Заставь меня влюбиться - Сокол Лена - Страница 1

Лена Соколов

Заставь меня влюбиться

Все началось обычным весенним днем.

Я проспала. Открыла глаза, еще даже не догадываясь ни о чем, лениво потянулась и поежилась от холода. Апрельский ветерок врывался в форточку, заставляя подергиваться тонкие розовые занавески и принося с улицы прохладу, запахи талого снега, прелой травы и свежей выпечки.

Выпечки? Какого черта?! Как выпечки?

Булочная на первом этаже нашего дома открывалась в восемь утра. Часам к девяти запах булочек с корицей, пышной сдобы и ржаного каравая с тмином обычно добирался и к моим окнам. Я подскочила на постели, тщетно пытаясь разлепить глаза. Дотянулась до мобильника. Тот лежал на краю тумбочки и не подавал никаких признаков жизни. Зарядного устройства, которое подцепляла вчера вечером, нигде не было видно. Так и оказалось – телефон сдох.

Глаза упрямо таращились в темный экран, пытаясь разглядеть цифры, которых там и не должно было быть. Аппарат же был выключен. Сел. Отрубился еще вчера. И, кажется, я знала, кого нужно было за это благодарить. Братца-кролика, точнее просто братца, мирно храпящего за стенкой.

Соскочив с кровати, запрыгнула в старые рваные джинсы, неуклюже натянула любимый свитшот с изображением чуваков из «Chromeo» и пулей помчалась в мамину комнату. Большие часы на комоде показывали половину десятого. Половину, мать его, десятого…

– Нет! Нет! Нет! Нет! – вырвалось с досады.

Шучу. Просто одно «нет» и пара крепких ругательств. Я ж вам не барышня из дамского романа, матюгаться умею. Только знает об этом один лишь брат – все крепкие словечки достаются именно ему. И заслуженно: он балбес, каких еще поискать.

Как я его терплю? А так, деваться-то пока некуда. Живем на одной территории, да и люблю я его, чего уж скрывать. Мы как-никак близнецы. Ну, то есть двойняшки.

И то, что он вчера забрал мое зарядное без спроса, лишив и средства связи, и будильника, не прощу. Зря, что ли, корпела над учебниками до двух ночи? Зря готовилась к такому важному зачету? А он, тупица, все испортил очередным глупым разгильдяйским поступком.

– Ну и гад ты, Пашка! – громко выкрикнула, пнув ногой дверь в его комнату.

– Отвали, сурикат, – буркнул брательник, поворачиваясь с боку на бок. И накрылся с башкой одеялом.

– Сейчас ты у меня за все ответишь. – Хлопнула дверью и побежала собираться.

Ненавижу свое прозвище. Обидное и жалкое. Получила его в университете в прошлом году. Почему сурикат? Не, это не значило, что я, сложив лапки, вечно осматривалась в поисках опасности, словно маленький зверек.

Все из-за фамилии – Сурикова. Нормальная фамилия, скажете вы, и только извращенцу могло прийти в голову придумать такое производное от него, как сурикат. Но, к сожалению, у меня в группе учатся одни недоумки, которым нечем больше заняться, как выдумывать прозвища и дразнить изгоев. Хотя нет, я не изгой, я – невидимка.

И до сих пор не стала объектом их издевательств только потому, что веду себя тихо и неприметно. Ботаники, неформалы – всем доставалось от этой кучки задавак, считающих себя хозяевами жизни. Меня до сегодняшнего дня не трогали. Почти. У нас вроде как негласный договор: я делаю вид, что их не существует, они не замечают меня. Все довольны.

Когда все это началось? Пожалуй, еще на первом курсе. И не сказать, чтобы это меня сильно беспокоило. В школе я ладила со всем классом, врагов у меня не было, в друзьях числилось несколько довольно приятных девочек. Ну, и брат. Мы с ним всегда были не разлей вода, с таким другом никогда не приходилось скучать. Жаль, что он назло маме после школы поступил в экономический колледж, ведь в моем универе такой парень точно бы не пропал. И мне бы не дал превратиться в серую тень, которой я стала.

Помню свой первый день в универе как сейчас. Совершенно неожиданным было оказаться вдруг на первой паре, окруженной двумя десятками пар незнакомых глаз, встревоженных так же, как и я, от того, что оказались чужими в незнакомом месте. Все было новым, непонятным и ужасно интересным.

