Осколки зеркала Вечности и тропы искателей (СИ) - Линтейг Алиса "Silent Song" - Страница 52

Теперь дочери не было. Его окружала пустая равнина, над которой тяжёлыми громадинами свисали тучи, чёрные, зловещие. Сливаясь с окружающим безмолвным пейзажем, они навевали гнетущее предчувствие. Однако Рейнса больше смутило не это: он обратил внимание, что небо над равниной выглядело как-то совсем иначе, словно в причудливом сне или мимолётной фантазии. В основном оно походило на чёрное полотно, но в некоторых местах перетекало в неестественные фиолетовые тона. И облака двигались необычно — кажется, гораздо быстрее, чем в привычной ему обстановке. Они были как будто… живыми?

Рейнс непонимающе замер на месте, в изумлении разглядывая окружающий пейзаж. Такое происходило с ним впервые в жизни. Более того, с чем-то подобным он вообще сталкивался первый раз, потому что раньше, до этого самого странного момента, он не видел ничего подобного даже на картинках.

Но не успел Рейнс что-либо понять, как в него ударила какая-то белая вспышка, яркая, слепящая. Она родилась где-то посреди пустоши и беззвучной шаровой молнией направилась к его незащищенной фигуре; Рейнс принялся лихорадочно осматриваться по сторонам, пытаясь отыскать укрытие, но в этой местности такой шаг был наивной глупостью. Он опоздал. Так же тихо и равномерно шар настиг его, белыми всплесками отхватил его силуэт в надвигающейся мгле и опутал с ног до головы невидимым губительным маревом. Последним, что увидел его мутящийся взгляд, была чья-то ускользающая в белом свете тень, кажется, облачённая в чёрный плащ с капюшоном, стоящая в стороне от него с вытянутой вперёд рукой.

За светом последовала темнота, непроглядная, всепоглощающая. Рвущая на мелкие лоскутки все мысли и воспоминания.

***

— Опоздала! Я опоздала… Он мертв, — услышала Мэри Рейнс, которая внезапно подскочила от того, что кто-то уронил на неё стакан с соком. Мягким движением чьи-то пальцы забрали с ее ладони какой-то предмет, холодный, неровный, островатый — на ощупь похожий на осколок зеркала; липкая жидкость холодной струйкой потекла по ее руке, оставляя на одежде бесформенные желтые пятна. Мэри поморщилась. И кто же, интересно, это сделал? Наверное, папа. Если отец сильно уставал, он становился неуклюжим.

Но неожиданно в голове Мэри, ещё не отошедшей ото сна, промелькнули смутные образы. Она не разобрала их, но ужасно испугалась. Все ее тело вмиг словно наполнилось неприятным липким холодом, напоминающим тот, что оставлял тоненький мутно-оранжевый след на ее руке.

— Мама! — закричала она, резко поднявшись с кресла и широко распахнув глаза. Но сразу обомлела от панического ужаса, накатившего на голову, потому что рядом с ней стояла вовсе не мама, а неизвестная девочка лет пятнадцати. Медно-рыжие волосы, стянутые в два аккуратных хвоста, чуть удлиненное лицо, вздернутый нос и сверкающие каким-то нездоровым любопытством глаза — Мэри незнакомка сразу не понравилась. Однако это было не все. В стороне стояли ещё двое неизвестных, кажется, взрослых — один из которых держал на руках ее беспомощно обмякшую мать, а другой склонился над таким же бездыханным отцом и щупал его шею. Все были одеты в длинные чёрные плащи с капюшонами, на рукавах украшенные вычурными эмблемами в форме большой зеленой кошки.

Может, это сон? Мэри сжалась, крепко зажмурила глаза, потом снова резко открыла, но окружающая картина даже от этого ничуть не переменилась. И ее родители по-прежнему оставались неподвижными, словно тряпичные куклы, к которым хозяева потеряли интерес.

Ужас, охвативший тело девочки, вмиг распространился по всем его уголкам; взгляд стал стеклянным, затуманенным. Ей хотелось кричать, громко, отчаянно, душераздирающе, однако крик словно застыл где-то внутри неё и стал частью раздражающего липкого холода.

