Сердце меча - Чигиринская Ольга Александровна - Страница 11

…Иконописец нарисовал большие синие глаза и оттенил такими ресницами, что каждому волоску было тесно, а еще начертил черные брови, тонкие, доходящие почти до виска и чуть приподнятые над переносицей. Он успел набросать контуры верхней губы, выгнутой как татарский лук, и общий овал лица — все в тех же традициях классической иконописи. А потом он передоверил свою работу ученику, партачу и насмешнику. А тот и рад был стараться: пририсовал плоские азиатские скулы, оттопыренные уши, нос «ботинком» — и бесформенным мазком обозначил нижнюю губу.

Вот так и получилось лицо Дика Суны. Добавьте к этому кожу того оттенка, который бывает у людей, от природы смуглых, но подолгу не бывающих на солнце и каштановые волосы, на висках выбритые, а на затылке собранные в тугой и густой «хвост», ниспадающий чуть ли не до пояса. В писаные красавцы он не годился, но в общем был хорош собой. Глаза его смотрели прямо, открыто и честно — словно освещая все лицо; так чисто промытое окно освещает всю комнату — и она кажется красивой, как бы ни была обставлена.

Раньше Дик не задумывался о своей внешности. Госпожа Коман назвала его «бисёнэном», «прекрасным мальчиком» — но тогда он посчитал это просто грубой лестью веселой девицы. Он вовсе не видел себя «прекрасным» — сказать по правде, он и безобразным себя не видел, ему было совершенно все равно, как он выглядит. И вдруг этим утром он ни с того ни с сего подумал, что, к примеру, нос мог бы быть и получше. Эта мысль показалась ему странной — до настоящего момента нос его полностью устраивал; в нем было две замечательные ноздри, через которые можно дышать — чего еще хотеть от носа? И также внезапно ему подумалсь, что и ноздри могли быть поизящней вырезаны. Ну, скажем, как у Майлза.

Может, эти суетные мысли и не пришли бы ему в голову, если бы капитан не велел ему «приодеться» к завтраку и «выглядеть». Дик «приоделся» — то есть, надел свое лучшее косодэ[14], хаори[15] с гербом, которое надевал только на Пасху и Рождество, парадные хакама[16] и таби[17]. Еще он тщательно умылся, вычистил зубы второй раз и как можно глаже уложил волосы — чтобы ни одна прядка не падала на глаза. Но все-таки что-то мешало «выглядеть», и, присмотревшись, он понял: нос. Ну просто сущий пятак. Дик повертел лицом так и этак, и нашел ракурс, который показался ему удачным: чуть склонить голову вперед, глядя слегка исподлобья. Так нос казался менее курносым, и лицо как будто делалось мужественнее.

С одеждой было не все в порядке — хаори коротковато. Но тут уж ничего не поделаешь: другого не имелось. Он вышел из своей и Майлза каюты, поднялся наверх и вошел в столовую.

Левиафаннер — судно специфическое: народу нем то густо, то пусто, поэтому вся постоянная команда обедала при кухне — чтобы не гонять лифт с посудой верх-вниз. Но по случаю присутствия на борту доминатрикс торжественный ужин устроили в кают-компании.

— Ты чего так набычился, будто у тебя запор? — спросил капитан. — Выпрямись, Бога ради. Это ты что, с последнего Рождества так вымахать успел?

На самом деле хаори было коротко еще на Рождество, только внимания на это никто не обратил.

На разных планетах быт устроен по-разному, но космос диктует быт, приближенный к нихонскому образцу. В условиях то и дело меняющейся гравитации очень хорошо, если дверцы шкафов не распахиваются, а стулья не порхают по комнате. Тесные помещения кораблей и станций поражают организацией пространства. Так, в кают-компании «Паломника» единственным предметом обстановки был стол. Длинный и узкий — в случае надобности через него просто перешагивали — он мог разместить без проблем двенадцать человек, а по окончании трапезы просто крепился на стене.

