Сердце меча - Чигиринская Ольга Александровна - Страница 83

В этом секторе пространства творилась ужасающая какофония; если бы Дик не держал свою партию так чисто и так сильно, она бы просто пропала. Чего ей стоило выйти в пространство второй раз — не знает никто и не узнает никогда. Покинув это полное грома и воя место между мирами, она долго еще дрожала как студень, как жирная задница, по которой как следует хлопнули. И если бы не хорошая злость на себя и свою трусость — может быть, она продолжала бы трусить и дальше. Потому что вне этого междумирья она видела того, на кого полностью полагается и того, кто несет сквозь ничто самых ее близких — и ей хотелось встряхнуть головой и проснуться: это был всего лишь нескладный подросток, ее ровесник. Там, среди разнотонных воплей, громов и звонов, издаваемых небесными силами, она слышала голос, воина и мага, эльфийского короля-заклинателя вроде тех, о которых писал Иоанн Оксонский. Словно сам Решан Аланор пел партию Нуаду. А потом она возвращалась в реальность — и видела просто Дика Суну, который говорит и пишет с ошибками, по которому можно изучать анатомию — и шпангоут, и рангоут на виду. И вот на ком все они держатся. Вот, на кого она должна полагаться, ныряя в темноту. Потому что там он, оказывается, — сид или один из тех самых нихонских богов, белый дракон-оборотень, здесь почему-то прикидывающийся закомплексованным мальчиком. Но даже для дракона там — слишком страшно, слишком громко и нечем дышать. А она — маленькая девочка, которая во время бешеного полета изо всех сил прижимается к драконовой спине. И не дай Бог ей во время полета вспомнить о том, кто он такой на самом деле. Потому что чары рухнут и она погибнет. Боже, Боже, как трудно было, ложась в кресло и надевая шлем, заставить себя поверить в то, что там снова произойдет чудо и мальчик сделается белым драконом! Будь он взрослым — было бы легче.

— Минутная готовность, — предупредил Дик.

— Есть, — сказал Рэй.

— «Медетаси сэйтё митимирэру Мария…»

— Сынок, ты всегда так делаешь? — спросил Джориан.

— Извините, мастер Джориан, всегда. «Радуйся, Мария…»

Медленное угасание красок и запахов…

«Благодати полная…»

Смерть света.

«Господь с Тобою…»

Уход звука.

«Благословенна ты между женами…»

Потеря чувства прикосновения кожи кресла к коже тела…

«И благословен плод лона твоего Иисус…»

Исчезновение тепла и холода.

«Святая Мария, Матерь Божья…»

Утрата ощущения веса.

«Молись за нас грешных, ныне и в час смерти нашей…»

Пилоты считаются сорвиголовами потому что много раз переходят от жизни к смерти и обратно. Чем в принципе будет отличаться уход в мир иной от этого углубления в молчание сознательного бесчувствия? Точно так же откажут глаза и уши, нервы и плоть… Останется на какое-то время голое сознание, терзаемое острой нехваткой привычных ощущений — а потом и оно погаснет — пилотам и к этому не привыкать: они умеют затихать, замолкать, замирать и погружаться все глубже, глубже в вязкую тишину «нигде и никогда» — до того момента, когда она взорвется звуками.

Это-то и было самым страшным — сначала это медленное само-исчезновение, а потом — неожиданный взрыв галлюцинаций, переход от смерти к жизни — упоительной и жуткой.

Вселенная ворвалась в свою крошечную, неосознавемо малую частицу яростным диссонансным аккордом — и Бет присоединила свой голос к сверкающему альту, к песне белого дракона.

А ведущим в их маленьком трио оказался… бархатный баритон.

Тот самый.

Бет не испугалась. Она тряслась от ужаса только потом, потому что там, в межпространстве, никакого ужаса и вообще никаких чувств быть не может — только одно сознание того, что ты — часть потока, только движение в русле, но по своей траектории, только песня. Ее задавал баритон, он инициировал обоих, учил этой новой, незнакомой прежде мелодии, но Бет, повторяя за ним, чувствовала гнев белого дракона. И едва только альт уловил суть гармонии, как тут же начал навязывать баритону свою тему, свою вариацию, в которой тому просто не оставалось места — альт заглушал его, забивал…

Проще говоря, Дик нападал. Бет не вмешивалась в поединок, чувствуя, что будет только мешать. А впрочем, баритону и без нее приходилось несладко. Голос белого дракона пульсировал гневом, который, казалось, передается всему потоку. Он загонял своего противника, черного кота, в темную комнату, в которой тот вскорости должен был исчезнуть, раствориться в темноте. Бет старалась не подавать признаков жизни — было где-то на заднем плане опасение, что в ярости белый дракон не будет различать своих и чужих.

