокодилов.

– Более похоже, что в Севен-Дилс, – возразил Толливер. – Слышал, как тамошние ребята аплодировали ей. Они знают девчонку. Не сомневаюсь, что она – одна из них, уроженка трущоб Холли Ленда.

– Где же она тогда выучилась этим языческим трюкам? – спросил Креншоу. – И как так вышло, что еще несколько месяцев назад о ней никто не слышал? Где она жила такую уйму времени до этого? Ведь такую каланчу, как она, трудно не заметить, не правда ли? Или она бывает невидимой?

Он повернулся к Виру, отряхивающему грязь с брюк.

– Ты находился достаточно близко к ней, чтобы рассмотреть и послушать, как она говорит. Чувствуется ли какое-то влияние Холли Ленд в ее речи? Можешь ли ты утверждать, что она родилась в Лондоне?

Название Севен Дилс носила черная сердцевина одного из самых бедных пригородов Лондона – приход Сент-Джайлз, известный также по ироническому наименованию Холли Ленд – «Святая земля».

Вир сомневался, что горгоне Гренвилл потребовалось путешествие, чтобы обучиться грязным приемам драки, один из которых она только что применила. Намеков на кокни он в ее речи не распознал, но это по большому счету ничего не значило. Джейнес вырос в трущобах, однако сумел избавиться от этого специфического акцента. Возможно, ее речь в большей степени была речью леди, чем речь Джейнеса речью джентльмена. Но что это значит? Множество девушек из простонародья корчат из себя светских дам.

Да, в данный момент он, пожалуй, не сможет припомнить хотя бы одну, которой это удалось бы до такой степени. Но стоит ли болтать об этом? Покрытый сверху грязью и бурлящий от раздражения внутри, Вир резонно рассудил, что не стоит далее поощрять своим присутствием «интеллектуальные упражнения» этих болванов на уже затронутые или какие-либо еще темы.

Оставив их, Вир побрел к Бриджес-стрит вне себя от обиды, подобной которой он в последние годы, пожалуй, не испытывал. Ведь что получилось? Он бросился спасать эту никому не известную женщину, которая, как выяснилось, сама нарывалась на скандал. Промедли он хоть чуть-чуть, она, вне всякого сомнения, получила бы нож в спину. Но он не промедлил и в качестве награды получил множество бестолковых рассуждений и издевательские насмешки.

Мисс Наглость в самом деле угрожала ослепить его. Она угрожала ему! Виру Эйнсвуду Мэллори, которого сам владыка темных сил лорд Вельзевул не мог бы испугать и заставить повиноваться.

Не означает ли это, что она, зная, с кем имеет дело, просто подначивала его, чтобы он заткнул ей рот самым простым и доступным для мужчины способом? А если это не так, то почему просто не дала ему пощечину, как сделала бы на ее месте любая порядочная женщина? Думала, что он может дать сдачи женщине? Опасалась, что он утащит ее в Винегар-Ярд и изнасилует перед толпой пьяниц, сутенеров и шлюх?