Серебряные трубы
(Рассказы) - Лободин Михаил Павлович - Страница 21

В рядах русской армии сражалось много румынских добровольцев.

Вечная слава непобедимому полководцу А. В. Суворову, который сражался за освобождение нашего народа из-под турецкого ига».

СУВОРОВСКИЙ РУБЛЬ

История о находке суворовского рубля — это история не одного дня. Началась она в мои молодые годы, а закончилась совсем недавно.

Она еще раз показывает, каким терпением и настойчивостью должен обладать музейный работник.

Впервые я услышал о суворовском рубле в 1920 году.

Шла война с панской Польшей. Белополяки Пилсудского хотели захватить богатые, плодородные земли Украины. Войска Красной Армии с Дона, Кубани, Урала и Москвы спешили на помощь украинскому народу. Спешил туда же и я — командир эскадрона буденновской конной армии.

Мой полк остановился на двухдневный отдых недалеко от Винницы. Здесь мне пришлось повстречаться с таким же, как я сам, молодым командиром, уроженцем небольшого украинского городка Тульчина.

Савва Сила, так звали моего случайного дружка, с увлечением рассказывал о родном городе, о селе Тимановке, о дремучем лесе, что раскинулся кругом на многие версты, о душистых яблоневых садах, о тихой речке Руднице, протекавшей вблизи села.

— До той Тимановки от нашего города рукой подать! — уверял меня Савва.

Послушать его, так на всем свете не найти места лучше Тульчина и Тимановки.

— Приезжай к нам, друже! Мы тебе такие истории откопаем, нигде не услышишь! У нас Суворов жил. Сказов о нем в народе — во, целый ворох!

И Савва тогда же поведал мне, как в селе Тимановке старый солдат спрятал в 1918 году от наступавшего германца боевые награды своих дедов, а между ними серебряный рубль, полученный из рук Суворова. Спрятать-то спрятал, а найти не смог.

Но ни тогда, ни через двадцать лет не пришлось мне побывать в Тимановке.

В 1941 году в первые месяцы Великой Отечественной войны меня, раненного в бою подле Детского Села, привезли в Ленинград, в госпиталь. В одной со мною палате лежал с тяжелым ранением ноги офицер-украинец Василь Михайличенко. До войны он жил в Тульчине, часто наезжал в село Тимановку, знал там многих.

Над моей кроватью на стене висел вырванный из какой-то книжки портрет Суворова. Михайличенко, прикованный раной к своей койке, подолгу разглядывал изображение старого полководца. Он часами говорил со мною о боевых походах фельдмаршала, о блистательных победах русских солдат под его водительством.

И снова, как когда-то в 1920 году, я услышал сказ о суворовском рубле.

— Кончится война, приезжайте к нам, на Украину. Я покажу вам деда Нагорянского. Замечательный дед! — предлагал мне Михайличенко.

Слова Василя запали в мое сердце. Я не один раз вспоминал его рассказ, и чем дальше, тем сильнее мне хотелось заняться поисками утерянной награды.

Война окончилась, но дела не позволяли мне поехать в Тимановку, Василь Михайличенко оставался в рядах Советской Армии и находился со своим полком где-то за рубежом родной страны. Я решил пока что наладить с Тимановкой почтовую связь. Это было как бы подготовкой к поездке. Но мне хотелось ехать туда не праздным туристом, не просто осмотреть исторические места, о которых с такой любовью говорили и Савва Сила и Василь Михайличенко.

Мне хотелось еще до поездки в Тимановку узнать, помнят ли там Суворова.

Купив с десяток брошюр о знаменитом полководце, я написал письма и разослал брошюры в подарок директорам школ Тульчина и Тимановки, председателю сельсовета, секретарю районного комитета партии. Я напоминал им, что через три года советские люди будут отмечать стопятидесятилетнюю годовщину со дня смерти Суворова, упоминал, что в Тульчине он написал «Науку побеждать».

Я призывал своих адресатов готовиться к этому знаменательному дню.

Прошло совсем немного времени. Колхозники села Тимановки пригласили меня приехать к ним погостить.

«Примем, как дорогого гостя», — писали они.

