Чаща - Новик Наоми - Страница 42

— Сир, — промолвила она, — я понимаю, что вы во мне сомневаетесь. Я знаю, что выгляжу странно. Но это правда: я свободна.

В голове моей молитвой отчаяния проносились бессчетные заклинания. Если принц обнажит против нее меч… если Сокол попытается поразить ее заклятием…

Принц Марек глядел на нее: сурово, пристально и напряженно.

— Ты побывала в Чаще? — спросил он.

Кася кивнула:

— Меня забрали ходульники.

— Иди посмотри на нее, — бросил принц Соколу через плечо.

— Ваше высочество, — начал было Сокол, подходя ближе. — Любому ясно, что…

— Молчи, — перебил принц — как ножом отрезал. — Мне он по душе ничуть не больше, чем тебе, но я тебя не политики ради сюда притащил. Посмотри на нее! Она затронута порчей или нет?

Сокол помолчал, озадаченно хмурясь.

— Тот, кто пробыл ночь в Чаще, неизбежно…

— Она затронута порчей?! — повторил принц, резко и жестко выделяя каждое слово. Сокол медленно обернулся и посмотрел на Касю — впервые посмотрел как следует, и в лице его отразилась растерянность. Я оглянулась на Дракона, еще не смея надеяться и все-таки надеясь: если только эти двое прислушаются…

Но Дракон не смотрел ни на меня, ни на Касю. Он смотрел на принца, и лицо его было суровее камня.

Сокол тут же приступил к проверке. Он требовал то зелья из Драконовых запасов, то книги с его полок, и Дракон, не споря, тут же посылал меня бегом принести все, что нужно. В остальное время Дракон велел мне оставаться в кухне. Сперва я подумала, он щадит меня и не хочет, чтобы я присутствовала при испытаниях — ведь некоторые из них так же страшны, как похищающая дыхание магия, которую он испробовал на мне, когда я вернулась из Чащи. Даже в кухне я слышала, как сверху доносятся речитатив Сокола и сухое потрескивание его чар. Эти звуки отдавались в моих костях точно далекий рокот громадного барабана.

Но на третье утро я вдруг заметила собственное отражение в одном из пузатых медных котлов и поняла, что выгляжу сущим чучелом. Мне и в голову не приходило наколдовать себе чистое платье — сейчас, когда над головой раздавался весь этот зловещий грохот и я изнывала от тревоги за Касю. Если я вся с ног до головы заляпалась, изгваздалась и закапала одежду слезами, меня это ничуть не удивляло, да и не заботило; но ведь и Дракон не попрекнул меня ни словом. А он то и дело спускался в кухню приказать, чтобы я принесла то и это. Я внимательно вгляделась в свое отражение, а в следующий раз, когда Дракон сошел вниз, я выпалила:

— Ты убрал меня с глаз подальше, да?

Задержавшись на последней ступеньке, Дракон промолвил:

— Разумеется, я убрал тебя с глаз подальше, а ты как думала, идиотка?

— Но он же не вспомнит, — предположила я, разумея принца Марека. Слова мои прозвучали встревоженным вопросом.

— Еще как вспомнит, дай ему хоть полшанса, — возразил Дракон. — Для него это слишком много значит. Старайся лишний раз не попадаться на его пути, веди себя как самая обыкновенная служанка и не пользуйся магией там, где он или Солья могут тебя увидеть.

— А с Касей все в порядке?

— Настолько, насколько это вообще возможно, — заверил Дракон. — Пусть это будет наименьшей из твоих забот. Она теперь куда менее уязвима, нежели обыкновенный человек, а Солья не настолько глуп. В любом случае, он отлично понимает, чего хочет принц, и при прочих равных предпочтет дать ему желаемое. Ступай принеси три бутыли елового молока.

Ну, я-то знать не знала, чего там желает принц, и мне очень не нравилась мысль о том, что он получит чего хочет, что бы уж это ни было. Я пошла в лабораторию за еловым молоком: это зелье Дракон варил из еловых иголок. Под его чарами варево каким-то образом превращалось в молочно-белую жидкость без запаха, хотя в тот единственный раз, когда Дракон попытался научить и меня, я произвела лишь мокрую вонючую смесь из еловых иголок и воды. Свойство елового молока состояло в том, чтобы закрепить магию в теле: его добавляли во все целительные снадобья и в эликсир окаменения. Я отнесла бутыли вниз, в главный зал.

