Чужое гнездо - Пирс Лесли - Страница 42

Дом Сандерсонов не отличался ни роскошью, ни размерами — обычная постройка, имеющая общую стену с домом соседей, в пригородном районе. Однако Эллен он представлялся раем — теплый, уютный, со всеми атрибутами достатка — телевизором, стиральной машиной, коврами, покрывающими полы в комнатах, и центральным отоплением, которого она раньше в глаза не видела.

Но самым приятным было то, что Сандерсоны оказались вполне современными людьми. Они были молоды, обоим едва за тридцать, и у этой пары сохранилось еще достаточно амбиций для того, чтобы стремиться к успеху. Кроме того, они любили повеселиться; у них постоянно гостили друзья, а почти в каждый уик-энд супруги отправлялись либо в гости, либо приглашали кого-нибудь к себе. Поэтому Эллен была предоставлена полная свобода действий в отношении детей.

Рождество давно миновало, но она редко вспоминала о своей семье. Как славно просыпаться утром, зная, что не будет безобразных стычек с Вайолет, а отец никогда не узнает ее тайну. Что касается работы по дому, то она оказалась не слишком обременительной, мальчики же были просто восхищены тем, что Эллен была всегда готова поиграть с ними, почитать книжку или отправиться на прогулку.

Только в январе, когда она прошла первое обследование, ее будущее снова напомнило о себе. Перспектива покинуть весной Сандерсонов, чтобы отправиться в дом матери и ребенка, нисколько не улыбалась Эллен.

Как-то поздним февральским вечером они с Ширли были на кухне. Уже второй день подряд шел снег; Эллен гладила белье, а Ширли сидела за столом, покрывая ногти лаком. Ее способность всегда выглядеть ухоженной и элегантной с самого начала поразила Эллен. Подтянутая и стройная, Ширли укладывала свои светлые волосы в прическу «улей» и никогда не выходила из дома без макияжа или свежего лака на ногтях.

Два дня назад работница службы социального обеспечения пригласила девушку в дом матери и ребенка осмотреться там, но Эллен призналась Ширли, что предстоящее переселение заставляет ее все сильнее волноваться.

— А ведь это вовсе не обязательно, — неожиданно заметила Ширли. — Мы стали воспринимать тебя как члена нашей семьи, и тебе лучше остаться с нами; когда подойдет время, мы сами отвезем тебя в больницу.

— Но… — начала было Эллен, осознав, что хотя это выглядело привлекательно, возвращаться с ребенком ей будет некуда.

— Я хочу сказать — мы будем рады, если ты и дальше будешь присматривать за мальчиками, — произнесла Ширли, словно прочитав ее мысли.

У Эллен комок подкатил к горлу. Она и не подозревала о такой привязанности к ней Ширли и Роджера.

— Но в конце концов мне придется уехать, — с сожалением пробормотала она. — Ведь они организуют усыновление и все такое прочее…

— Это можно сделать и через больницу, приложив гораздо меньше усилий, — решительно возразила Ширли, подув на кончики пальцев, чтобы подсушить лак. — Было бы жестоко оставлять тебя с ребенком в этом заведении на целых шесть недель после его рождения. Мне кажется, будет намного лучше, если ты и малыш расстанетесь сразу же после того, как он родится. Ты даже не успеешь привязаться к нему или к ней.

— Заведующая считает, что эти недели нужны для принятия окончательного решения, — ответила Эллен.

— Это справедливо по отношению к девушкам, имеющим парня, который может жениться на них, или же обеспеченную семью, готовую прийти на помощь, — сказала Ширли, нанося второй слой лака. — Но ведь у тебя нет ни того, ни другого, верно, милочка?

Предложение Ширли могло стать решением проблемы, поэтому Эллен с радостью позволила ей вникнуть во все свои дела и заняться подготовкой. Буквально через несколько дней они встретились с доктором Джулией Фордхэм, которая практиковала в Клифтоне, и параллельно занималась вопросами усыновления. Теперь Эллен была обязана проходить дородовые обследования у нее. Доктор Фордхэм сообщила ей, что позаботится о передаче ребенка приемной матери сразу после рождения.

