Черная кошка для генерала (СИ) - Елисеева Валентина - Страница 39

Жена коснулась его руки и невесомо провела по ней:

— Спасибо!

Игнорируя побежавшие по телу возбужденные мурашки, Леон спросил, заглядывая в темные омуты карих глаз и продолжая удерживать жену за талию:

— Вы верхом хоть раз ездили? Хотя бы в детстве?

— Да, — поспешила ответить Солара, — только в другом седле и не в платье.

Тут она запнулась, в ее глазах мелькнул страх, а Леон не понял: как это «не в платье»? Она ездила без платья, что ли?! Но задавать сейчас вопросы, когда вокруг много людей, было неразумно. И сильно отвлекал жар маленьких ладошек, так беззащитно белевших на его больших, грубых, загорелых руках… И разгорающиеся искорки в темных влажных глазах, опять устремленных на его губы… Личико жены стало медленно склоняться к его лицу и Леон застыл, не в силах сделать хоть маленький шажок назад.

Сзади всхрапнул конь, а голос Дригора произнес весело:

— Может, мы поедем, а вы нас позже догоните? Часика через четыре!

Наваждение рассеялось.

Леон вскочил на гнедого, еще раз окинул взглядом жену: та довольно уверенно взялась за поводья и тронулась с места. Все кавалькада выехала из ворот особняка и двинулась по дороге вниз с холма: путь их лежал в Нижний город, а потом дальше — до ворот, ведущих на южную дорогу.

«Это «женское» седло больше похоже на пыточное приспособление», — ерзала Лара, пытаясь приспособиться к непривычной посадке боком. В России в двадцать первом веке частный конный спорт несколько лет назад опять вошел в моду, и Лара, будучи студенткой-четверокурсницей, целый год посещала занятия в манеже и довольно сносно ездила верхом. Но…! Она ездила в сапогах, крепких джинсах и в нормальном мужском седле!

Помимо жуткого седла у Лары был и еще один повод для расстройства: она понимала, что напрасно ляпнула про платье и другое седло — Леон явно обратил внимание на эти неосторожные слова. Лара корила себя за неумение придержать язык за зубами, но в бытность свою кошкой она привыкла говорить, что думает, так как ее «мяу-мяу» никто все равно разобрать не мог. И теперь эта привычка ей аукалась. Что же, придется отвлечь Леона от мыслей о ее оговорке, и лучше всего отвлечь его максимально приятным способом: Лара с наслаждением погрузилась в воспоминания о его могучих руках, обхвативших ее талию, о том огне страсти, что так очевидно разгорался в его глазах, когда он смотрел на нее снизу вверх, удерживая в седле. Вспоминала она и его улыбку, когда он увидел ее «в строю», смешинки в серых очах, когда она старательно отвечала ему «по уставу». В Ларе крепла уверенность, что все наладится в ее жизни и наладится уже скоро.

…

Ничего в ее жизни не наладится, потому что она не переживет эту поездку! Эту простую истину Лара осознала еще до того, как они доехали до городских ворот. После получаса тряски по относительно ровной городской дороге Ларе уже было худо, будто ей весь филей и ноги колотушкою отбили, а ведь предстояло еще трястись по ухабам сельского тракта! Тело вечно болевшей принцессы было слишком изнежено, не закалено ни плаванием, ни теннисом, ни фитнесом, и совершенно не готово к таким испытаниям. Голова начала кружиться от жары и солнца, перед глазами плыли красные круги, руки еле держали поводья. Лара горько посетовала, что нельзя хоть на время вернуть собственное тело, которое обзавелось бы, несомненно, за три-четыре дня конного перехода приличными синяками, но в обморок бы точно упасть не норовило.

