Каникулы на Эленмаре (СИ) - Райская Ольга - Страница 57

— Алечка, птенчик мой! — засуетился муж, по прежнему сжимая в руке завядший фикус, — тебе плохо? Где болит?

Глядя на этого эленмарского романтика, мне стало еще смешнее, но показать мужу свое веселье было неудобно. Он ведь старался и хотел, как лучше, внимая моим упрекам. Закрыв лицо руками, я пыталась успокоиться и стать серьезной, как того требовала ситуация, но… Трясясь всем телом, издавала всхлипы и хрюканье.

— Алечка, ты плачешь? — Дарин присел рядом и попытался отнять руки от моего лица, — что мне для тебя сделать?

Господи, ну почему он такой замечательный и в то же время такой смешной, с точки зрения обычной, среднестатистической землянки? Поглубже вздохнув и сразу выдохнув, я все же ему ответила:

— Раздевайся, Дарин!

— Что? — опешил муж. Мой, между прочим, законный.

— Раздевайся! А то я брачной ночи и супружеского долга век не дождусь! В конце концов матриархат у нас! — да! Я была очень убедительна, осталось еще убедить мужа ну в этой, в своей убедительности.

Смысл сказанных слов никак не хотел доходить до Дарина. Он внимательно смотрел на меня, я тонула в бирюзовой глубине с золотыми искрами, но вот реакции на мои реплики не было. Мы, по прежнему одетые, сжимали в руках каждый свое: я — подаренную шоколадку, а муж мой — злополучный фикус. С этим срочно нужно что-то делать. Так продолжаться не может.

— Значит ты не плакала, — заявил «леденец». Конечно же, я в ответ отрицательно покачала головой, — смеялась? — пришлось утвердительно покивать. А поникшая флора, она же — символ нашей любви, по прежнему была сжата в сильных, мужественных руках супруга, вызывая во мне почти неконтролируемые приступы веселья.

— Дарин, — тихонечко позвала я.

— Аля, ты смеялась надо мной? — вдруг спросил мой эльф, оказываясь рядом.

И я бы даже ответила, не упрись мне в грудь растительный символ наших отношений, вырывая из меня непроизвольный смешок одним своим видом. Элвэ поджал губы. Обиделся.

— Дарин… — да, это был практически стон. Бесцеремонно забрав у мужа цветок, отложила его на столик. Туда же отправилась шоколадка. Вся серьезность момента теряется, стоит лишь мне вспомнить его решительный романтический настрой с вялым стеблем наперевес.

— Значит надо мной… — сделал свои выводы муж, отворачиваясь от меня. Вот сейчас и мне стало обидно. Я, конечно, была виновата, в том, что не смогла сдержать своих эмоций, но кто бы на моем месте смог?

— Значит раздеваться не будешь? — это была последняя попытка привлечь внимание собственного супруга.

— Не вижу смысла! — получила ответ. Собственно, а что хотела-то? Я бы тоже обиделась, если бы над моими благородными порывами посмеялись, но виной тому расовые особенности и разные менталитеты. Понимать же надо.

Ладно, что там делают, когда гора к кому-то не идет? Лезут в гору? Вот мне именно это и предстояло.

— А я вижу! — заявила, сверля гневным взглядом спину мужа, — лично я спать одетой не собираюсь!

— Ты хочешь остаться здесь? — хмм… это вот сейчас что было? Да я при всем желании сегодня к себе вернуться не могу. Занято там. За-ня-то! А если и было бы свободно все равно не ушла бы отсюда. Терпи «леденец».

— А ты предлагаешь мне топать ночью через всю Академию, только потому, что обиделся? — выпалила я, хватаясь за потайную застежку платья. Пара легких движений и невесомая ткань падает к ногам, оставляя меня в одном кружевном безобразии.

Упс… Кажется смелость свою я явно переоценила. Как только последние шелковые лепестки импровизированной брони упали на пол, сразу такой беззащитной себя почувствовала! Срочно захотелось поднять платье и стыдливо прикрыться, тем более муж по прежнему стоял ко мне спиной. Да, Верник, из тебя та еще соблазнительница! Ты просто нимфа… гетера… или кто там еще в истории совершал подобное профессионально?

Чувствовала себя глупо… Да, что там говорить — форменной идиоткой. Вырядилась и стою тут, симафорю выступающими из под кружева прелестями, которые, если разобраться, никому и не нужны. В общем, обида породила раздражение, раздражение — злость и я пошла к кровати, с твердым намерением забраться под одеяло и хотя бы выспаться, раз ничего другого мне не светит.

