Пушки царя Иоганна - Оченков Иван Валерьевич - Страница 26

Засим остаюсь вашей любящей матерью,

герцогиня Вольфенбютельская Клара Мария.

Post Scriptum. Вдова вашего бедного дяди Георга, скоро выйдет замуж. Ее избранником стал ваш другой дядя нынешний епископ Каминский Ульрих Померанский. Мой брат человек в высшей степени порядочный и благовоспитанный и я надеюсь, что он будет хорошим отцом вашему юному кузену Иоганну Альбрехту Дарловскому. Герцоги Франц и Богуслав горячо одобрили этот брак и надеются, что он принесет свои плоды. Но в любом случае, Иоганн Альбрехт Посмертный старший и пока единственный в своем колене представитель дома Грифичей. Надо сказать, что его рождение оказалось крайне неприятным сюрпризом для бранденбургского дома, но пока они ничего не предпринимают.

Post Post Scriptum. Все эти годы, я как могла, заботилась об одной известной вам особе и ее ребенке. Не могу сказать, чтобы они были для меня обузой, ибо любовь которой они одарили меня в ответ на заботу, сторицей возместила все мои усилия. Однако отпущенное мне время подходит к концу, и я настаиваю, чтобы вы вспомнили о своем долге по отношению к ним. Они, разумеется, не останутся без гроша после моей смерти, однако только вы можете дать им положение.

Я несколько раз перечитал это письмо, пока не заучил его наизусть. Не знаю, какая сила смогла вынудить герцогиню Клару Марию расстаться с маленьким сыном, ибо у этой женщины поистине железная хватка. Однако если она и задолжала когда-то мекленбургскому принцу, то сейчас расплатилась с лихвой. Емко и точно моя матушка расставила все точки над i, определила опасности и подсказала пути решения. И не ее вина, что это послание немного запоздало. Впрочем, запоздало ли? Мой добрый друг Густав Адольф уже не тот мальчик, с которым мы подружились на палубе "Благочестивой Марты" восемь лет назад, восторженно паля из пушек по торчащим из балтийского моря скалам. Теперь он вырос и совершенно спокойно предал меня ради того что полагал для себя важным. Разумеется, я ни на секунду не поверил в эту комбинацию с объявлением наследником моего сына. Вдовствующая королева Кристина, конечно, хорошо относится к своей падчерице, но не настолько, чтобы любить ее детей больше чем своих внуков. Сейчас Густав женится на малышке Эббе, потом она нарожает ему кучу детишек, его власть тем временем окрепнет и он, как и собирается, покроет себя воинской славой. Кто тогда вспомнит о завещании в пользу племянника? Скорее оно просто перейдет из разряда тайных в несуществующие. И ведь он, подлец, не только меня предал, но еще и свою сестру! Все точно рассчитал: и ее добропорядочность, и то что она слишком шведка, и ее приверженность лютеранской вере… и разлюбезная моя Катарина Карловна не поморщившись заглотила наживку. Полагаю, что и Глюк не так просто угодил в ее ближайшее окружение. Этот святоша хоть и выглядит иногда дурак дураком, но вовсе не так прост, как старается казаться…

А теперь еще это перемирие. Густав Адольф не может не понимать, что как только польская армия занятая осадой Риги освободится, она попрет на меня. Но, не моргнув глазом пошел на это. Почему? А ведь он все точно рассчитал! В сложившихся условиях Владиславу не победить. Ну, возьмет он в осаду Смоленск. Ну, простоит под ним год или два. Я соберусь с силами и разобью его… или он меня. Но, все равно, в случае победы, больше чем пару тройку городов он не захватит и Москвы ему не видать как своих ушей. Поляки этого не смогли даже в той истории, где царем стал Миша Романов, а уж сейчас и подавно! И как бы не закончилась эта война, моему закадычному дружку всё в кассу, потому, как и мы и поляки от нее ослабнем. Ай да Густав, ай да сукин сын! Н да, хороший из тебя король получился, друг хреновый, а король хоть куда!

— Простите, что вы сказали?

Елки! Я что последнюю фразу вслух произнес?

— Господин Брюно, — начал я пристально глядя в глаза посланнику. — У Нас есть к вам поручение. Вы должны немедля известить Нашего брата короля свевов, готов и вендов Густава II Адольфа, что Мы желаем развестись с его сестрой принцессой Катариной Шведской, по причине не выполнения ею супружеских обязанностей, а также крайнего, я бы даже сказал лютого, несходства характерами!

