Нарисую любовь (СИ) - Ляпина Юлия Николаевна - Страница 1

Юлия Ляпина

Нарисую любовь

Марта утерла слезы и снова поднесла к губам бокал. Обычно она не любила спиртное. Максимум позволяла себе глоток шампанского на открытии выставки или бокал пива в уютной компании на базе отдыха. Но вот уже второй день она старательно наливалась вином в надежде заглушить боль. Серж умер. Повтор этих слов не приносил облегчения, но немного развеивал ее недоумение: ну как? Как такое могло произойти?

Умом она понимала все. И темноту в утренней мастерской и панику, и дурацкий сенсорный экране нежелающий реагировать на ее дрожащие пальцы. «Скорая», реанимация, длинный больничный коридор и сухие слова усталого доктора в забрызганной кровью робе:

— Обширный инфаркт, сердце такое изношенное, что просто чудо, что он дожил до своих лет.

Птичий крик жены Сержа, плачь его взрослой дочери. Марта не замечала, что его дочь ее ровесница, а сын даже старше. Она лишь взглянула на лицо высокой стройной женщины, хорошо сохранившейся для своих лет, увидела на нем торжество и молча ушла.

Пятнадцать лет! Еще глоток и воспоминания нахлынули с новой силой. Студентка Академии, отделение истории искусства, перспективная девочка. Куратор привел ее к Сержу, чтобы помочь организовать его выставку в здании заброшенного завода. Ей хватило одного взгляда, чтобы влюбиться. Нет не в его тощую сутулую фигуру — в его работы, небрежно расставленные по мастерской.

Она организовала для него выставку, собрала подписи маститых ценителей, восторженные отклики прессы, фотографии, письма, телеграммы и… организовала еще одну! И еще! В промежутках он возил ее в рестораны, на базы отдыха и в глухие деревни. Рыдал на ее плече во время творческого упадка, заставлял пересказывать критические отзывы на других художников, петь противным голосом попсовые песенки и смешивать краски «на удачу».

Она не была его музой, она была его рабочей лошадкой, тянущей воз околотворческих проблем, но Марта готова была пойти на многое ради того, чтобы видеть, как под его нервными руками рождается очередной шедевр. Она могла часами тихонько сидеть в углу провонявшей скипидаром студии, наблюдая, как ложатся на полотно мазки, а потом вспомнить, что творец ничего не ел с утра и кинуться в ближайшее кафе за горячим супом и кофе.

И вот теперь его нет. А она взросла тридцатипятилетняя женщина потеряла цель в жизни. Опору под ногами. А также работу, зарплату и хоть какой-то смысл существования.

Жена Сержа ее не простит. Сколько раз она пыталась вывести их «на чистую воду». Врывалась в мастерскую будто случайно, проезжая мимо. Оставляла на столике телефон с включенным диктофоном. Расспрашивала друзей Сержа и моделей. Все твердили ей, что Марта и Серж просто друзья, что она нужна ему как идеальный организатор, вдохновитель и отличный менеджер, но Ирина не верила и продолжала науськивать детей, говорить гадости и просто низводить Марту до уровня прислуги на общих мероприятиях. Серж потом извинялся за поведение супруги, масляно щуря темные карие глаза, и снова просил Марту задержаться до ночи, отбирая картины для новой выставки.

Докурив девушка затушила сигарету в пепельнице и снова уставилась в ночь. Ей тридцать пять. Ни семьи, ни друзей, ни серьезных отношений. Ни один мужчина не выдерживал полуночных звонков с капризным:

— Маааарта, ты мне нужна! — и ее торопливыми сборами в мастерскую.

Родители давно махнули на дочь рукой. Они жили в тихом поселке, в стороне от любого бомонда, выращивали кабачки, нянчились с тремя детьми ее младшего брата и были вполне довольны жизнью и возможностью говорить соседям:

— Дочка работает в Ярославле.

Друзья… В творческой среде друзей нет. Коллеги, знакомые, «нужные люди» и точка. Вздохнув девушка взглянула на разведенный на кухне бардак и криво усмехнулась: интересно, почему местом душевных переживаний всегда является кухня? Завтра похороны Сержа. Ими занимается Ирина. Добрые люди уже забросали сообщениями все контакты Марты, рассказывая о планах вдовы. Торжественное прощание, высокопарные речи, поминки в шикарном ресторане и прощальная выставка, которую будет организовывать молодой хлыщ, и по слухам любовник жены Сержа.

