Голос Немого - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 63

Довольно просторное помещение с единственной дверью и световым колодцем в крыше, куда мы попали, было сердцем дворца. За века существования Нижний не раз перестраивали, и старый тронный зал со временем превратился из самого важного и торжественного помещения в нечто вроде музея. Сейчас он назывался трофейной комнатой, но хранились здесь не чучела убитых животных, а ценная добыча, взятая моими воинственными предками в боях: оружие, символы власти не существующих уже крошечных городов-государств, давно ставших частью Вираты, еще какие-то ценности.

Хранились, раньше.

Сейчас зал выглядел разрушенным, странно искореженным, как будто кто-то сделал рисунок, в порыве злости смял его, но потом передумал и небрежно расправил. При взгляде на прихотливо изломанные или даже изогнутые стены кружилась голова, а когда я через мгновение сообразила, что складки движутся и стены словно дышат, к горлу подкатила тошнота, а по спине, от лопаток вниз, прошла холодная дрожь.

Я настолько растерялась от этого зрелища, что не сразу сообразила: в зале мы не одни. И едва не поплатилась за это жизнью. Вскрикнула, когда сбоку что-то мелькнуло и негромко свистнуло, рассекая воздух, отшатнулась — и в шоке уставилась на шаха с обнаженными саблями. Один клинок завяз в туше зверя, похожего на крупного волка или небольшого медведя, и мужчина уперся ногой в тушу, чтобы освободить оружие.

Неправдоподобное, странное зрелище, не менее дикое, чем вид идущих волнами стен. Миниатюрный, изящный, даже женоподобный Ламилимал, затянутый в расшитые золотом шелка, — над поверженным серым хищником. Лицо сосредоточенное, неожиданно спокойное, взгляд — пронзительный и цепкий, а низкий сапожок из мягчайшей кожи, заляпанный кровью, небрежно попирает массивную тушу.

Я помнила слова Стьёля о том, что претец — хороший воин. Видела, как они дрались тогда, и понимала, что шах двигается очень уверенно. Но все равно не принимала его всерьез. Как оказалось, напрасно…

— Тия! — окликнул Виго, оттолкнув меня с линии прыжка еще одной твари, неотличимой от первой. Негромко охнул и схватился за плечо; голубая туника быстро темнела от крови.

Это заставило меня очнуться и сосредоточиться. Ламилимал крутанулся волчком, отбиваясь от следующей твари, а четвертая уже напоролась на мой купол.

— И зачем нас сюда принесло? — мрачно спросил сидящий на полу Виго, плечом которого сразу занялся Сердце Земли: в трофейную комнату мы прошли вчетвером.

Я молча кивнула в центр зала, где клубилось едва различимое марево. В этот момент, будто по команде, оно качнулось в сторону и схлынуло прибоем, оставляя после себя еще одного зверя. Тот рычал и скалился, припадал брюхом к земле и выглядел скорее напуганным, чем разъяренным. Но за считанные секунды с тварью произошли метаморфозы, за которыми мы наблюдали, совершенно завороженные: пришелец неподвижно замер, взгляд его остекленел, а еще через мгновение тварь уверенно выпрямилась на лапах и двинулась в нашу сторону.

— Можно считать доказанным, что приходят сюда они не по собственной воле, — резюмировал Виго. — И что теперь?

— Попробую это прекратить, — неуверенно ответила я, опускаясь на колени и впечатывая ладони в пол.

Сердце Нижнего дворца билось торопливо, загнанно, с перебоями, спотыкаясь и замирая, как будто раздумывая, стоит продолжать эту агонию дальше или проще остановиться прямо сейчас. И с каждым ударом засевшая в нем заноза впивалась глубже, ширилась та дыра, через которую в мир проникали существа Хаоса. И дворец ничего не мог с этим сделать.

Твари шли с границ мира давно, едва не с самого сотворения мира. Там имелись небольшие прорехи в прочном стекле небесного свода, проницаемые снаружи, о которых люди до недавнего времени не задумывались, просто привыкнув жить так, как жили, и воспринимая странных пришельцев как явление природы. Да их прежде было немного и особенных хлопот они не доставляли.

Сейчас же нечто подобное происходило здесь, и я чувствовала, что процесс этот неестественный и уж точно не безвредный. Это не защита дворца, это весь мир трещал по швам, и, если не остановить происходящее прямо сейчас, потом будет поздно. Перед моим внутренним взором упрямо стоял образ стекла, по которому бегут трещины от крошечного камня, брошенного сильной рукой. Мгновение, легкое усилие — и оно разлетится на осколки.

