Остров на карте не обозначен - Чевычелов Дмитрий Иванович - Страница 38

— Знакомое лицо. Мы к нему уже присматривались… Проверим, что при нем есть…

Он тщательно обыскал убитого и стал просматривать обнаруженные документы и записки.

— Нет, ты не ошибся, Пархомов, — сказал Матвеев потеплевшим голосом. — Эту гадюку ты убил очень вовремя. В самую точку… Придется тебя, видимо, не только судить, но и благодарить. Но это потом, если все обойдется благополучно и мы не попадем из-за тебя на виселицу… Так… А где листовка, которою ты его приманил?

— Вот…

Матвеев прочел и, раздумывая, сказал:

— Что писал ее ты — знаю. А кто сочинял? Смуров?

— Да. Продиктовал мне.

— Сразу видна его голова…

Закончив просмотр документов и записок предателя, Матвеев часть из них положил в свой карман, а остальные аккуратно рассовал обратно по карманам убитого.

— Где пистолет, о котором ты говорил?

— Со мной.

— Засунь ему обратно в тот же карман.

— Да ты что, товарищ Матвеев! — возмутился Пархомов. — Нам так нужно оружие… — Но осекся под строгим взглядом Матвеева и уже молча выполнил его приказание.

— Поправь, чтобы не было заметно, что вытаскивали…

С чувством омерзения к убитому, Пархомов выполнил и это.

— Так… Теперь ты останься здесь, — распорядился Матвеев. — И жди товарищей, которых я сейчас пришлю. Поможешь им снести его, куда надо…

2

Реттгер с кислой гримасой взглянул на стоявшего между конвоирами у стола Смурова и повернулся к Хенке.

— Ну, что там произошло? Докладывайте.

— Беспорядки, господин штандартенфюрер…

— Конкретнее! Убили кого?

— Нет, господин штандартенфюрер. Толпились у бараков, были возбуждены…

— Не хотели работать, что ли?

— Тоже нет, господин штандартенфюрер, работали нормально…

— Так в чем же дело? — нахмурился Реттгер, теряя терпение. — Что вы не можете доложить внятно? Язык, что ли, проглотили?

— Читали листовки, господин штандартенфюрер! — сообщил наконец Хейке, предвидя неприятности.

— Какие листовки? — насторожился Реттгер.

— Были расклеены у бараков, на досках объявлений, господин штандартенфюрер. Славяне читали. Восторгались победами русских…

— Победами? Какими? Когда? Где?

— В листовках говорилось, что русские продвигаются вперед и бьют наших генералов, господин штандартенфюрер…

— Вот как? А откуда у славян такие сведения?

— Мы это еще не выяснили, господин штандартенфюрер. Выясняем.

— Как не выяснили? Это же очень важно! Вы понимаете, как это важно?

— Так точно, господин штандартенфюрер, понимаю!

— Я начинаю сомневаться в этом! — раздельно сказал Реттгер. — А как составлены листовки? Это советские сводки? Или что-то иное?

— Не могу ответить, господин штандартенфюрер. Я еще не имел возможности их прочесть.

— Как?! Вы до сих пор не прочли самих листовок?! — Реттгер тяжелым взглядом уставился на Хейке. — Да вы действительно ничего не понимаете, Хенке! Если это советские сводки — значит, славяне их слушают. Но откуда у них может быть приемник? Чтобы его собрать — нужны радиодетали. А похитить их с нашего склада нельзя без соучастия какого-то нашего работника… И затем это означало бы, что у славян действует очень хорошо организованная группа… Понимаете, сколько важных вопросов возникает, если хорошо думать? Неужели такое вам надо подсказывать?! Да где эти листовки наконец?! Дайте их сюда!!

— Их еще не нашли, господин штандартенфюрер… Но мы их добудем. Их посрывали сами славяне и читали потом группами…

— Что за бедлам! — вскипел Реттгер. — Чем же вы, черт возьми, занимались, если у вас еще ничего нет?!

— Скоро все будет, господин штандартенфюрер! — испугался Хенке. — Скоро…

В ярости Реттгер встал с кресла, но тут его взгляд наткнулся на Смурова, и он, взяв себя в руки, снова сел.

— Это и есть староста лагеря? Русский?

— Так точно, господин штандартенфюрер.

— Он-то, наверное, уже держал эти листовки в руках? Читал их? Спрятал уже, наверно? — Реттгер в раздражении постучал пальцем по столу. — Я сам буду с ним разговаривать. Где переводчик?

