Игры Немезиды - Кори Джеймс - Страница 50

— Понятно, — сказала Кларисса. И спросила: — Ты думаешь, мы погибнем?

— Угу.

— От этого?

— Может быть.

Новостной канал показал пятисекундный клип с парусной яхты. Вспышка идеально прямой молнии, странная деформация пространства воздушной линзой, яркий свет, и изображение исчезает. Те, кто был на яхте, погибли, не успев понять, что видят. Наверное, последние слова в этот день чаще всего звучали так: «Смотри–ка…» или «Ох, черт!». Амос чувствовал, как что–то давит у него в животе, словно он немного объелся. Наверное, от страха, или от потрясения, или еще от чего–то. Кларисса тихо выдохнула. Амос обернулся к ней.

— Я бы хотела еще повидать отца.

— Да?

Минуту она молчала.

— А если бы он сумел? Научился бы контролировать протомолекулу? Все стало бы по–другому. Такого бы не было.

— Другое было бы, — поморщился Амос. — А если б ты видела то, другое, вблизи, то не стала бы думать, что оно лучше.

— Как по–твоему, капитан Холден когда–нибудь?..

Пол вздыбился и ударил Амоса по ногам. Он инстинктивно попытался перекатиться, но от этого удара уйти было некуда. Экран разбился, свет погас. Звук оглушал. Несколько секунд Амоса швыряло по комнате, как игральную кость в стаканчике. В темноте он не понимал, обо что бьется.

Спустя бесконечную минуту включилось аварийное освещение. Кровать Клариссы опрокинулась набок, сбросив девушку. Вокруг медицинской системы растекалась прозрачная лужица, наполняя воздух резкими запахами охладителя и спирта. Толстое, армированное, пуленепробиваемое окошко в двери осталось на месте, но стало белым, как снег. Стены пошли паутиной трещин. Из угла булькнул истерический смешок Клариссы, и Амос ощутил, как навстречу этому смеху всплывает его хищная улыбка. Завывала сирена — затихала и взревывала снова. Амос не знал: настроена она так или что–то поломалось от взрывной волны.

— Ты там цела, Персик?

— Не знаю. Руке очень больно. Может, сломала.

Амос встал. У него болело везде, но большой опыт знакомства с болью подсказывал, что серьезных повреждений нет, поэтому он просто перестал думать о ней. Земля еще немного вздрагивала — или дрожал он сам.

— Паршиво, если сломала.

Дверь в коридор осталась закрытой, но косяк как будто помяло. Амос задумался, удастся ли теперь открыть замок.

— Над нами десять этажей до земли, — сказала Кларисса.

— Угу.

— Если здесь так, что же наверху?

— Не знаю, — ответил Амос. — Пойдем посмотрим.

Она села. Левая кисть у нее уже распухла вдвое — значит, повреждение серьезное. В своем тюремном халате девушка походила на привидение. На то, что умерло, но еще шевелится. Возможно, сказал себе Амос, так оно и есть.

— Режим строгой изоляции, — напомнила Кларисса. — Никуда мы не пойдем.

— Понимаешь, строгая изоляция бывает в тюрьме. А чтобы здесь оставалась тюрьма, ее понимаешь ли, должна окружать цивилизация. А теперь, думается мне, это просто глубокая яма в земле, и в ней полно опасного народу. Надо уходить.

Он толкнул дверь — все равно что ударил по переборке голым кулаком. Сдвинувшись в сторону, он попытал счастья с окном. Немногим лучше. После третьего удара голос снаружи прокричал:

— Прекратите немедленно! Тюрьма закрыта!

— Кто–то не знает, что это уже не тюрьма, — съехидничала Кларисса.

Она немного опьянела — может, от сотрясения или боли в сломанной руке.

— Сюда! — заорал Амос. — Эй, мы здесь застряли!

— Режим строгой изоляции, сэр. Оставайтесь на месте, пока…

— Стены трескаются, — не дослушав, завопил Амос. — Сейчас рухнут.

Возможно, он и не обманывал.

Замок щелкнул, дверь со скрежетом отъехала на несколько сантиметров и застряла. В щель заглянула охранница. В тусклом аварийном освещении она казалась серым силуэтом, но страх на ее лице был заметен и так. За ее спиной стоял еще кто–то, но его Амос не рассмотрел.

