Между четвертым и пятым (СИ) - Колоскова Елена Леонидовна - Страница 86

Этот добротный дубовый стол теперь все время будет напоминать не о еде, а о другом.

Лору пора было выгуливать. Они уже тронулись в путь, как вдруг Инна попросила остановить у пирожковой. Только что открылась! Она увидела, что из дверей выходят люди — первые покупатели.

— Погоди, я сейчас, — он хотел пойти следом. — Нет, останься, я быстро!

Очереди не было. Внутри девушка осмотрелась, выбрала несколько кусков пирога на вес и маленьких, всяких-разных. А блины она сама дома напечет. Дату опять пропустила, вот же растяпа! Почти как с бабушкой. Сразу расстроилась.

— Вот, это на заднее сиденье, — сказала она, вернувшись и заглянув обратно в машину.

Щелкнули разблокированные двери, и она закинула назад пакет с пирогами.

— А это сразу, — довольно сказала она, когда Сергей помог забраться на переднее сиденье. — Держи. Ты какие любишь?

У нее был целый кулек румяных штучных пирожков и расстегайчиков.

— А какие есть?

«Огласите весь список, пожалуйста».

— С капустой, с картошкой, с яблоками, с рисом и яйцом, с палтусом, — перечислила она. — Только они соленые, ты сразу пить захочешь, лучше с чаем.

— Есть чай.

Он достал сзади термос. Чай вчерашний и почти остыл, но сладкий. Завтрак после завтрака? Почему бы и нет! Ему на один зуб этот пирожок.

— Повод какой? — почему-то ему хотелось, чтобы хороший.

— Эх…

— Что?

— Я опять все забыла, — покаялась она. — Заболела после выставки — и вот. На могилу родителей надо съездить.

Не понял, это что, намек, чтобы он ее отвез на кладбище? Вроде нет. Просто факт. Он спросил — она ответила. Инна серьезно посмотрела на него и сказала:

— Наверное, мы с Егором поедем сегодня. Он как раз выходной. Так что ты…

— Понял.

Как ни хотелось ему снова умыкнуть ее с ночевкой, но сегодня пропускаем. Если она поедет за город, то устанет, не до того будет. Ему, кстати, тоже. Сегодня назначена операция — «первая проводка», как обозвал ее Панин. Вот и поглядим, будут брать чеченов и работников порта с поличным или все пройдет гладко.

Он ставил на то, что ничего не случится. Если их разрабатывают, то сейчас собирают материал, ведут, так сказать, к финалу. А брать будут потом.

Поехали дальше. Инна съела пирожок, и он тяжелым комом лег в желудке. Вот так всегда. Мечтаешь, предвкушаешь, а в итоге все не так, как думала.

Съездили на рейсовом автобусе. Как раз успели до полудня. Надо же с утра навещать. С ними в автобусе ехали такие же родственники умерших.

Брат вдруг спросил у Инны:

— Куртка откуда?

— Подарок, — не стала скрывать она.

— Его?

Кивнула. Увидев, как сузились глаза Егора, девушка поежилась.

— Моя лопнула, — пояснила она. — Прямо на улице.

— Я бы купил! — вдруг яростно выпалил он.

— Не купил бы, — девушка поправила ему шарф. — Ладно, не сердись. Это просто подарок.

У брата зарплата как эта куртка. Инна только сейчас поняла, что впервые приняла что-то гораздо серьезнее цветов и шоколада. Этот вопрос не обсуждался. Бабушка всегда говорила, что все, что сверх этого, ее обязывает. Есть некая граница, и ее пересекать нельзя. То есть, если так рассуждать, принять куртку можно только от родственника — брата, мужа… Только вот Сергей ей не муж.

Он, кстати, очень тактично ухаживал, не пытался навязать ей что-то еще. Не оскорблял ее этим. Тут скорее насущная необходимость, исключение из правила.

Ах! Да перед кем она оправдывается? Перед самой собой? Все, проехали.

И, кстати говоря, приехали.

— Пошли, — сказал Егор.

До самого кладбища по подъездной дороге еще пилить и пилить пешком. Они же не на машине. Пар поднимается от дыхания, все внутри стынет. Ну и погодка! Все из-за влажности. Хорошо хоть ветра нет.