Пришел лифт с кухни; экипаж быстро разобрал посуду и расставил на столе. Почетное место во главе отводилось миледи Констанс, по левую руку от нее капитан велел сесть Дику, чтобы тот резал мясо и подливал пиво, третьим сел сам. Предполагалось, что Бет и Джек сядут справа от своей матери, а место ближе к центру займет лорд Августин. Напротив него таким образом оказывался Майлз, следующую пару составляли Джез и Вальдер. Моро предоставлялась полная свобода выбирать из оставшихся четырех мест.

Дверь открылась и новый бортмех вошел. Морита тоже принарядился: ёфуку[18] цвета морской волны, но без застежек впереди, на вавилонский манер. Под ёфуку была темно-красная вязаная туника, и это было как-то по-варварски красиво. Мода Империи предписывала мужчинам сдержанные тона — капитан, Майлз и Дик были одеты в черные хакама, горчичного цвета косодэ и темно-серые гербовые хаори, Вальдер — как обычно, в черном комбо[19] — он никогда не одевался иначе, и всегда его лучшая одежда застегивалась под горло и имела полную длину рукавов и брюк; кроме того, он никогда не расставался с визором. Один Джез надел пламенно-красную лава-лава и желтую вязаную тунику из хлопка, по мауитанской моде — но на черных яркие цвета и смотрятся иначе.

Леди Ван-Вальден была в длинном шоколадного цвета платье и в палевой гербовой накидке. Такую же носила Бет, но под ней были просторные брюки и короткая сиреневая блузка. Джека одели как обычно одевают мальчика его лет, в сейлор-фуку. Лорд Августин был в темно-зеленом пали до колен и в черных брюках.

— Миледи, — команда замерла в долгом, очень основательном поклоне. — Прошу садиться вот сюда. Вы здесь, юная леди, а вы, сэр — напротив Майлза.

После того как блюда и бокалы были наполнены, капитан произнес слова молитвы — самой длинной и цветистой, какую читали только на праздники. В обычные дни молились кто как хочет — Джез очень любил вариант «Благослови, Боже, ясти, чтоб не выпало из пасти».

— Я очень рада видеть вас всех здесь, и разделить с вами хлеб и дорогу, — сказала леди Констанс. — «Паломник» — прекрасный корабль, а вы — прекрасный экипаж. За императора!

— Гамбэй! — подхватили левиафаннеры и осушили стаканы.

Только сейчас она поняла, как угадала — а может, промысел Божий действовал через нее. Эти пятеро подходили друг другу, как пальцы на одной руке. Одинокий старик, потерявший сына и мальчик, потерявший родителей. Шеэд — реон, добровольный изгой. Сантакларец, на миллиметр разминувшийся с каторгой. Искалеченный старший инженер двигательных систем. Для всех «Паломник» стал последним убежищем, единственным шансом. Это была не просто команда, а семья.

Но семья отличается от чисто профессионального союза именно тем, что появление нового элемента лихорадит всю машину. Констанс посмотрела на вавилонянина, прямо в его насмешливые зеленые глаза, подведенные — она только что это заметила — темно-синей, в тон одежде, тушью. Он был чужероден и подчеркивал свою чужеродность. «Я здесь временно», — говорил весь его вид. — «Я знаю, что вы не приемлете меня, и мне безразлична эта неприязнь. Я не собираюсь подлаживаться под стандарты победителей, чтобы угодить им. Я выгляжу и веду себя так, как сам того желаю».

За императора он не выпил. Встретив взгляд Констанс, Моро улыбнулся и поднял стакан:

— Ваше здоровье, сударыня.

— А как вас по-настоящему зовут? — спросил Джек у Майлза. Дик, подкладывавший доминатрикс закуску, от неожиданности уронил суси. Это был один из трех самых бестактных вопросов, которые можно задать шеэду. Два других — «Сколько вам лет?» и «Знакомы ли вы были со Святым Ааррином?»

— Майлз Кристи, — улыбнулся шеэд. — Я принял это имя в святом крещении, так что оно настоящее.