Молодая женщина мысленно пожала плечами. Она не пойдет в зал прощаний. Букет белоснежных лилий с золотой лентой уже отправлен туда. Никто не сможет помешать ей заглянуть на кладбище. Впрочем, Серж и сам не уважал все эти церемонии, да и ее приучил относиться ко внешним проявлениям печали или радости немного свысока:

— Когда человек счастлив или горюет, ему не нужен никто, — приговаривал он своим хриплым насмешливым голосом, щедро укладывая мазки. — Ты ведь не будешь горевать по мне Марта, правда? Будешь радоваться, что старый маразматик хлопнулся в гроб и перестал портить тебе жизнь.

Тогда девушка смеялась и отмахивалась:

— Серж, если я испорчу эти визитки ты сам будешь бурчать не хуже гипотетического маразматика.

Они могли посмеяться вместе, могли поплакать, а могли разругаться вдрызг, швыряя на пол холсты и кисти. Может поэтому Ирина и ревновала. Она давно была просто женой. Не иконой, не музой, не занозой в мягком месте и ей не хватала прежнего огня. Марта ей сочувствовала, и где-то даже понимала, но не собиралась покидать свое место.

Теперь все. Ирина может наслаждаться всеобщим вниманием и наследством, а Марте придется собирать себя по кускам и учится жить заново. Без Сержа.

Махнув рукой на беспорядок, молодая женщина ушла в спальню, упала на кровать и уснула.

Разбудил ее настойчивый звонок в дверь. Неужели домработница пришла так рано? С трудом открыв напухшие от слез и спиртного глаза Марта добралась до двери и забыв осторожность распахнула ее. На пороге переминался молодой парень в строгом костюме с галстуком:

— Марта Александровна Иванцова? — спросил он.

— Да, — ответила она удивленно рассматривая не званного гостя.

— Меня зовут Антон Владимирович, Серж просил зайти, если с ним, что-нибудь случиться…

Марта побледнела, в голове закрутились самые странные мысли, но мужчина торопливо добавил:

— У меня для вас пакет.

— Заходите! — девушка широко распахнула дверь и пошла на кухню.

Ей срочно требовалась вода, успокоительное и компресс. Юноша внял ее состоянию и сидел тихо, пока девушка расчищала стол, пила лекарства и ставила чайник.

— А теперь еще раз молодой человек. И подробнее, — попросила Марта, закуривая.

— Я младший помощник нотариуса, родители дружили с Сергеем Андреевичем…с Сержем. Несколько лет назад он оставил у меня пакет и настоятельно просил передать вам, если его не станет.

Марта молча протянула руку, а парень сначала подсунул ей листочек с накладной и ручку. Черканув подпись, девушка сломала сургучную печать на непривлекательном пакетике из коричневой оберточной бумаги. Внутри была пачка бумаг вполне официальных с печатями и штампами, а сверху лежал листочек, вырванный из школьной тетрадки в узкую линейку. Серж любил писать свои заметки именно на таких.

«Дорогая Марта. Думаю, когда ты получишь это письма, меня здесь уже не будет. Прости меня, девочка. Я видел, что калечу твою жизнь, но не мог остановиться. Думаю, Ирина уже объявила тебе, что ты уволена, и даже не позволила забрать из мастерской твои вещи. Забудь. Женская месть бессмысленна и беспощадна. Мы знаем за что она мстит и ее можно понять. Здесь в пакете билет в новую жизнь. Когда я понял, что ты ничего не построишь рядом со мной, я приготовил это. Прощай. Вспоминай иногда вздорного старика, для которого ты стала маяком в дурацком жестоком мире».

Девушка опустила листок на колени, и утерла невольно покатившуюся слезу. Юноша безмолвно сидел, напротив.

— Объясните мне, что это за бумаги? — попросила Марта, хотя сама уже видела, что оставил ей Серж.

— Это свидетельства собственности на картины, написанные лично Сергеем Андреевичем, билет с открытой датой до Питера, а также дарственная на небольшое помещение в том же городе.