Три версии «Орля» - Мопассан Ги Де - Страница 1

Ги де Мопассан

ТРИ ВЕРСИИ «ОРЛЯ»

ПРЕДИСЛОВИЕ

«Орля» («Le Horla»), знаменитая и включенная во многие антологии новелла Ги де Мопассана (1850–1893), была впервые опубликована в Gil Bias 26 октября 1886 г. Г. Ф. Лавкрафт отзывался о новелле как о «напряженном повествовании, не имеющем равных в своей области»[1] (Сверхъестественный ужас в литературе, 1927); по мнению же Эверетта Ф. Блейлера[2], это — «классика психопатологии» (Guide to Supernatural Fiction, 1983).

«Орля» — возможно, самая известная из коротких ужасных историй Мопассана — сочетает темы разумного и невидимого потустороннего существа (что ранее разрабатывалось Фитц-Джеймсом О’Брайеном в рассказе «Что это было?», 1859), месмеризма, психического вампиризма и нарастающего экзистенциального ужаса. Мопассан дважды значительно переработал исходную версию, всякий раз увеличивая и размер, и мастерство повествования. Окончательная и наиболее впечатляющая версия была опубликована в его сборнике Le Horla (1887). Первый известный английский перевод появился в книге Modern Ghosts под редакцией и с предисловием Джорджа У. Куртиса, куда вошли переводы Джонатана Стерджеса (1890).

«Орля» разворачивается как ряд дневниковых записей неназванного рассказчика. В первой записи рассказчик наблюдает за кораблями, проплывающими мимо его дома на реке — идиллическая сцена, наполненная радостью жизни. Но уже вторая запись погружает нас в то, что сегодня можно назвать «лавкрафтовским дискурсом». Рассказчик задумывается над ограниченностью «жалких органов чувств… которые не умеют видеть ни слишком малого, ни слишком большего». Эти размышления приводят его к угнетенности, усталости и слабости, симптомам сонного паралича, переходящим в ощущение надвигающейся и неотвратимой беды. Рассказчик начинает подвергать сомнению собственное восприятие и постепенно начинает верить, что в его доме обитает невидимое существо, позднее определяемое как вампир. Протагонист понимает, что является пленником, что над всеми его мыслями и действиями, как в случае месмеризма, властвует незримый мучитель — Орля. Рассказчик пытается уничтожить Орля: устанавливает железные ставни и поджигает свой дом. Глядя на горящий дом, он задумывается, способен ли огонь убить неуязвимого Орля — и приходит к выводу, что единственный реальный способ спасения заключается в самоубийстве.

Рассказчик «Орля» одержим мыслями об ограниченной достоверности восприятия и хрупкости человеческого разума. Многие критики связывают психоз протагониста со страхами самого Мопассана перед подступающим безумием; некоторые даже ошибочно заявляют, что Мопассан написал «Орля» в состоянии сумасшествия.

Мопассан заболел сифилисом, когда ему еще не исполнилось тридцати; с тех пор его физическое и душевное здоровье продолжало ухудшаться. Через пять лет после публикации «Орля» Мопассан утратил рассудок. В январе 1892 г. он попытался покончить жизнь самоубийством в своем доме в Каннах, разрезав себе горло бритвой. Вскоре он был помещен в частную лечебницу в Пасси (Париж), где скончался 6 июля 1893 г. Однако, как указывает Арнольд Келлет, Мопассан писал «не как душевнобольной, но как человек, приближающийся к границам безумия и ужасающийся возможности сумасшествия» (Tales of Terror, 2008). У Мопассана имелся и иной опыт столкновения с безумием: его младший брат Эрве также утратил душевное равновесие и был в конце концов помещен в клинику для умалишенных.

Происхождение слова «Орля» остается неясным, хотя Келлет и другие считают его неологизмом, образованным из французских слов hors («вовне») и là («там»); таким образом, Орля — существо, недоступное человеческому пониманию[3].

Первым обращением Мопассана к темам будущей новеллы «Орля» был рассказ «Письмо безумца», напечатанный в литературном издании Gil Bias 17 февраля 1885 г. Эта ранняя версия вращается вокруг философского вопроса — как «свойства наших органов чувств» определяют для нас кажущиеся «свойства материи». Подобные тревожные мысли предвосхищают, судя по всему, чувство отчаяния рассказчика и пришествие Орля; в окончательной версии источником депрессии и тревоги становится собственно Орля.

Вторая версия, называвшаяся «Орля», была опубликована в Gil Bias 26 октября 1886 г. К концу ее рассказчик убеждает психиатра в существовании Орля, что несколько подрывает драматическое отображение его одинокого безумия.

Новелла «Орля» повлияла, вероятно, на рассказ Амброза Бирса «Проклятая тварь» (1893), где также рассматривается ограниченность человеческого восприятия (в данном случае речь идет о цвете, находящемся вне воспринимаемого нами спектра)[4]. Как и Орля, «проклятая тварь» Бирса остается невидимой для обычного человеческого глаза. Вероятно, новелла повлияла и на Лавкрафта: в «Цвете иного мира» (1927) и «Данвичском ужасе» (1928) использован мотив невидимого чудовища. Лавкрафт, что еще показательней, во многих лучших своих произведениях, в том числе «Зове Ктулху» (1926), постоянно использовал идею нечеловеческих созданий, властвующих над людьми.

Одним из эпизодов Mysteries in the Air (21 августа 1947 г.) стала радиопостановка «Орля» с Питером Лорре[5] в роли рассказчика. Постановка увлекательна и близка к оригиналу, и Лорре в своей роли подобающе маниакален. «Дневник безумца», фильм Реджинальда ле Борга с Винсентом Прайсом[6] в главной роли (студия «Юнайтед артистс», 1963, 96 минут) также можно назвать увлекательной, хотя и достаточно вольной экранизацией. Фильм следует основной теме провала человека в безумие, однако глас Орля очеловечен и ему придана невероятная злобность, напоминающая Клода Рейнса в «Человеке-невидимке» Джеймса Уэйла (1933).

Брайан Д. Шауэрс

ПИСЬМО БЕЗУМЦА

Дорогой мой доктор, я полностью предаю себя в ваши руки. Поступайте со мною, как сочтете нужным. Я намерен откровенно поведать вам о том странном состоянии духа, в котором я пребываю. Предоставляю вам решить, не предпочтительней ли будет для меня провести некоторое время в клинике, чем подвергать себя неотступным видениям и терзаниям.

Вот подробный рассказ, со всех точностью описывающий непредставимое несчастие, что постигло мою душу.

Я жил, как и все на свете, глядя на жизнь широко раскрытыми и слепыми человеческими глазами, ничему не удивляясь и ничего не понимая. Я жил, как живут звери, как живем мы все, механически осуществляя все функции существования, разглядывая и осмысляя мир и полагая, что вижу, полагая, что понимаю и знаю все то, что меня окружает, — пока в один прекрасный день не осознал, что все это лживо и обманчиво. Мысли мои прояснила одна фраза Монтескье. Он говорил: «Если бы наш организм был другим, то и все законы, основанные на его теперешнем строении, были бы другими»[7].

Я размышлял над этим месяц за месяцем, и мало-помалу на меня снизошла странная ясность, и ясность эта предвещала тьму.