Ваше благородие - Чигиринская Ольга Александровна - Страница 52

Ему не нравилось, как легко у них получается продвигаться. Создавалось такое впечатление, что их специально пропускают к вокзалу, имея какой-то дальний план.

Но ничего поделать было нельзя. Малейшая попытка свернуть в сторону пресекалась белыми решительно. Танки стреляли и попадали очень метко, а терять по одной БМД за каждый разведывательный рейд Грибаков не мог.

Ладно, подумал он. На вокзале засада — это и ежу ясно. Это все равно что вы сами мне сказали: там — засада. Ладно, еще посмотрим, кто кого. Мы — десант, поняли? «Ты ударишь — я, бля, выживу, я ударю — ты, бля, выживи!»

Порт в Керчи или Севастополе — это город в городе. Причем кажется, что город этот выстроили не то древние циклопы, не то инопланетные гигантские чудовища. Ничто здесь не рассчитано на человека, он теряется в огромных формах. Краны, погрузчики, платформы — все на слоновьи масштабы. В складах можно без проблем разместить стадо динозавров. Рельсы, вагоны, крытые погрузочные платформы, цистерны, шланги диаметром с жерло корабельной пушки и кабеля толщиной в руку, краны, контейнеры, мешки, тросы, штабеля леса, кучи угля и руды, металлические болванки, бушели зерна, галлоны воды, опреснительные установки, кнехты, насосы, компрессоры, машины, танкеры, сухогрузы, контейнеровозы, пассажирские лайнеры, яхты, баржи, лихтеры, сухие доки, катки, разобранные машины — все это образует причудливый лабиринт порта, его улицы, площади, аркады, тупики, повороты, проспекты и подземки. Это город в городе и здесь можно воевать неделями…

Задача связывать боем силы красных в районе порта и судоремонтного завода.

Силы: одна рота ополченцев.

Противостоящие силы — батальон мотострелков.

Преимущества: знание местности. Половина фельдмановского батальона — портовые или из доков.

Недостатки — численное превосходство противника.

Раскладец…

Полковник Ордынцев, командир бригады, не мог выделить им в помощь ни одного человека.

На практике «связывание боем» обернулось несколькими попытками прорыва — со стороны красных — и пресечением этих попыток — со стороны белых.

Фельдман держался только благодаря нерешительности советского командира. Умело перебрасывая людей туда-сюда, ему удалось создать эффект присутствия в порту, как минимум, батальона. Атаковать равными силами на плохо знакомой местности красные не решались.

Но рано или поздно, понимал капитан, случится то, что должно случиться. Они перехватили уже троих разведчиков — но будут посланы и четвертый, и пятый, и кому-то из них удастся проскочить, рассмотреть позиции и сообразить, что батальоном тут и не пахнет…

— Топаз-12 вызывает Топаз-2, — бормотал связник. — Топаз-12 вызывает Топаз-2. Прием.

— Топаз-12, Топаз-2 слушает…

— Сэр! — Фельдман взял наушник с микрофоном. — После рассвета они точно поймут что к чему. А может, и раньше. И тогда нам не устоять. Их трое против одного нашего.

— Ваши предложения?

— Я могу отступить к судоремонтному заводу и закрепиться там.

— Они смогут вас обойти и попасть в город?

— Да, сэр.

— Тогда это исключено. Держите их в порту сколько сможете до приказа к отступлению.

— Вас понял, сэр, — капитан отложил наушник.

— Отходим? — спросил поручик Северин.

— Стоим.

Через час начался штурм — тот самый, решительный, которого Фельдман так опасался. Кто-то из советских разведчиков понял, в чем хитрость и, вернувшись, доложил командиру.

Ожесточенная атака перешла в ближний бой, а потом — и вовсе в рукопашную. И в пылу этой рукопашной один из советских мотострелков, не помня себя от ужаса и ярости, сцепился с одним из крымских резервистов.

Его товарищ, пробегавший мимо, не долго думая, всадил крымцу штык между лопаток. Короткий и тонкий крик заставил обоих оцепенеть.