— Простите, сэр, — сказала она, — этот корпус…

Амос навалился плечом на дверь — не открыв, но и не позволяя закрыть.

— В режиме изоляции, понятно, — перебил он. — Но тут такое дело — нам требуется эвакуация.

— Невозможно, сэр. Это…

— И не только нам, — продолжал Амос, — но и вам. Вам тоже надо отсюда выбираться. Не огорчайте меня, не говорите, что мечтаете умереть на посту.

Охранница облизнула губы. Стрельнула глазами вправо. Амос подыскивал новые доводы, чтобы убедить ее окончательно, но ничего лучшего не придумал, как врезать ей в челюсть и пробиваться к выходу в надежде, что не пристрелят остальные. Он уже отводил руку, когда Кларисса тронула его за плечо.

— У вас кто–то остался наверху? — спросила она. — Друзья, родные?

Взгляд тюремщицы уставился мимо них. Куда–то. На кого-то. Туда, где кто–то, быть может, погиб, и тело еще не остыло.

— Я не могу… нельзя сейчас об этом думать.

— Правила тюремного содержания говорят, что вы несете ответственность за жизнь и здоровье вверенных вам заключенных, — сказала Кларисса. — Вас не накажут за помощь в эвакуации. Наоборот, объявят героиней.

Женщина тяжело дышала, словно делала тяжелую физическую работу. Амосу приходилось видеть, как люди так напрягаются, попав в трудное положение, но сам он этого не понимал. Кларисса мягко отодвинула его в сторону и склонилась к тюремщице.

— Если вас здесь похоронит заживо, вы не поможете в спасательных работах наверху. — Девушка говорила мягко, словно извинялась. — А удары могут повториться. И стены могут рухнуть. Эвакуация — не позор.

Женщина сглотнула.

Кларисса придвинулась к ней и почти прошептала:

— Здесь с нами посетитель.

Охранница пробормотала что–то неуловимое для Амоса и обернулась через плечо.

— Помоги с этой чертовой дверью, Салливан. Раму помяло, а нам надо вытащить треклятого гостя. Моррис, если ублюдок только попробует что–нибудь отмочить, не жалей его. Понял, тварь? Одно неверное движение, и тебя прикончат.

Смех, ответивший ей из коридора, звучал угрозой. Амос с Клариссой попятились. Еще две руки вцепились в створку двери и потянули ее назад.

— Безопасность посетителя? Неужели именно это ее проняло? — удивился Амос.

Кларисса пожала плечами.

— Ей нужно было оправдать себя. Хотя ты — тот еще фрукт!

— Ну еще бы. Хотя меня мало кто ценит но достоинству.

Дверь, взвизгнув, открылась наполовину и застряла уже намертво. Разрушения в коридоре еще больше бросались в глаза. Посередине тянулась продольная трещина, один ее край сантиметра на четыре был ниже другого. Воздух казался более спертым, чем раньше. Амосу ужасно захотелось проверить систему регенерации. Может, как раз с ней что–то и случилось. Тридцать с лишним метров под землей — это очень похоже на вакуум. Если их всерьез завалило, нехватка воздуха станет проблемой.

Еще один заключенный — Конечек — стоял на коленях, а второй охранник — Моррис — с трех шагов целился ему в затылок из пистолета незнакомой Амосу модели, если это вообще был пистолет. Лицо заключенного с левой стороны раздулось, как после боксерского поединка с очень медлительным рефери. Итак: конвоирша, еще двое тюремщиков, Персик и этот тип.

Конечек взглянул на него из–под длинной, стальной от седины челки и кивнул, склонив голову едва на миллиметр. Амос ощутил приятную волну в теле: расслабились плечи, потеплело под ложечкой. Грязи будет немало, но насилия такого масштаба он не понимал.

— Новый план, — объявила сопровождающая. — Этих заключенных и гостя эвакуируем на поверхность.

Охранник, справившийся с дверью — Сулейман?.. или Салливан?.. как–то так его звали — обладал крутым бычьим загривком и единственной черной бровью на оба глаза. Тот, что держал оружие, — Моррис — был тоньше и старше, у него пахло изо рта и не хватало сустава на левом мизинце.

— А не лучше ли загнать заключенных в карцер, а потом уже уходить? Мне будет куда спокойнее без этих долбаных психов за спиной.

— Персик идет со мной, — сообщил Амос, широко поводя плечами. — Без разговоров.