Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Русская армия между Троцким и Сталиным - Млечин Леонид Михайлович - Страница 27


27
Изменить размер шрифта:

Когда в 1918 году шел процесс над Павлом Дыбенко и первый нарком по морским делам оправдывал свои действия тем, что он в борьбе с врагами должен был прибегнуть к «красному террору», Крыленко ответил:

— Есть террор, вызванный политической необходимостью, и террор ненужный — бессмысленно жестокого человека.

Взгляды Крыленко по тем временам казались слишком либеральными, и он сам думал, что отстаивал справедливость. Если бы только он мог предположить, что и его самого уничтожат из соображений политической необходимости…

Николай Васильевич считал, что ведомство госбезопасности стало слишком самостоятельным. Он писал: «ВЧК страшен беспощадностью своей репрессии и полной непроницаемостью для чьего бы то ни было взгляда».

Крыленко предлагал передать органы госбезопасности в наркомат юстиции, чтобы и на местах чекисты были под контролем губернских юристов. Цель Крыленко состояла не столько в том, чтобы ограничить масштаб репрессий, сколько в том, чтобы увеличить влияние собственного ведомства.

Дзержинский был, разумеется, категорически против:

«Отдача ВЧК под надзор наркомата юстиции роняет наш престиж, умаляет наш авторитет в борьбе с преступлениями, подтверждает все белогвардейские россказни о наших «беззакониях»… Это акт не надзора, а акт дискредитации ВЧК и ее органов… ЧК находятся под надзором партии. Введение комиссара Губюста означает фактически перемену курса против ЧК, так как Губюсты это органы формальной справедливости, а ЧК — органы дисциплинированной партийной боевой дружины».

Крыленко продолжал считать, что чекисты нарушают закон. В 1925 году он написал записку в политбюро, в которой отметил, что ОГПУ превышает данные ему полномочия: чекисты перестали передавать дела арестованных в суд, а стали выносить приговоры внесудебным путем — через особое совещание и «судебную тройку». Исключение стало правилом.

Более того, ОГПУ злоупотребляет правом приговаривать к высшей мере наказания. Крыленко привел такой пример: губернские суды РСФСР в 1924 году осудили шестьдесят пять тысяч человек, из них шестьсот пятнадцать — к высшей мере, то есть приговорили к расстрелу каждого сотого. ОГПУ в том же году осудило девять тысяч триста шестьдесят два человека, из них расстреляло — шестьсот пятьдесят, то есть почти каждого десятого.

Крыленко писал о том, что такое наказание, как административная высылка, по тяжести условий приравнена к тюремному заключению. В отдельных северных районах ссыльные находятся в тяжелейшем положении.

Нарком юстиции предлагал «ограничить строго и жестко права ГПУ на внесудебный разбор дел»: разрешать чекистам высылать на срок не более трех лет и отправлять в лагерь на срок не более года. Крыленко считал, что прокуратура должна наблюдать за следствием в органах ОГПУ.

Дзержинский вновь с порога отверг предложения Крыленко: нарком руководствуется нормами права, а тут чистая политика. Ведомство госбезопасности не осуществляет правосудие, а уничтожает политических врагов:

«Текущий политический момент вовсе не таков, чтобы лишать нас прав рассмотрения дел о террористах, белогвардейских группировках, словом, сокращать наши права в борьбе с контрреволюцией.

По этим же мотивам мы считали бы неправильным понизить до одного года заключение в лагеря по приговорам ОГПУ, от этого выиграли бы только меньшевики, эсеры, шпионы и пр.

Увеличение прав Прокуратуры по отношению к ОГПУ по политическим, шпионским и т. п. делам, по нашему мнению, дало бы резкий отрицательный результат, так как пришлось бы хранителей законности сделать участниками агентурных разработок, которые не прекращаются и во время ведения дел… Во всяком случае, революционная законность не выиграла бы».

10 ноября 1925 года политбюро поручило обсудить все разногласия комиссии в составе Валериана Владимировича Куйбышева, председателя Центральной контрольной комиссии партии, Вячеслава Рудольфовича Менжинского, первого заместителя председателя ОГПУ, и самого Крыленко. Но в этих стычках чекисты неизменно выходили победителями. Ведомство госбезопасности было важнее и наркомата юстиции, и прокуратуры, вместе взятых.

