Когда тают льды. Песнь о Сибранде (СИ) - Погожева Ольга Олеговна - Страница 77

– Но почему?..

– Почему помогаю? – правильно поняла Деметра. – Верю в вас. Долго жили с отцом в Оше, полюбила этот город и его жителей. Потом столица. Мелкие поселения. Крупные города Стонгарда… у вас особенные люди, Сибранд! После того, как я помогала отцу вас истреблять… не спрашивай, – попросила госпожа Иннара, а меня обдало волной отвращения и стыда, – это единственное, что я могу для вас сделать. И, пожалуй, в вашу Империю я верю больше, чем в Бруттскую. В вас ещё живёт дыхание Великого Духа… Скажи, Сибранд! – вдруг вскинула разрумянившееся лицо Деметра. – Теперь, когда ты знаешь… – колдунья запнулась лишь на миг, – что ты думаешь обо мне? Не… не презираешь?

Я поразился: тот же вопрос задал мне Люсьен после своей исповеди. Воистину, этим двум нужен был кто-то, на кого они могли бы опереться!

– Я каждую ночь схожу с ума, – прошептала госпожа Иннара, вглядываясь в меня ищущим, горящим взглядом. – Плачу о нерождённой дочери. О совершённых ошибках. О принятых решениях. Мне больно, Сибранд! Со всей своей силой… после всего этого… кто я? Как ты… да, именно ты… ко мне теперь относишься?

Я осторожно отпустил хрупкие плечи – только чтобы коснуться её лица обеими ладонями. Нагнулся, прижимаясь губами к воспалённому лбу. Дурно сказывалось сердце огня на нас обоих! Потому что думать скверно о подавленной бруттке я по-прежнему не мог. Да и как? Видя искреннее раскаянье и боль, ощущая каждую натянутую струну в глубине раздавленной женской души…

Мне ли осуждать? Деметра, без сомнения, видела во мне идеального отца и мужа; но что она знала? Не сумел я подарить Орле всю жизнь, не уберёг, не был с нею, когда она рожала наших первенцев; служил легиону вернее, чем нашей любви…

Дети. Кому из них я уделил должное внимание? Пожалуй, что никому. Разрывался между ними, замыкался в себе, уходя мыслями подальше от душного дома. Калёным железом стали добрые слова о том, как я борюсь за младшего. Знала бы Деметра, как я сходил с ума в первый год своего вдовства, как проклинал себя за то, что не послушал вкрадчивых советов об избавлении от ноши… Вынеси ночью на мороз – и всего делов, Белый Орёл… Сколько раз после череды бессонных ночей, глядя на визжащего младенца, мечтал в безумном исступлении о том, чтобы мой сын однажды не проснулся?

Об этом не говорят вслух. Чёрные мысли гонят от себя поганой метлой, как только наступают моменты просветления; я поступал именно так. Падал, вставал и снова падал. К цели не шёл – полз. Выбивался из сил, но полз. Не мог ползти – лежал, вытянувшись в верном направлении. Маленькая моя женщина! Нет в мире совершенства. Ты каешься в том, что истребляла мой народ по указу отца – но и я поступал так же в рядах легиона. Ты проклинаешь себя за убийство дочери – но я видел, как раскаяние очистило твою душу. Великий Дух милостив; и твоё прекрасное лицо с заплаканными глазами я никогда не забуду…

– Я люблю тебя, госпожа Иннара, – проговорил негромко, вдыхая аромат гладких, как шёлк, русых волос. – И я с тобой до конца.

Я не помнил, когда Люсьен добрался до сторожки. Верно, что скоро – я лишился сознания, по-прежнему не выпуская Деметру из объятий. Огненный артефакт вспыхнул в груди сразу после смятого признания, в ответ на мои же чувства, и спалил последнее, что останавливало его от пожирания души. Как госпоже Иннаре удалось высвободиться из-под горящего, тяжёлого тела и поддержать во мне жизнь до прибытия брутта, я тоже не знал. Не видел и самого обряда – сердце огня покинуло истерзанную утробу до того, как я пришёл в себя.

Пробуждение, впрочем, оказалось на удивление приятным.

– …лошадей продал, еды накупил – ты ещё недовольна, госпожа Иннара!

– Я просила храмового вина, а ты какое притащил? Дурь из таверны!

– Ты вообще… думаешь, о чём просишь?! Чтобы я – в храм Великого Духа! Сам! Вошёл! Одно из двух: или меня вынесут оттуда вперёд ногами, или я сам сбегу, не доходя до порога!