На этот раз я не мог отклонить приглашения и, взяв отпуск, осенью 1947 года выехал на Украину.

После теплой встречи, не откладывая дела в долгий ящик, я в сопровождении директора школы пошел по селу. Мы ходили из хаты в хату. Директор знакомил меня с хозяевами здешних мест, стариками колхозниками. Я жадно расспрашивал их обо всем, что сохранила народная память о полководце.

Вечером того же дня я встретился со старым колхозным садоводом, Никитой Яковлевичем Нагорянским. Еще задолго до знакомства я уже много слышал об этом любопытнейшем человеке.

Весь род Нагорянских — потомственные солдаты. Немало своей крови пролили они в боях с врагами родной земли.

Никите Яковлевичу было уже за восемьдесят лет. Складом лица он напоминал Мичурина. Его спокойный, ласково улыбающийся взгляд, легкие, но крепкие руки не то садовника, не то музыканта усиливали это сходство.

После этой первой встречи я видел Никиту Яковлевича много раз. Мы с ним подружили. Но никогда позже я не глядел на него с таким удивлением.

Как мог он дожить до таких глубоких лет и сохранить в себе неисчерпаемые жизненные силы?

На вид ему нельзя было дать больше шестидесяти. Он ходил прямо, почти не сгибаясь, не знал ни посошка, ни палки.

Никита Яковлевич, сидя под отяжелевшими от плодов ветвями яблони, неторопливо рассказывал:

— Прапрадед мой, Петро Нагорянский, служил солдатом у Румянцева-Задунайского. С турками воевал. У Суворова тоже служил, в большие походы ходил с ним и против турок и против польских панов. Господь бог не обидел Петра отвагой. И храбростью не обошел его. Награды носил он от Румянцева да от Суворова. Эти генералы так просто наград не давали. Заслужи, брат. Расторопный солдат был мой прадед. В полку грамоту одолел, книжником стал. Ушел он в отставку, поселился в Тимановке, в яру, рядом с усадьбой помещиков Потоцких, стал плотничать. Во всей округе не знали другого такого мастера.

Еще помню: при царе Павле, так старики говорили, приехал в Тимановку Суворов. Приехал он, расположил свои войска лагерем у речки Рудницы, а сам со штабом в пять человек поселился в каменном домике, там, где теперь колхозный Суворовский музей…

Так дошла до меня история одной суворовской награды. Я записал ее. Вот она такая, какой услышал я ее от колхозного садовода.

…Петро Нагорянский узнал, что в Тимановку приехал знаменитый полководец.

— Так я ж под его командой мабудь годов с пятнадцать гренадером служил, воевал с ним и турка и ляха! — сказал Петро своей старухе и, почистив старый солдатский мундир, прикрепив медали, отправился к штабу, где шло обучение солдат воинской науке.

Он хотел посмотреть на своего отца-командира, а выйдет случай, поговорить с ним.

Суворов любил старых солдат, всегда примечал их. Он сразу заметил отставного гренадера и приказал вестовому подозвать его.

Офицеры, зная слабость своего командира, остановили ученье, скомандовали солдатам отдыхать, а сами окружили Суворова.

Гренадер подошел к фельдмаршалу.

— Помилуй бог, унтер! — весело рассмеялся полководец, вглядываясь в лицо Петра Нагорянского. — Как тебя зовут? — спросил он. — Постой, постой, сам припомню! Жив, старина, дышишь! На-го-рян-ский! — вспомнил он. — Так тебя кличут? Второй роты фанагорийского полка унтер-офицер! Так? — спрашивал он, обнимая старого воина.

— Отставной солдат фанагорийского полка Петро Нагорянский! — подтвердил старик, сдерживая набежавшую слезу.

— Да какой, братцы, лихой солдат! — кивнул Суворов штабным. — Толмачом-переводчиком в полку работал не хуже, чем штыком. Герой! С польскими жолнерами да с турецкими так по-ихнему чесал, чудо! А с молдаванами… «Плоешти, минарешти, бухарешти»! Не забыл еще, старый?.. — смеялся фельдмаршал, хлопая Петра по плечу.