— Я говорю по-немецки, господин полковник, — спокойно сказал Смуров. — Могу отвечать на ваши вопросы без переводчика.

Реттгер бросил злой взгляд на Хенке.

— Почему не предупредили меня, что он нас понимает?… Ну, ладно… — Он повернулся к Смурову. — Рассказывай, что тебе известно об этих листовках. Раз ты староста лагеря — должен знать все, что там делается… Или ты, может, станешь отрицать, что листовки были?

— Они действительно были, господин полковник, — подтвердил Смуров.

— Так… — Реттгер посмотрел на Смурова более внимательно. — О чем же там говорилось?

— На это ответить не могу, господин полковник. Я их не читал и не видел.

— Врешь! Ты их видел! Ты их читал!

Смуров промолчал.

— Ты просто не хочешь говорить. Не хочешь выдавать своих соотечественников! — продолжал Реттгер, повышая голос. — Но в гестапо тебе язык развяжут!… Говори лучше сразу! Здесь! Мне!

— Если я сейчас ничего не могу сказать вам, господин полковник, то нечего будет сказать мне и в гестапо, — твердо ответил Смуров.

Реттгер мрачно помолчал, поглядывая на Смурова. Потом резко повернулся к Хенке.

— Через час вы доложите мне об этом деле во всех подробностях! — медленно заговорил он, чеканя слова. — И листовки при этом положите мне на стол! Ясно?! — Он стукнул ребром ладони по столу. — Все!

— Слушаюсь, господин штандартенфюрер! — Хенке побледнел. Повернувшись к конвоирам Смурова, он приказал: — Ведите его в гестапо!

Реттгер глянул на Смурова, — и что-то поразило его в нем.

— Погоди! — остановил он Хейке. — Я ему задам еще несколько вопросов. — И опять посмотрел на Смурова, вспоминая низкорослого, тщедушного Андриевского и солидного, в очках Рынина… «Этот совсем иной, чем те… А в чем же он так похож на них?»

Смуров стоял перед ним между автоматчиками с непокрытой головой, высокий, прямой, подтянутый, словно отлитый из металла. Посеребренные сединой волосы слегка прикрывали большой умный лоб. Мужественное исхудалое лицо с крупными заострившимися чертами оставалось непроницаемо спокойным, непреклонным. Длинные костистые руки были опущены впереди — держали поношенную шапку-ушанку. И сильные узловатые пальцы — пальцы рабочего человека — не дрожали перед тем, что в наступивший час ожидало их там — в гестапо…

«В нем нет перед нами страха… — вдруг понял Реттгер. — Как и у тех двоих…»

3

Мысли Реттгера перебил стук в дверь. В кабинет вошел помощник Хенке — гестаповец Штурц.

— Разрешите, господин штандартенфюрер? — спросил он с порога. — Неотложное дело…

— Ну, подходи. Докладывай, какое еще новое неотложное дело появилось… Только конкретно и коротко! Штурц быстро прошел к столу и подал Реттгеру вчетверо сложенный листок тетради.

— Листовка, господин штандартенфюрер!

— Аа-а, наконец-то! — Реттгер развернул листовку и, расправляя ее, брезгливо остановился взглядом на следах эрзац-хлеба, которым, видимо, ее приклеивали. Повернув листовку текстом к себе, он с интересом уставился в карандашные строки.

Остро всматривался через стол в листовку и Смуров… Вот, кажется, и нашлась она — последняя, восьмая… Роковая восьмая.

— Ну, вот ты и попался! — злорадно сказал Реттгер, взглянув на Смурова. — Теперь уж некуда тебе податься… И твоим помощникам — тоже… Все ваше «братство» уничтожим на корню! Не оставим и следа!…

Смуров молчал. Он казался по-прежнему невозмутимо спокойным. И только забившиеся жилки на висках могли бы сказать, чего стоит ему это спокойствие…

— Где вы ее обнаружили? — спросил Реттгер Штурца. Штурц взглянул на Смурова.

— Можно сообщить это вам по секрету, господин штандартенфюрер?

— Можно и по секрету.

Штурц приблизился к Реттгеру и почтительно прошептал ему что-то на ухо.

— Та-а-ак, — протянул Реттгер и бросил на Смурова взгляд, не предвещающий ничего хорошего. — Ну, а теперь переводи вслух! — приказал он Штурцу, протягивая ему листовку.