— Баба… — просипел тот, что нанес удар. — Ой, мамочки…

— Сволочи! — заорал кто-то совсем рядом. Они даже не успели развернуться — ударила очередь.

— Валя! Валя, погодите… Дышите, Валя! Дышите же, мать вашу так! — Фельдман не сообразил передать ее кому-то другому, он просто никого вокруг не видел. Он забыл про все — помнит только расположение санитарной машины.

Поняв, что не донесет, положил на кучу гравия, разорвал тишэтку. Женщина захрипела, глаза остекленели. Рана была маленькой, но сильно кровоточила. Кружевной бра пропитался кровью насквозь и в редких отсветах пламени (горели БТР и «Святогор») казался черным.

— Никаких баб, — прошептал Фельдман, раздирая упаковку перевязочного пакета. — Всех к черту из батальона. Завтра же… Кибенэ мат…

Это были его последние слова. Шальную пулю справедливо называют дурой, а это была всем дурам дура — если бы капитан донес Андрееву до санитарной машины, ее удалось бы спасти.

Фельдман погиб сразу же, Андреева истекала кровью еще пятнадцать минут. В сутолоке боя ее просто не заметили…

То же время, батарея на мысе Фонарь

Что-то в этом было от процесса рождения: ползешь по каменной кишке, упираешься в стену, утыканную металлическими скобками, делаешь по ним два шага вверх и снова оказываешься в каменной кишке, снова ползешь вперед и упираешься в стену со скобками, но на этот раз видишь над собой квадратный колодец, откуда тянет свежим воздухом и слышатся голоса…

Рядовой Корбан быстро пополз задом вперед, пока ноги не провалились в ту, первую дыру, встал на одну из скобок и приготовился стрелять.

Сердце колотилось так, что едва не заглушало шорох: в колодец кто-то спускался.

Миша Корбан не видел, куда стрелять. В этой темноте он мог полагаться только на слух и ждал момента, когда ноги спускающегося вниз человека коснутся пола.

Есть!

Он нажал на спуск. Когда стих звон в ушах (стрельба в подземелье — то еще разлечение) он не услышал ни криков, ни стонов. Убил сразу наповал? Тогда кричали бы наверху, не один же он здесь…

Потом был звук — падение, и не просто падение: кругленький железный предмет был брошен с ускорением и быстро катился в мишину сторону.

Обмирая, Корбан понял: граната.

Неизвестно как, но в кромешной темноте он увидел ее: почти цилиндрической формы, вся в частых глубоких насечках, как ананас…

Он должен был разжать руки, падать вниз, бежать… Но не мог сдвинуться с места.

Граната остановилась перед самым его носом, перекатилась с боку на бок и… покатилась назад.

Коридоры запасных выходов из батарей береговой обороны запроектированы с легким наклоном в сторону «улицы».

Именно в тот момент, когда Миша осознал избавление от неминуемой смерти, он был как никогда близок к тому, чтобы напустить в штаны. Все мускулы расслабились разом. Он не спрыгнул в нижний коридор — он рухнул туда, закрывая руками голову.

Граната разорвалась прямо под задницей у беляка, который ее бросил. Стряхнув с себя осколки и бетонную крошку, Миша услышал крик…

Невезение заразно, а инициатива наказуема, — подумал Батищев.

Невезением он заразился от Григорьева, не иначе. Инициативу проявил рядовой Карастоянов, который без приказа бросил гранату и подорвался на ней.

Карастоянова вытащили из колодца на страховочной веревке — страховка оказалась толковой мыслью. Молодец Кошкина. Кто бы еще подсказал, как попасть в казематы, раз их защищают…

— Еще пять минут — и нам этот ход до жопы. Какие мысли по этому поводу?

— Я полезу, — Кошкина бросила шлем.

— Прапорщик, не дури!

Она уже исчезла в колодце. Светлые волосы плыли вниз…

— Кошкина! Кошкина, твою мать!!!

Кошкина остановилась на третьей снизу ступеньке.

— Какого черта? — Ефрейтор Шеховцов спустился следом за ней.

— Не топчись по пальцам, — прошипела она и разрядила одну гранату. — Лови!