В тот момент Эллен и представить себе не могла, что у нее может быть выбор — отдавать свое дитя или нет. Никто даже не намекнул ей на это, усыновление в ее ситуации считалось самым легким и безболезненным решением. Впоследствии Эллен, если захочет, сможет вернуться домой, найти себе работу либо поступить в колледж. Никто никогда не раскроет ее тайну.

Откуда ей было знать о том, какие бурные чувства и переживания вызовет в ней рождение маленькой дочки?

После родов, продолжавшихся семнадцать часов подряд, Эллен чувствовала себя опустошенной. Ей казалось, что когда все закончится, у нее останется единственное желание — уснуть, но как только акушерка вложила в руки Эллен младенца, одного взгляда на крошечное, сморщенное, сердитое личико новорожденной девочки оказалось достаточно для того, чтобы силы вернулись к ней.

Эллен знала все о таинстве рождения новой жизни. Несчетное число раз она помогала отцу принимать новорожденных ягнят и телят. Она видела, как овцы и коровы обнюхивают, облизывают своих детенышей, была свидетелем того, как взрослые животные защищали потомство порой даже ценой собственной жизни.

Она бережно погладила мягкую кожу дочери, а когда та своими крошечными пальчиками с неожиданной силой уцепилась за ее палец, Эллен внезапно охватило безудержное желание прижать малышку к груди, оставить ее с собой навсегда, какие бы трудности их ни ждали впереди. Чувство это оказалось чрезвычайно сильным, и для нее стала невыносимой мысль расстаться с малышкой хотя бы ненадолго, пусть даже только для того, чтобы ее искупали.

Она назвала девочку Кэтрин. Ей разрешили оставить ее всего на четыре дня, но даже в этот короткий промежуток времени Кэтрин постоянно отнимали у нее — то для того, чтобы искупать и сменить пеленки, то для медицинских обследований. Однажды Эллен принялась умолять старшую медсестру не забирать ребенка. Женщина внезапно обернулась, пристально взглянув на нее. «С чего бы это вдруг? Ведь вы все равно отдаете ее, не так ли?» — спросила она напрямик.

Когда Ширли пришла навестить ее, Эллен попыталась поделиться с ней своими переживаниями. Расплакавшись, она спросила, не знает ли Ширли, каким образом можно оставить Кэтрин. Та проявила сочувствие и понимание, однако ответила, что для девочки уже найдены приемные родители, поэтому единственная альтернатива для Эллен — вернуться с Кэтрин обратно в Корнуолл.

Имей Эллен больше времени, она бы, возможно, согласилась на такой вариант, поскольку даже мысль о том, как воспримет ее появление Вайолет, пугала ее куда меньше, чем ужас предстоящего расставания с дочерью. Но она была еще слишком слаба, чтобы отправиться в дорогу; у нее не было одежды ни для себя, ни для Кэтрин, не было и денег.

Внезапно, даже не предупредив Эллен, приехала приемная мать и увезла Кэтрин. Эллен же сказали, что ребенка забрали, чтобы искупать в детской палате. Когда она пришла взглянуть на малышку, то обнаружила только пустую кроватку с одиноко висящей биркой: «Новорожденная Пенгелли. Девочка, 6 фунтов 5 унций».

Удар оказался слишком жестоким. Ей не позволили проститься, поцеловать своего ребенка на прощание, не дали времени подумать, как оставить Кэтрин себе. Никому и в голову не пришло, что у нее есть какие-то права или чувства.

Когда позднее приехали Ширли с Роджером, чтобы забрать ее домой, они застали Эллен в слезах.

— Ты перевозбуждена, дорогая, обычно на четвертый день в груди появляется молоко, вызывая синдром «детской хандры», — сказала Ширли. — Возьми себя в руки, ведь ты сама это выбрала. Через неделю все забудется.

Старшая медсестра дала Эллен таблетки, предназначенные для того, чтобы подавить образование молока в груди. Жаль, что у нее не нашлось таких пилюль, при помощи которых можно было бы забыть свою дочь, приглушить невыносимые тоску и безысходность. Вместе с тем Эллен не могла позволить себе обнаружить свои истинные чувства — Ширли и Роджер помогли ей как никто другой, поэтому она должна была вернуться к ним, расцеловать обоих мальчишек и убедиться, что там все в порядке.