Время шло, мы привыкали, втягивались в учебу. Мои новые одногруппники приглядывались друг к другу постепенно, смеясь и находя точки соприкосновения. Вскоре они уже стекались в группки и междусобойчики, союзы и коллективчики. И как-то вот этот момент, видимо, прошел мимо меня, потому что в один прекрасный день я вдруг проснулась и обнаружила, что не принадлежу ни к одной касте из вновь образованных.

Несколько ботаников, сбившихся в кучку, еще как-то более-менее общались со мной, могли перекинуться парой слов, но и то только по делу. Все же я числилась не самой тупой и даже могла подсказать им что-нибудь дельное. Неформалы огрызались – оказавшись в меньшинстве, они выбрали в качестве защиты наиболее эффективный способ. Не трогай нас – не тронем тебя. Середнячки же тянулись к «звездам». Так я называла компанию Костыля.

Детки вполне обеспеченных родителей, которые посещали пары только потому, что это было их способом где-то тусоваться вместе каждый день. Не богатенькие моральные уроды, а просто уроды (по версии моего личного хит-парада отмороженных), которые, будучи отпрысками уважаемых в городе людей, всегда были красиво одеты и вкусно накормлены. Отсюда, наверное, и манеры: грубость, хамство, зазнайство и раздутое до неприличия самомнение.

Почему Костыль? Все просто. Этот дебил год назад умудрился выпрыгнуть из окна аудитории на спор с Лысым. И сломал ногу (говорю же, дебил). Две недели на растяжке, долгие месяцы реабилитации, и приросшие, казалось, почти намертво к подмышкам костыли. Все просто. Кость со временем заросла, а погоняло осталось.

А почему Лысый? Потому что это тип пришел на первый курс с густой шапкой кучерявых волос, из-под которых было не видать даже его черных глаз. Смуглый, рослый, с ровным прямым носом – вылитый жгучий итальянец, будь он неладен. Сразил всех наповал и своей внешностью, и прической. Потому и получил почти сразу прозвище Лысый.

Самые красивые девочки, хорошо одетые мальчики – все они как-то сразу потянулись друг к другу невидимым магнитом. А я вот это разделение на могучие кучки проспала. Проморгала, так и оставшись одна. Ну, а позже просто привыкла.

Приходила, садилась тихонько на последний ряд и ныряла с головой в конспекты. Это стало моим способом медитации – записывать все, что говорили преподаватели. Слово в слово, как стенографистка. Так можно было не отвлекаться на косые взгляды и недобрые перешептывания.

Сидишь себе, пишешь. Никого не замечаешь вокруг. Переменка? Можно отдохнуть и порисовать. Громко, конечно, сказано – порисовать. Так, почиркать на полях или в блокноте. Пару забавных рожиц одногруппников, перевод песни для брата (чтобы он знал, о чем напевает под веселое треньканье на гитаре), и, разумеется, сердечки.

А как вы думали? Я же девочка. И все девочки в моем возрасте мечтают о вполне себе взрослой любви. С прогулками вечером по темной аллее, обязательно за ручку и…как там в книжках? Ах, да, с поцелуями.

Схватив в охапку сонного Крыся, посмевшего недовольно мяукнуть, я сунула его Пашке под одеяло. Пусть знает наших. Брат довольно быстро все понял: голые пятки нервно задергались, колени прижались к животу.

– Машка! – Охрипший со сна голос казался крайне раздраженным, что не могло меня не радовать. – Вот ты стерва!

– Я такая, да, – довольно хрюкнула я, натягивая капроновые носочки.

– Крысь! – Это уже негодяю-коту, царапающему не в меру волосатые икры брательника. – Брысь! Иди уже отсюда, иди. Ы-ы-ы! Ма-а-аш, ну убери его?!

– И тебе доброго дня, Суриков!

Хлопнула дверью, чтобы кот не мог выбраться из комнаты и протяжно мяукал. Так, как только он один умеет: громко, заунывно, максимально раздражающе для спящего молодого мужчины. Усмехнулась и побежала к двери. Один мимолетный взгляд в зеркало. Оп! Стоять. Это что, я вот так собралась выйти в люди? Е-мое…