– Первое предпочтительнее, – огрызнулись у меня над головой. Ощущения возвращались медленно, толчками. После ворвавшихся в лёгкую голову голосов ожила кожа: тёплые, ласковые прикосновения ко лбу, тонкие пальцы в волосах. Мерное дыхание над ухом. – Твоя лень тебя не оправдывает: захотел бы, давно сорвал с себя печать Тёмного! И мог бы беспрепятственно по святым местам ходить. Пользоваться магией тела, духа и разума так, как Братству Ночи и не снилось…

– Не всё сразу, – помрачнел брутт. Булькнуло совсем рядом, стукнуло о стол. – Вот побью врага… его же оружием… тогда, может быть… хотя…

– В том-то и дело, что «может быть», – перекривила Деметра. – Я прошла через это, Люсьен, и поверь, боль стоила того. Отец ведь тоже накладывал на меня печать…

– Всех, кто достигает пятого круга, – задумчиво подтвердил Люсьен.

Размытая фигура за столом. Вкусные запахи, треск поленьев.

– О! Варвар проснулся, – заметил брутт, мигом встрепенувшись: с облегчением бежал от трудного разговора. – С добрым утром, староста!

– Не кричи так, – нежные пальцы погладили мою щёку, лоб, волосы, словно снимая с них липкую паутину. – К нему ощущения возвращаются. Это неприятно.

– Ой, – скривился Люсьен. – Как не про Сибранда говорим. Переживёт.

Брутт подцепил с плоской глиняной тарелки кусок прокопченного мяса, с наслаждением отправляя его в рот. Потянулся, вытягивая скрещенные ноги в сторону камина. Знакомого плаща с плотным капюшоном на нём не оказалось, а сам колдун красовался в новёхонькой рубашке и кожаных штанах сикирийского покроя.

– А одежду ты ему купил? – продолжила прерванный допрос Деметра. – Себя-то, как вижу, не забыл.

– Жалко, что ли? – пожал плечами Люсьен, наливая себе полную кружку вина. Посуда на перекошенном столе явно принадлежала неприхотливым рыбакам: глиняная, грубая, но службу свою несла ещё справно. – Огненные духи оставили нас голыми и босыми, а мы идём, напоминаю, на север.

– В сумках запасные вещи, – просветила бруттка, легонько дуя мне на лоб. Сейчас только я сообразил, что голова моя покоится на её коленях, а маленькие ладошки всё ещё скользят по лицу, шее, плечам… Под кожей приятно покалывало: госпожа Иннара врачевала магией осторожно, касаясь телесных струн мягко и бережно. Вот только на меня, боюсь, её близость оказывала по-прежнему самое недвусмысленное воздействие. И на сердце огня пенять уже не приходилось.

– Старьё, – легкомысленно отмахнулся Люсьен. И пояснил очевидное, – это же Ош!

Деметра усмехнулась: волшебство торговой столицы Сикирии покоряло даже самых могущественных из колдунов. Покинуть местные рынки, не прикупив чего-нибудь ненужного, было решительно невозможно.

– Сердце… огня…

– Вытащили и надёжно упрятали, варвар, – первым отозвался Люсьен. – Не переживай, из кристалла не вырвется. Вовремя я успел, а?

– В последний момент, – строго оборвала его Деметра. Маленькие ладони замерли, и я с сожалением повернулся, встречая тёплый взгляд ореховых глаз. Колдунья улыбнулась. – Как себя чувствуешь?

Какое искушение – удержаться от того, чтобы притянуть к себе такую близкую женщину, попробовать на вкус медовые уста…

Я медленно поднялся. Тело напомнило о себе болезненными судорогами, выворачивающим кашлем и затаённой слабостью в подкошенном после артефакта теле. Некоторое время я просто сидел, опершись локтями о колени и положив на ладони тяжёлую голову. От небольшого усилия мир потемнел, утрачивая краски и звуки, и вливался обратно с неприятным звоном – как скрежет металла по стеклу.

– Отдохнуть надо, – проницательно заметил Люсьен. – Варвару – в себя прийти, нам – сил набраться. Не знаю, как тебе, госпожа Иннара, а мне седло всю задницу отбило. Я лично не прочь скоротать в гостеприимном городишке ещё одну ночь. Только местечко нужно найти поприличнее. В центре Оша таверна есть…

– Нет, – отрезала Деметра. – С артефактом в воровской притон мы не пойдём. Здесь спокойнее. И в путь выдвинемся на рассвете.

Я глянул на покосившееся окно. Небо за ним оказалось светлым, до ночи было ещё далеко: достаточно, чтобы набраться сил перед долгим переходом.