Кася стояла в самом центре, внутри замысловатого двойного круга, выложенного на полу травами, размятыми в соли. На нее надели тяжелый ошейник, вроде хомута для волов, из черного пористого железа, на котором яркими серебряными буквами были выгравированы заклятия, от ошейника цепи отходили к кандалам на руках. Ей даже стула не поставили, под тяжестью этих оков любой бы согнулся вдвое, но Кася стояла прямо, бремени словно не замечая. Она коротко улыбнулась мне, когда я вошла: дескать, со мной все в порядке.

Сокол выглядел куда более уставшим, чем она, а принц Марек тер лицо, зевая во весь рот, хотя уж он-то просто сидел себе в кресле и наблюдал за происходящим.

— Туда, — бросил мне Сокол, указав рукой на заваленный рабочий стол, и тут же обо мне позабыл.

Дракон восседал на возвышении. Видя, что я замешкалась, он строго воззрился на меня. Я взбунтовалась: выставила бутыли на стол, но из зала не вышла; просто отступила к двери и стала ждать.

Сокол влил в бутыли очистительные заклинания — все три разные. Работал он четко и педантично: там, где Дракон сплетал магию в бесконечные прихотливые узоры, Сокол вычерчивал прямую линию. Но его магия работала ровно так же: мне казалось, он просто выбирает одну из многих дорог, а не блуждает между деревьями, как я. С помощью железных щипцов он протягивал бутыли Касе через заграждающий круг; причем, похоже, вместо того чтобы постепенно расслабиться, осторожничал все более. Кася послушно выпивала содержимое. Каждое заклинание просвечивало ее изнутри; сияние струилось сквозь кожу, не угасая; к тому времени, как Кася осушила все три бутыли, она озаряла собою весь зал. В ней не просматривалось и намека на тень — ни одного перистого клочка порчи.

Принц непринужденно развалился в кресле. У локтя его стоял массивный кубок с вином, но я заметила, что к вину Марек не притронулся: он не отрывал взгляда от Касиного лица. У меня просто руки чесались пустить в ход магию. Я бы с удовольствием отвесила ему пощечину, чтоб он на Касю не пялился.

Сокол долго и пристально изучал Касю, а затем вытащил из кармана камзола повязку и завязал себе глаза: широкая полоса плотного черного бархата, расшитая серебряными буквами, прикрыла еще и лоб. Надевая повязку, маг забормотал что-то себе под нос; буквы вспыхнули, и на бархате в самом центре лба открылся глазок. Из него смотрело одно-единственное громадное, странной формы око: округлое кольцо вокруг гигантского зрачка, темного, почти черного, пронизанного серебряными проблесками. Сокол подошел к самой границе круга и принялся разглядывать Касю этим оком сверху донизу; а потом трижды обошел вокруг нее.

Наконец Сокол шагнул назад. Око закрылось, а затем и глазок. Дрожащими руками маг взялся за шнурки и неловко затеребил узел. Наконец он снял повязку. Я не могла отвести взгляда от его лба: там не осталось ни следа третьего ока, ни даже отметины, хотя собственные его глаза налились кровью. Сокол тяжело опустился в кресло.

— Ну?! — резко спросил принц.

Сокол помолчал.

— Я не нахожу следов порчи, — наконец неохотно признал он. — Я не поклянусь, что их там нет…

Но принц уже не слушал. Он вскочил на ноги, схватил со стола тяжелый ключ и бросился к Касе через весь зал. Сияющий свет, пронизывающий ее плоть, постепенно мерк, но еще не вовсе угас. Разорвав сапогом соляное кольцо, Марек вошел внутрь и отомкнул тяжелый ошейник и кандалы. Снял с Каси оковы, сложил их на пол, затем протянул ей руку — так учтиво, как будто имел дело с придворной дамой, — по-прежнему не сводя с нее глаз. Кася замешкалась — я знала, она боится случайно сломать ему кисть (про себя я надеялась, что так и будет), — и осторожно вложила ладошку в его пальцы.

Крепко ее стиснув, Марек вывел девушку вперед, к подножию Драконова возвышения.

— А теперь, Дракон, — тихо проговорил принц, — ты расскажешь нам, как ты это сделал, — он поднял Касину руку повыше и встряхнул ее. — И тогда мы отправимся в Чащу, Сокол и я — если ты струсишь и не пойдешь с нами — и мы вызволим мою мать.