«Шахтинское дело»

Никакие сомнения в правомерности действий органов госбезопасности не помешали Крыленко, назначенному в 1919 году прокурором РСФСР, выступить в роли обвинителя на организованных чекистами громких и позорных процессах над мнимыми «врагами народа».

Это «шахтинское дело» («вредительская организация буржуазных специалистов в Шахтинском районе Донбасса» — 1928 год), процессы по делу «Промпартии» («вредительство в промышленности» — 1930 год), «Трудовой крестьянской партии» («вредительство в сельском хозяйстве» — 1930 год), «Союзного бюро ЦК РСДРП меньшевиков» («реставрация капитализма в стране» — 1931 год).

Все процессы были одинаковыми. Они должны были показать стране, что повсюду действуют вредители, они-то и не дают восстановить промышленность и вообще наладить жизнь. А вредители — бывшие капиталисты, дворяне, белые офицеры, старые специалисты. Некоторые из них — прямые агенты империалистических разведок, которые готовят военную интервенцию…

Сталин, пишет доктор исторических наук Олег Витальевич Хлевнюк, обнаруживал вредительство там, где был обычный хозяйственный спор, и требовал крови. Сталин обвинял старых спецов — «вредителей и саботажников» — во всех экономических провалах и одновременно обвинял «правых» в покровительстве вредителям.

В 30-х годах даже неизбежные на отсталом производстве аварии и выпуск некачественной продукции становились поводом для возбуждения уголовного дела. Обвинения в саботаже и вредительстве приобретали политическую окраску, и даже плохого повара при желании могли обвинить в троцкизме.

Все началось с «шахтинского дела», о котором страна узнала, прочитав 12 марта 1928 года газету «Известия»:

«В Шахтинском районе Донбасса органами ОГПУ при прямом содействии рабочих раскрыта контрреволюционная организация, поставившая себе целью дезорганизацию и разрушение каменноугольной промышленности этого района…

Следствием установлено, что работа этой контрреволюционной организации, действовавшей в течение ряда лет, выразилась в злостном саботаже и скрытой дезорганизаторской деятельности, в подрыве каменноугольной промышленности методами нерационального строительства, ненужных затрат капитала, понижении качества продукции, повышении себестоимости, а также в прямом разрушении шахт, рудников, заводов».

В 1928 году прокурор РСФСР Николай Васильевич Крыленко был назначен обвинителем на процессе, которому суждено было войти в историю. Начало положило «разоблачение» уполномоченным ОГПУ Евгением Евдокимовым «вредительской организации» инженеров. Эти вредители, утверждали чекисту, по директивам из Парижа проводили вредительскую работу в городе Шахты (Ростовская область). Так возникло «шахтинское дело».

Председателем Специального судебного присутствия Сталин утвердил Вышинского.

Андрею Януарьевичу не понравилась незначительная в советской юстиции роль судьи (приговор утверждался заранее). Он сам желал быть обвинителем, разоблачителем, человеком, которого слушают с замиранием сердца, и во время процесса не упускал случая оборвать прокурора Крыленко.

Вышинский легко отрешился от всего, чему его учили в университете. Он без колебаний переступил через все принципы права. После «шахтинского дела» он написал книгу, в которой, в частности, писал: «Советский суд — этот ответственнейший орган пролетарской диктатуры — должен исходить и всегда исходит исключительно из соображений государственной и хозяйственной целесообразности».

В реальность обвинений в стране поверили почти все за малым исключением.

Серго Орджоникидзе на одном из пленумов возмущенно говорил, упрекая так называемых «правых», то есть прежде всего Николая Ивановича Бухарина:

— Ночью собирали политбюро по вашей инициативе после «шахтинского дела», и нам все хотели вбить в голову, что без буржуазных специалистов нам социализма не построить. Нам принесли целую кипу вырезок из речей Владимира Ильича, которыми хотели нас убедить. Более того, хотели этим терроризировать. Но ведь надо сказать, никогда Владимир Ильич не говорил, что если будет «шахтинское дело», если будет вредительство в военной промышленности, в металлургической промышленности и по всем другим отраслям промышленности, то непременно надо за этих вредителей, за всякую сволочь цепляться и доказывать, что без них мы социализма никак построить не можем…