Стараясь удержать сознание, Лара принялась размышлять о вчерашних попытках дозваться до своей кошачьей сущности. Она ночью долго и старательно воображала себя кошкой, вальяжно развалившейся на солнышке и неторопливо философствующей о смысле бытия. Итогом ее «транса» стало подергивание человеческих ушек и ощущение, что пустоты в душе уже нет, а на месте образовавшейся после гибели кошки пустоты шевелится что-то живое и пушистое. Потуги дозваться до кошачьей сущности ни к чему не привели: голоса своей кошечки Лара так и не услышала, но ощутила пришедшую от нее волну смятения, паники и замешательства. Лара постаралась тогда настроить себя на самый оптимистичный и благодушный лад, посылая в сторону кошачьей сущности заряд радости и приветливости. Кошачья сущность притихла и больше знать о себе никак не давала, только шевелилась в душе теплым комочком. И это шевеление вызывало на глазах у Лары слезы счастья: жива ее кошечка, точно жива, просто еще в шоке от нового двуногого тела, как раньше была в шоке Лара, ощутившая четыре лапы вместо двух ног.

Солнце припекало все сильней, видимо, позабыв о том, что оно только недавно поднялось выше горизонта и еще только раннее утро. Серая лошадка, выбранная Еремием для Лары, мирно трусила вслед за гнедым Леона: она действительно была на удивление флегматичным животным, готовым везти даже самого неумелого всадника, навалившегося на нее, как бесформенный куль. Только бы не свалиться с этой милой лошадки! Приближались последние внешние городские ворота. Лара сильнее сжала поводья и прикорнула к луке седла.

Леон в сотый раз обернулся посмотреть на жену: она становилась все бледнее и все ниже пригибалась к шее лошади. Какой же он болван, что не вспомнил о том, что Солара только недавно оправилась от тяжелой болезни и явно не была готова трое суток на коне скакать! Это на нем все раны заживают мигом, оба плеча уже не ноют, а принцесса — слабая девушка. Она, конечно, сама вызвалась в путь отправиться, но он-то должен был предвидеть такой исход и обеспечить жену подходящим транспортом! Не на тюки же с фуражом в телеге ее сажать, как крестьянскую девчонку! Да и свалится она с этого тюка… Поразительно, что принцесса не жаловалась и не роптала. Может, она свято верила в старинный догмат, что жена — собственность мужа и тот волен творить с ней все, что пожелает? По древнему закону, не менявшемуся много веков (и давным-давно всеми преданному забвению), единственное, что ограничивает власть мужчины над своей супругой, это закон о непричинении непоправимого вреда: муж не имеет права убить жену (это преступление карается смертной казнью), не имеет право наносить ей тяжелые увечья, не имеет права морить ее голодом и холодом. Но множество других способов сделать жизнь женщины невыносимой, в законе не оговаривалось. Само собой, Леону бы и в голову не пришло издеваться над беззащитной девушкой, как бы он к ней ни относился, но принцесса-то не может быть в этом уверена! Неужели она его опасается?! В столице она могла бы рассчитывать на защиту брата, но поместье Ардамасов далеко… Вот зачем она отправилась вместе с ним, почему не осталась в столице?! Она что, готова в обмороки падать, но за ним скакать? Зачем?! С какой целью?

Леон решительно развернул коня, подъехал к жене, выхватил из седла ее ослабевшее тело и посадил перед собой.

— Возвращаемся к дому, — мрачно скомандовал он, и солдаты понимающе-виновато кивнули. Знать, тоже корили себя за недогадливость и непредусмотрительность.

Нарас вытащил бутылек с настойкой, пропитал сильно пахнущей жидкостью платок и протянул Леону:

— Леди на лоб положите.

От прикосновения влажной пахучей ткани Солара вздрогнула и пришла в себя. Вцепившись в жилетку Леона, она огляделась и поняла, что движутся они в обратном направлении. Глаза ее наполнились тревогой:

— Не оставляй меня одну в Шариле, пожалуйста, я доеду! — взмолилась она.

У Леона защемило сердце, он еле удержал на лице нейтральное выражение:

— Не оставлю, — буркнул он, — карету купим и поедем завтра. Один день ничего не решает.

Девушка облегченно расслабилась и зарылась лицом в складки рубашки на его груди. Леон почувствовал, как она сделала несколько глубоких вдохов, словно впитывая в себя его запах, и по телу его прошла жаркая дрожь. Мысль о том, что потерянную брачную ночь можно компенсировать брачным утром, мелькнула и прошла: девушка еле дышит, а он свои желания усмирить не может! И вообще, она — коварная интриганка, которая так и не рассказала, чего ради затеяла все это! Надо почаще себе об этом напоминать.