Великий князь Цусимский - Михайловский Александр Борисович - Страница 10

– Ээ… Ольга… – сказала я, завороженная ее милой, непосредственной манерой рассказывать, – может, еще по чуть-чуть?

– Давайте! – махнула она рукой, ну точь-в-точь так, как это сделала бы моя современница при подобных обстоятельствах.

Я разлила коньяк. Ольга, подняв рюмку, произнесла:

– А я хочу выпить за женщин! За таких, как вы, Дарья. Спасибо, что вы меня слушаете. Знаете, и вправду легче стало. Вот как будто гора с плеч! И как-то проще теперь на все смотреть, и яснее как-то все становится…

– Ну, давай за женщин, Ольга! – сказала я. – И за тебя в том числе!

Мы выпили. Я тоже не стала в этот раз закусывать. Она это заметила и состроила лукавую гримаску, после чего мы дружно рассмеялись. Алкоголь приятно кружил голову. В компании Ольги мне было хорошо, и я очень ценила ее доверие.

– Ну а что Новиков? – спросила я.

– Александр Владимирович… он… – она опустила глаза и зарделась – скорее, от удовольствия, чем от смущения, – он сделал мне признание… – И она подняла на меня глаза, из которых счастье так и выплескивалось.

– Правда? – задала я риторический вопрос. Я искренне разделяла ее радость, я так ее понимала – ведь я тоже была счастлива в любви… – Ну а ты? – И этот вопрос также был риторическим.

– А я… – она потупилась и через несколько секунд прошептала: – Я дала ему надежду… То есть, нет, не надежду, а обещание… что буду ждать… Ну вот… Ах нет, это еще не все…

– Можно угадаю? – весело воскликнула я. – Вы целовались?

По ее радостно-изумленным глазам я поняла, что попала в точку…

18 апреля (1 мая) 1904 года, утро. Штурм тюреченской позиции на реке Ялу, г. Ичжоу

Британский военный агент при армии генерала Куроки, рыцарь Британской Империи, генерал-лейтенант Ян Стэндиш Монтит Гамильтон

Всю пошло совсем не так, как нам обещали «доброжелатели» в русском штабе. Вместо того, чтобы отступить после нескольких ничего не значащих перестрелок, русские вцепились в свой берег реки бульдожьей хваткой. Самые ожесточенные бои происходили на склонах Тигрового холма (на русских картах обозначенного как Медвежья сопка), ведь без установления контроля над этим ключевым пунктом не было никакой возможности провести операцию по глубокому охвату русских оборонительных позиций. К тому же с вершины Тигрового холма наши позиции на низменном правом берегу реки Ялу просматривались на много миль вглубь, и нечего было даже и мечтать о какой-то скрытности, пока там сидят русские наблюдатели, в том числе и артиллеристы. Малейшее шевеление на наших позициях тут же вызывает на себя очередь русских шрапнелей.

Честь штурмовать Тигровый холм изначально была доверена гвардейской дивизии. В течение трех суток она по нескольку раз в день кидалась на штурмы и каждый раз откатывалась назад, обливаясь кровью и теряя лучших солдат и офицеров. Первоначально считалось, что Тигровый холм занимают лишь немногочисленные разведывательные подразделения русских, но когда гвардейцы первый раз пошли в атаку, выяснилось, что численность русского гарнизона этой высоты никак не меньше полка. К тому же для того, чтобы атаковать русские позиции на этом холме, японской гвардии требовалось предварительно пересечь несколько водных преград; и если через речные рукава шириной около двухсот-трехсот ярдов, отделяющие остров Киури от левого берега, были переброшены деревянные мостки на козлах, то главное русло реки Ялу требовалось пересекать на лодках. И все это на низменной открытой местности, как я уже говорил, просматриваемой русскими наблюдателями далеко вглубь.