Но через несколько минут бесплодных попыток стало ясно, что я не способна ничего изменить. Мои силы вместе с запасом, накопленным защитой дворца за годы существования, одним общим потоком утекали в эту дыру — независимо от того, какие именно чары я составляла и что пыталась сделать. Разрыв благодаря этому пока не ширился, но я все отчетливей понимала: это конец.

А самое страшное, что я даже примерно не представляла, кто и что может сделать. Фиры — бессильны.

Даны… Хала, Ина — они сильные, опытные, даже очень опытные, но здесь они еще более бесполезны, чем я.

Ив?.. Неужели он — единственный? И теперь из-за того, что мы поддались давлению обстоятельств и долга, рухнет мир?

Виго и Лаций пытались дозваться меня, что-то говорили, увещевали — они, кажется, не понимали, что именно сейчас и здесь решается наша общая судьба. А я сидела, бессмысленно вливая собственные силы в эту бездонную пропасть, и не могла заставить себя остановиться, не могла сдвинуться с места. Что изменится, если я сбегу? Агония растянется на несколько лишних дней, только и всего.

Неужели именно так все закончится?

Было горько, больно и пусто. По щекам текли слезы, застилали пеленой дрожащий и хрупкий окружающий мир, а силы продолжали литься водой в песок.

В какой-то момент с тихим, едва ощутимым хлопком лопнула моя защита. Не знаю почему; наверное, у меня просто не осталось сил ее держать. А заставить себя переступить через бессилие не хватало воли. Я была готова умереть и не видела смысла бороться. Да, трусость, но так было даже проще: сбежать на Железные облака, чтобы не видеть, как весь мир канет в бездну.

А в следующее мгновение мне на плечи легли тяжелые мужские ладони. Грубые оружейные мозоли царапнули кожу, сильные пальцы бережно сжали, мягко потянули назад. Сил сопротивляться не было, я покорно обмякла, ощутив спиной твердую мужскую грудь. Мне не нужно было оглядываться и приходить в себя, чтобы узнать эти объятья.

От истощения, морального и магического, сознание плыло, я никак не могла сосредоточиться на происходящем. Мелькнула тревожная, растерянная мысль: откуда здесь взялся Стьёль, который находился на пути на север? — но тут же растаяла. Плевать. Даже если это смерть, лучшей встречи с Держащим-за-Руку и желать нельзя. Забыться в кольце родных рук, раствориться в резком, но почему-то все равно приятном горьковато-хвойном запахе с новыми незнакомыми нотами, и ржа побери весь этот проклятый мир.

Стьёль Немой

Коней было жалко: мы их все же загнали. Благородные животные, хрипя и роняя клочья пены, донесли нас до самого Вира. Первым пал жеребец Ива; кажется, умер он прямо на ходу, потому что на очередном темпе тяжелого, усталого галопа просто рухнул, ткнувшись в брусчатку плечом и мордой, едва не подмяв под себя всадника.

По инерции я промчался чуть дальше, осадил скакуна, чтобы убедиться, что с фиром все в порядке, — и это, видимо, была моя ошибка. Мой конь присел на задние ноги, а потом начал заваливаться набок. Животное хрипело и мелко дрожало, по мокрой шкуре пробегали судороги, и все, что мне оставалось, — прервать агонию, подарив ему легкую смерть.

Я вытирал клинок от крови, мысленно прося прощения у честно исполнившего свой долг жеребца, когда меня нагнал Ив. Судя по всему, при падении фир не пострадал.

— Нормально? — спросил он, окидывая меня внимательным взглядом. Я кивнул, возвращая кинжал в ножны, и, оправив одежду, коротко дернул головой, предлагая двигаться дальше.

Возле дворца появилось странное ощущение, какого я никогда прежде не испытывал. Словно на шее моей — петля поводка и кто-то настойчиво тянет за эту веревку, указывая дорогу. Не грубо, рискуя удавить, но достаточно настойчиво, чтобы не возникло даже мысли свернуть в сторону. Ярость Богов бежал следом, не пытаясь возражать и не задавая вопросов. Он, кажется, тоже понимал: у нас слишком мало времени, чтобы тратить его на попытки объясниться. Да и дощечка моя осталась в вещах на трупе коня.