Инна иногда думала о родителях, все пыталась вспомнить — и не могла. Осталось только смутное, полузабытое ощущение счастья, довольства и уюта. Брат много рассказывал, и она знала о родителях с его слов. И еще от бабушки. Фотоальбом с черно-белыми и немногочисленными цветными фотографиями довершал картину.

Скоро дойдут. По пути им встретилась свежая могила, усыпанная цветами, однако памятник установили сразу, что большая редкость. Обычно люди ждут лета, тем более что сразу такие вещи не делаются. Дорого и долго. Быстро только на заказ и за очень большие деньги, когда камнерез и гравер работают день и ночь. Да и участок близко ко входу — один из самых дорогих. Инна шла мимо. Вдруг она замерла и попятилась.

— Ты чего?

— Смотри! — указала она дрожащей рукой.

Михай. Там лежал Михай Морошану. На камне выбит портрет и имя. Буквы позолоченные. Даты жизни и смерти. Вот, значит, как… Вопреки всем законам его отец добился выдачи тела и похоронил сына. Стало жутко, как никогда в жизни. Даже тогда, когда он ее хотел изнасиловать, не было так страшно.

— Идем! Инна, идем, — дернул ее за руку брат. — Не смотри.

— Иду.

Родительская могилка была вдалеке. Долго шли. Повезло: кто-то уже поутру протоптал дорожку. За стальной оградой стоял общий памятник. Нигде ничего не порушено, не покосилось, вандалы не навещали. Ребята покормили, блины и пироги поставили. Егор отцу налил водки и положил сверху кусок хлеба. Цветы положили: в этот раз были хризантемы. Потом брат с сестрой обнялись и немного постояли, прощаясь до лета.

— Подполковник тоже умер, — сказала вдруг она, хотя сначала для себя решила, что это тайна. — Чуть больше двух недель назад.

— Откуда знаешь? — у Егора сверкнули глаза. — Некролог?

— Да, — обрадовалась она, что не придется рассказывать.

Даже не соврала. Наверняка в газете напечатали. Пусть лучше думает так.

— Ладно, не куксись, — парень развернул ее в сторону протоптанной тропинки. — Поедем, а то опять простынешь.

Ну, вот и все. Инна выполнила долг, почти ничего не чувствуя. Может, потому и простила подполковника? Брат отлично помнил родителей. Он бы никогда не простил.

Первая «проводка» прошла успешно. Товар доставили из Испании, минуя погранцов и таможенников. Мансуров был доволен. Что было в двух контейнерах, можно не спрашивать. Скорее всего, какая-нибудь редкая синтетическая «дурь». Потому что обычно маршруты следования пролегали из Средней Азии через Россию, а не из Европы.

— Ну, вот, — ржал Панин. — А ты боялся. Послезавтра еще будет. Только на судне из Норвегии.

Серый хотел сказать пару ласковых, но не стал. Иванченко разрядил обстановку, предложив вместе отметить успешное мероприятие, сходить в кабак, а потом в баньке попариться. И опять москвичи жамкали девок, а Серый с Иванченко блюли «облико морале». Заму казалось, что у главного с той рыжей все очень серьезно. Главное, чтобы на работе не сказывалось.

Рябов, шестерка Панина, урка старый, все мечтал о том, чтобы дело расширить. Флаг в руки, барабан на шею.

Они уже заканчивали и собирались расходиться — москвичи на съемную хату с девками, а Серый с Иванченко по домам — когда перезвонил Мансуров. Чего-то там в посылке не хватало. Получали посылку люди Иванченко, с них и спрос.

— Ты, дорогой, что сейчас сказал? — обманчиво весело переспросил главный. — Что я «крысятничаю»? Или люди мои? Да я за них головой отвечаю! Предъяву свою себе засунь знаешь куда? Завтра поговорим, когда успокоишься.

Он отключился и многозначительно посмотрел на Серого.

— Вот и отметили, — совсем невесело закончил начальник.

Панин с Рябовым и Тихоновым еще в предбаннике, не слышали всего этого. Интересно, они в курсе? Или для них это тоже сюрприз? Незапланированный экспромт неизвестного и очень наглого грабителя или отправителя.

— Этим, — сказал Серый и покосился на дверь, — ничего не скажем пока.

— Думаешь, на понт нас берут?

— Выйдут — проверим.

— А если не постановочное?

— Значит, надо забить стрелку с чеченами. Иначе они сами приедут общаться.