— Что?!! — На выпученные глаза изумленного дипломата было больно смотреть, но я еще не закончил.

— Кроме того, я прошу содействия Нашего брата в немедленной отправке ко мне Нашего сына принца Карла Густава и дочери принцессы Евгении. Как известно дети суть плоть и кровь отцова и должны находиться при нем. А то, что принцесса Катарина удерживает их вдали от Нашего величества, прямо и недвусмысленно противоречит Нашей воле. Dixi!

Фух! Похоже, впервые за время ношения короны, я, как и подобает монарху, столько времени говорил о себе во множественном лице. Посланник выглядит так, как будто его мешком огрели. Бояре по-немецки не больно-то понимают, но кажется, прониклись интонацией и тоже настороженно помалкивают. Вельяминов, скорее всего, понял, но молчит и правильно делает. Не до него сейчас.

Скажу сразу, я вовсе не собираюсь всерьез разводиться с Катариной. Нет, она мне нужна больше чем когда либо. Я хочу всерьез изменить быт своего царства и без царицы, принадлежащей к царствующему дому тут не обойтись. От королевской дочери не так просто требовать соблюдения домостроя. Так что сначала изменения коснутся моей семьи, потом ближних бояр, потом дворянства, а там глядишь и до остального народа дойдет. Можно конечно и как Петр I в моей истории, насильно резать бороды и полы кафтанов, но я хочу эволюции. Плавной и по возможности мирной. Только надо, чтобы она приехала и перестала ерундой маяться. И братец ее немного в себя пришел, а то вообразил невесть что. Интриган хренов!

Георг Брюно, все еще ошарашено поглядывая в мою сторону, кланяется и уходит. Бояре вполголоса обсуждают увиденное, видимо пытаясь понять, что же все-таки случилось. Тут со скамьи поднялся боярин князь Сицкий и вопросительно глядя попытался привлечь мое внимание.

— Сказать чего хочешь, Алексей Юрьевич?

— Так это, государь… ты, что же с царицей Катериной развестись желаешь?

Так, не понял, ты что же это немецкий знаешь или еще как догадался? Князь говорит с неподдельным интересом и так наивно лупает при этом глазами, что невольно хочется улыбнуться. Интерес его, кстати, понятен — у боярина почти взрослая дочь, в которой он по слухам души не чает. А почему бы и не подразнить его?

— Не отпускает король свою сестру, — отвечаю ему со скорбным видом. — А я еще молод, мне без жены скучно.

— И то верно, — с готовностью подхватывает Сицкий, — не годится одному жить. Грех это! Надо тебе, государь новую жену подыскать.

— Да где же ее сыщешь?

— Как где? Да мало ли девиц на Руси красивых да благонравных и хорошего при том рода! Взять хоть мою Аграфену…

— Погоди, Алексей Юрьевич, — перебивает шустрого боярина Долгоруков, — на твоей Аграфене свет клином не сошелся! Есть девицы и повыше родом!

— Это что ты такое говоришь, князь Василий, — изумляется боярин, — какие такие девицы повыше Сицких родом? Уж, не про свою ли ты Марью разговор завел…

— Верно толкует Долгоруков, — кричит кто-то из задних рядов вскочивших разом думцев, — мало ли девок красных по всей Руси. Вот пусть государь смотр невест объявит, да нем будущую царицу и выберет!

Выкрик поддерживается одобрительным гулом присутствующих, но тут перекрывает стук посоха по выложенному каменной плиткой полу.

— Цыть вы, — трубно восклицает митрополит Исидор, — разгалделись точно сороки!

Шум понемногу стихает и Владыко выходит вперед, обжигая повыскакивавших вперед бояр и окольничих пронзительным взглядом. Те невольно склоняются перед местоблюстителем патриаршего престола, и настает тишина.

— Государь, — кланяется мне церковный иерарх, — правильно ли мы тебя поняли, что ты желаешь развестись со своей венчаной женой царицей Катериной Свейской?

— Владыко, — отвечаю я ему, стараясь как можно осторожнее подбирать слова, чтобы не сболтнуть лишнего, — все, что я хочу, это чтобы в моей душе, моей семье и моей стране воцарился мир! И пока моя жена, и мои дети находятся вдали от меня, нет мне покоя.