Наконец, она не выдержала призрачной реальности и выпала в настоящее. И смогла ощутить произошедшее как ощущает человек: там, в безвидном, намертво сцепились Дик и его противник. И «намертво» тут не красивое словцо — после таких поединков нередко в одном из пилотских кресел остается труп…

— Дик! — крикнула она. Точнее, пискнула сухим ртом.

— Я здесь, — отозвался юноша. — Сиди, не вставай…

— Капитан! — одновременно с ним выкрикнул Рэй. — Корабль!

— Не начинай торможения! — заплетающим языком проговорил Дик. — Силовые на полную.

— Что?

— Силовые экраны на полную мощность! Мы оторвемся, но он может открыть огонь…

Ни у кого, кроме Бет, похоже, не возникло вопроса — зачем отрываться? Это же вроде как скваттерский корабль, идущий к ним на помощь…

С каким-то жутковатым рыком сквозь зубы Дик выбарахтался из своего кресла, прошатался к месту субнавигатора, упал на колено, поднялся, срывая с себя обруч связи, и скомандовал Рэю:

— Иди туда. Убей Мориту. Убей их обоих. Я поведу корабль.

Рэй — выучка десантника — без единого вопроса вскочил из-за консоли и, сграбастав своего капитана за плечи, почти бросил его на субнавигаторское место, а сам кинулся прочь из рубки.

Бет наконец увидела корабль, от которого они уходили — вытянутый, как акула, с четырьмя силовыми мачтами, разнесенными по четырем граням прямоугольного в сечении корпуса, и с двумя оружейными башнями. Два шлейфа белого пламени тянулись за ним, два кавитационных двигателя несли эту хищную посудину. «Паломник» выскочил из межпространства перпендикулярно ее курсу по горизонтальной оси и, не уменьшая хода, взял круче к зениту, чтобы проложить еще и вертикальный перпендикуляр, заставить противника потерять время на маневре.

А в зените горели две звезды, два мощных софита освещали эту сцену погони и в их свете меркли огни рампы — далекие обильные звезды скопления Парнелла. Бет невольно восхитилась величием картины, но тут же вспомнила о Рэе и о том, что приказал ему Дик.

— Почему ты велел убить Мориту? — спросила она.

Дик повернул к ней страшно перекошенное лицо и крикнул:

— Бака!

Смысл этого японского ругательства был ей неизвестен — но вполне понятен. Дура. Идиотка. Ты же забыла отключить микрофон и Джориан там, у себя все слышал!

Коротко взвыла какая-то сирена, мигнула одна из надписей на экране, показывавшем состояние корабля.

— Да знаю, — буркнул Дик. «Паломник» содрогнулся всем корпусом и через несколько секунд Бет увидела на экране заднего обзора еще один объект: стремительно удаляющуюся «Саламандру». Корабль-преследователь еще раньше превратился в точку и исчез. Дик откинулся на спинку кресла, уронил руки и закрыл глаза. Снова вспискнул какой-то сигнальчик, замигали окошки на экране — Дик не шевелился.

Еще минута — и раскрылась дверь. В рубку вошел Рэй. Следом за ним бесшумно прыгнул Динго и, словно извиняясь, ткнулся в висящую безвольную руку юноши.

— Не успел, сэнтио-сама, — просто доложил Рэй. — Он закрыл шлюз прямо перед моим носом, а потом переходник лопнул и сработала автоматика.

— Понятно, — сказал Дик. На Бет он не посмотрел, но она почувствовала горечь. Неизвестно, чем провинился Джориан, но возмездие сорвалось из-за нее… И причем здесь Морита?

— Джориан — предатель, — сказал Дик, опережая ее вопрос. — И он никакой не скваттер — он рейдер, пират. Морита все время был у него на корабле. Вот почему Динго так беспокоился, когда мы входили на борт «Саламандры». Он был умнее нас всех. Он чуял Моро. И там, в межпространстве — это был не Джориан, Бет. Это Моро — и я узнал его, я на него напал. Я хотел его убить. Он ушел. Пидзэцу!