Едва японская пехота начинала накапливаться на исходных позициях, как тут же, с обратного по отношению к нам склона Тигрового холма часто-часто принималась стрелять русская артиллерия. Пушки, расположенные на открытых позициях, оказались грубыми деревянными муляжами, на поражение которых японская артиллерия извела немало снарядов, а настоящие пушки были от нас скрыты, и из-за этого нанесли японским войскам просто огромный ущерб. Одним словом, когда японские войска, накопившись на исходных позициях на левом берегу реки Ялу, бегом бросались в атаку, над их головами тут же распускались белые цветы шрапнельных разрывов. Пробежав по мостам и низменному и открытому со всех сторон острову порядка двух миль и понеся при этом определенные потери от шрапнельного огня, японские солдаты оказывались перед быстро текущей водной преградой шириной в пятьсот ярдов и глубиной во все три. Это основное русло реки Ялу требовалось преодолеть на маленьких китайских рыбачьих лодках, с учетом того, что выходящие на японский берег этой протоки попадали под частый и очень меткий ружейный обстрел русских с противоположного берега.

Как ни удивительно, но при всех этих сложностях японской пехоте несколько раз удавалось преодолеть все эти непреодолимые для простых смертных препятствия и, достигнув противоположного берега, броситься вверх по склону Тигрового холма с намерением растерзать засевших там русских пехотинцев. Но это у них не очень-то получалось, потому что русская артиллерия тут же умолкала и навстречу зеленой японской волне из окопов на склоне холма, блестя штыками, поднималась белая волна русской пехоты, и атака японской гвардии заканчивалась отчаянной рукопашной резней, в которой более массивные и мускулистые русские солдаты неизменно одерживали победу. Ну, а потом все начиналось сначала. Когда силы гвардейской дивизии оказались на исходе, к атакам на Тигровый холм подключились части двенадцатой дивизии (которые, по предварительному плану, должны были осуществлять глубокий обход русских позиций), и даже части второй дивизии, которая последней подошла к рубежу реки и должна была атаковать вражеские позиции в центре.

Там, в центре, тоже все шло не так, как задумывалось. После нескольких ожесточенных схваток, зачастую переходящих в рукопашную, японским частям удалось сбить русских с их передовых позиций и очистить от них остров Самолиндза, на котором планировалось установить артиллерийские батареи, но дальше дело застопорилось. Во-первых – до острова, который насквозь просматривался не только с Тигрового холма, но и с высот на правом берегу Ялу, вполне долетали русские шрапнели, что делало работу японских артиллеристов крайне некомфортной. Во-вторых – как только японские пушки были размещены и открыли огонь по русским позициям (в том числе и по Тигровому холму), на их позиции время от времени стали прилетать снаряды неприятно крупного калибра, наносящие чудовищные разрушения. Русские пушки били редко, но метко и очень сильно, в результате чего японская артиллерия несла значительные потери и была почти лишена возможности вести огонь по позициям противника.

Через некоторое время выяснилось, что русские ввели в устье Ялу четыре древние, но еще вполне боеспособные канонерские лодки – они, стоя на якоре у деревни Самолиндза (там, где все речные рукава сливаются в единое русло) упражнялись в стрельбе по японским батареям. Тем не менее, давая один выстрел не чаще чем в раз в минуту, эти морские пушки с учетом веса снаряда представляли значительную угрозу. Попытка некоего отчаявшегося командира отогнать русские канонерки ружейным огнем через реку, ширина которой в этом месте составляла не менее трех четвертей мили, обернулась для японцев очередным конфузом. Оказалось, что помимо редко стреляющих пушек-монстров, каждая канонерка вооружена вполне дееспособными орудиями калибра девять фунтов (107-мм), а также револьверными полуторадюймовыми (37-мм) пушками, которые буквально устроили побоище вышедшим на противоположный берег двум японским пехотным батальонам. И это не считая установленных на тех же канонерках пулеметов Максима, которые тоже преизрядно проредили японские стрелковые цепи.

Дополнительно эта ситуация с артиллерией осложнялась тем, что закупленные японцами в Германии крупнокалиберные гаубицы Круппа, предназначенные для усиления 1-й армии Тамэмото Куроки, так и не прибыли к месту своего назначения, так как перевозивший их пароход был перехвачен одним из русских блокадных крейсеров. Теперь следовало ожидать, что спустя какое-то время эти грозные пушки обрушат свои снаряды уже на японские головы. А пока, имея на вооружении только легкие полевые пушки образца 1898 года, предназначенные исключительно для ведения настильного огня и к тому же лишенные противооткатных устройств, выкурить русскую пехоту из глубоких окопов, нарытых ею буквально за несколько дней, не представлялось возможным.