— Аля, я… — в тот самый момент, когда, откровенно сверкая кружевным безобразием на филейной части, я наклонилась откинуть одеяло, мужу приспичило мне о чем-то поведать и он соизволил повернуться. Картина маслом — труженица эротического фронта расстилает постель. Дарин завис, подавившись собственными словами, и громко сглотнул. Муж попросту лишился дара речи, но следил за каждым моим движением.

— Что? — нахмурилась я, потянув на себя спасительный кроватный покров.

— Аля… — выдохнул обиженный муж. Золотые искры молниями сверкнули в бирюзе и он бросился ко мне.

А, вообще, страшно, когда внезапно… Особенно, если ты голая и практически беззащитная. Я взвизгнула, в тщетной попытке удрать, но была поймана и прижата к каменной груди, по прежнему затянутой в форменную куртку. Сердце колотилось, как сумасшедшее, норовя выпрыгнуть наружу. Или это не мое сердце так сильно билось. В любом случае, оба органа находились настолько близко, что их удары звучали в унисон.

— Птенчик… — выдохнул муж и его рот обрушился на мои губы, безжалостно их сминая.

Смущение отступило, а вот ощущение того, что стоящий передо мной, великолепный мужчина мой, полностью и безвозвратно, наоборот, вырвалось. Появилась жгучая потребность клеймить тело Дарина своими поцелуями, чтобы ни у кого не осталось сомнений в его принадлежности. И я целовала, клеймила, ловя каждый его вздох, каждый хриплый стон, смакуя каждое мгновение нашей близости. Словно одержимая, отвечала на любое движение, обвив шею мужа руками.

— Аля, Аленька… — хрипло шептал Дарин в редких перерывах между поцелуями, порождая звуками своего голоса на моей коже сотни мурашек.

В какой-то момент я просто оторвалась от пола, бережно подхваченная заботливыми руками супруга и уже через мгновение ощутила спиной холодные простыни. Словно во сне нащупывала пальчиками застежки, в нетерпении стягивала с него куртку и вдыхала умопомрачительный аромат моего мужчины. Да. Моего мужчины! И с этого мгновения, с этой ночи никто не в силах это изменить. Дарин Элвэ мой! Только мой! Для большей убедительности, обхватила его ногами, еще теснее прижимаясь.

— Дикая земляночка, — прошептал муж, осторожно проведя пальцем по моей скуле, а я купалась в бирюзовой нежности с родными золотыми искрами.

— Дарин… — отчаянный стон, порожденный очередным поцелуем мужа, выдавал все мои желания.

— Я здесь, мой птенчик… — выдохнул он и я почувствовала, как его губы касаются верхней части кружевного безобразия, а проворные пальцы умело избавляют от этого лишнего, на взгляд мужа, предмета одежды.

Мой возмущенный писк утонул в лавине новых ощущений, обрушенных неспешными и умелыми ласками Дарина. Кажется я плавилась и горела, и снова плавилась, не переставая шептать его имя. Мой невыносимый эльф задался целью свести меня с ума и пока преуспевал в этом, не оставляя без внимания ни единого местечка на моем теле.

— Дарин! — хрипло выдохнула я, поражаясь сколько мольбы в моем голосе. Что у него просила? Продолжать? Не останавливаться?

— Скажи, что ты моя! — потребовал наглый муж покусывая живот.

— Твоя!

— Скажи, что я твой! — укусы сместились на бедра.

— Мой!

— Единственный? — там в бирюзе блеснули очень хитрые, практически коварные искры.

— Единственный… — свой голос я не узнала, а потом и вовсе все окружающее перестало иметь для меня значение. Важны были лишь ощущения, которые дарил муж и которые я дарила ему в ответ, со всей щедростью и со всей любовью.

Глава 23

Утро встретило привычными ощущениями тепла и уюта, но к ним примешивалось нечто такое, что сформулировать я не могла. Наверное, это было чувство какого-то очищения, умиротворения и почти полного состояния нирваны. Нет, разумеется, в том, что нормальный человек не может ощущать себя абсолютно счастливым всегда, мне хорошо известно. Но, черт побери! Даже краткий миг соприкосновения с этим феерическим чувством стоит того, чтобы к нему стремиться!