Ощепков - Куланов Александр Евгеньевич - Страница 48

В первом случае Василий Сергеевич резко расширил границы своего мировоззрения тренера-единоборца, начав тесное общение и сотрудничество, столкнувшись с последователем и преподавателем совершенно отличающихся от дзюдо единоборств. Несмотря на то что еще в Кодокане и в дореволюционном Владивостоке Василий Сергеевич был знаком с англичанином Эрнстом Джоном Харрисоном — знатоком старинных видов английской борьбы и вольноамериканской борьбы кэч-эз-кэч-кэн[256], совместная работа с Азанчевским была важна для правильного понимания европейской ударной техники. Бокс, тем более бокс французский, где используются удары ногами, — принципиально иное по отношению к борьбе единоборство. Понимание тактики и техники такого боя чрезвычайно важно для любого бойца, а тем более аналитика и теоретика борьбы, каким только-только начал себя показывать Василий Ощепков.

Во втором случае, и это может быть еще более важно, знакомство с Азанчевским и обмен опытом в преподавании единоборств и их сравнительном анализе проходили в условиях именно советского Владивостока, когда Ощепков впервые вынужден был «вариться в собственном соку». И он, и его коллега-боксер уже были лишены живого общения, подпитки знаний со стороны мирового спортивного сообщества (хотя, наверно, еще не успели почувствовать этого так остро, как в последующие годы) и практического общения с иностранными мастерами. Исподволь, медленно, почти незаметно, но уже начался процесс «обрусения» дзюдо, перешедший со временем в новую фазу создания нового единоборства.

Учеников во Владивостоке у Ощепкова было не слишком много, но среди них нашлись студенты, достойные своего преподавателя. В числе десяти первых советских инструкторов дзюдо оказались настоящие мастера: Владимир Григорьевич Кузовлев, получивший из рук Ощепкова «предмастерский» коричневый пояс (мастерским ступеням — данам соответствовал черный пояс), ставший тренером во владивостокском клубе после отъезда Василия Сергеевича, а потом сам переехавший в Ленинград и преподававший дзюдо в Институте физической культуры им. П. Ф. Лесгафта; Федор Иванович Жамков, будущий руководитель секции прикладных видов спорта (в том числе самбо) в Центральном совете общества «Динамо»; будущий Герой Советского Союза Дмитрий Федорович Косицын — командир партизанского отряда, собранного из бывших студентов и преподавателей Института физкультуры им. П. Ф. Лесгафта, погибший в Великую Отечественную войну.

Под руководством Ощепкова владивостокские курсы просуществовали совсем недолго — до февраля 1927 года. Дело в том, что общественная нагрузка, самостоятельно взваленная на себя переводчиком, не интересовала руководство разведкой. В действие вступили армейские кадровые законы, и 27 января приказом управления кадров Реввоенсовета СССР Василий Сергеевич был определен на новое место службы. Приказ подтвердил его выслугу с 15 апреля 1926 года (времени прибытия из Японии) и обозначил штатную должность: военный переводчик штаба Сибирского военного округа, город Новосибирск[257].

В начале 1927 года Василий и Мария Ощепковы навсегда попрощались со своей родиной — Дальним Востоком. Им уже никогда не довелось вернуться сюда, но их помнят тут и сегодня. Много лет висит памятная табличка на здании флотского спортклуба на Корабельной набережной, 21, где когда-то преподавал Василий Великолепный, в сентябре 2016 года здесь открыт памятник ему, а в другом спортивном клубе города японцы (!) установили памятный бюст разведчику, всеми силами боровшемуся против их родины, но ставшему пионером дзюдо в России.

Глава восемнадцатая

СИБИРСКИЙ ПРОПАГАНДИСТ

Уезжая в Новосибирск, Василий Ощепков сам еще не осознавал, насколько круто изменилась его судьба. Весной 1927 года он излагал Заколодкину свои соображения по поводу возможностей дальнейшей работы в разведке, думая о будущем, но продолжая жить прошлым: «Если я в настоящее время буду скрыт от официальной службы переводчика при штабе военного округа, то в перспективе можно рассчитывать на успех…»[258] Логика в этом заявлении присутствовала: вся история советских спецслужб свидетельствовала о том, что разведчика можно было вполне успешно перебрасывать из одного региона в другой, не слишком считаясь с его специализацией, знанием языков (был бы хотя бы один европейский, а у Ощепкова был — английский) и опытом работы в конкретных условиях. Одно из множества тому подтверждений — все тот же Зорге, хороший профессионал-германист, работавший в Европе, но в одночасье переброшенный в Китай, а затем в Японию, где его талант разведчика раскрылся в полной мере. В Германии, Китае, Дании и США работал Александр Улановский, Христофор Салнынь и Иван Винаров служили в Европе и Китае, Анатолий Климов — в Китае, Польше, Германии. Примеров, как видите, множество. Главное в такой ситуации было не «засветить» человека перед иностранными разведками, сделать так, чтобы он логично «пропал» из одной страны, а потом столь же естественно появился в другой. При существовавшем тогда уровне обмена информацией подобные шпионские игры были вполне реальны. Василий Сергеевич об этом знал, и для себя он предполагал именно такой вариант развертывания событий. Но, снова и снова в очередной раз обращаясь к истории службы Ощепкова в разведотделе сначала приморского корпуса, а затем штаба Сибирского военного округа, не перестаешь удивляться, мягко говоря, незатейливому ходу мысли его руководства. Иногда складывается ощущение, что Заколодкин и Шестаков просто не знали слов «перспектива» и «конспирация», где уж тут думать о временной консервации и переобучении агента.

За год до переезда Ощепкова в Новосибирск, в марте 1926 года, там открылось японское консульство, в составе которого, конечно, в столицу Сибири прибыли и японские разведчики, что должны были понимать и в местном отделе ОГПУ, и в штабе округа, располагавшемся неподалеку от консульства. Тем не менее… По сведениям Владимира Лоты, 24 апреля 1927 года Василий Ощепков после девяти часов вечера, закончив тренировку, зашел с учениками в ресторан новосибирского Делового клуба — очевидно, одного из немногих приличных мест в городе, чтобы отдохнуть и перекусить[259]. Ученики — чекист Зацаринный (никаких данных на этого человека пока найти не удалось) и два военных разведчика, очевидно, были в военной форме. Возможно, в ней был и Ощепков. По стечению обстоятельств, в это же самое время японский консул (в 1927 году в Новосибирске работал Огата Сэйсики, но еще сдавал дела его предшественник Симада Сигэру, так что в данном случае непонятно, о ком именно идет речь)[260] тоже заглянул в этот же ресторан в компании с тремя соотечественниками и увидел Зацаринного, которого, по неизвестной нам причине, знал как сотрудника ОГПУ.

Пока японцы ожидали заказа, один из них (неизвестно точно, кто именно, но Лота называет его «переводчиком консульства») подошел к столику, за которым расположились советские разведчики, и поздоровался с Ощепковым, которого назвал «Васири-сан» — как нашего героя называли в Японии еще со времен учебы в семинарии. Василий Сергеевич, в свою очередь, узнал в подошедшем своего бывшего ученика из владивостокского кружка дзюдо, служившего в 1918 году приказчиком в японском магазине. Они разговорились как старые знакомые, и японец вкратце поведал Ощепкову о перипетиях своей судьбы (вернулся в 1922 году домой, устроился на работу в МИД, приехал в Новосибирск, работает переводчиком)[261]. Василий Сергеевич не поверил его рассказу, решив, что японец работает на свою разведку, о чем на следующее утро доложил, как положено, рапортом Заколодкину.