Только что ей приснился странный кошмар, наполненный бредовыми смешанными образами.

После своего пробуждения Мэри ничего не понимала, особенно теперь, будучи чуть ли не до смерти перепуганной. И мысленно она почему-то очень жалела, что ничего не осталось в ее голове, кроме теней необъяснимого страха, которые наступили на неё сразу после пробуждения.

Постепенно расплывчатые тени приняли очертания, но совсем другие, более тёмные, ужасающие, навеянные страшной картиной в столовой ее родного дома.

— Луиза, что ты наделала! Ты не могла разбудить его раньше?! — закричал грубоватый мужской голос, когда фигура, приглушённо вздохнув, отошла от отца Мэри.

— Раньше? Как будто я умею читать мысли, — возмутилась женщина — как оказалось, над папой стояла именно она. Из-под плаща Мэри разглядела такой же увлечённый зелёный блеск глаз, как и у девочки, только с искрами плохо сдерживаемой яростью.

— Мам, не ссорьтесь. Мертв и мертв. Не думаю, что он был связан с кем-то важным, — небрежно бросила девчонка и крепче сжала руку Мэри — та даже почувствовала боль, давящую, распирающую.

— Пожалуй, ты права. Только вот что теперь скажем повелителю… — сквозь зубы произнёс мужчина.

— Скажем правду. Мы ведь не умеем читать мысли — или останавливать убивающее заклятие, которое, к тому же, запустили где-то далеко от нас. Может, вообще в далёком прошлом. — На последних словах незнакомка, которую мужчина назвал Луизой, манерно закатила глаза.

— Да, точно! — бодро поддержала ее дочь. — А вы лучше не ругайтесь, а поблагодарите меня, что девчонка осталась живой.

— Поблагодарил бы, если бы это была действительно твоя заслуга, а не случайный результат твоего бесящего недостатка, — раздраженно бросил мужчина.

— Пап, какая разница?.. Все равно я заслужила благодарность, — разочарованно протянула девочка.

— Нелеста, хватит. Сейчас не время. Оставь мне девчонку, сейчас будем возвращаться, — строгим голосом прервала ее мать.

— Уже? — удивилась девочка.

— Что вам от меня нужно?! От моей семьи? — неожиданно вырвалось из ослабевших губ Мэри. Все ее тело по-прежнему сковывало мучительное, отвратительное паническое оцепенение, ей было тяжело говорить, двигаться, выражать эмоции, но она пыталась бороться, мысленно постепенно настраивая себя на лучшее.

— Как спалось, милая? Что снилось? — непринуждённо поинтересовалась Нелеста, немного ослабив свою хватку. Мэри промолчала, с ужасом глядя в пристальные игривые зеленые глаза.

— Сейчас повелитель выяснит, что ей снилось, — произнёс отец Нелесты, и грубые руки сжали Мэри с такой силой, что та вскрикнула от боли, даже несмотря на оцепенение.

— Брент, осторожней. А то сам же ещё повредишь ей что-нибудь, — упрекнула его Луиза.

«Я должна защищаться! Они ведь убьют и меня. Мне нельзя лежать! Я обязана им отомстить», — неожиданно промелькнуло в голове Мэри и, охваченная недетской яростью, она сделала резкое движение, но, к сожалению, так и не высвободилась из рук некого Брента. Он оказался гораздо сильнее. Вместо того чтобы отпустить девочку, он лишь крепче стиснул ее запястье, заставив Мэри невольно обмякнуть и так же лечь на его руки, как несколькими минутами ранее Кристин. Только Мэри пока что была живой. Наверное, живой, потому что могла дышать, тяжело, прерывисто, и чётко ощущала бешеное биение своего сердца.

Что-то тяжёлое и холодное — на этот раз не осколок зеркала — коснулось ладони Мэри, и снова произошло нечто странное. Девочка увидела, как столовая стремительно начала терять четкие контуры, расплываясь, утопая в набегающем бесплотном тумане. Дымка застилала все, скрывая за собой некогда родной и ее горячо любимый дом… и родителей, в гибель которых она упорно не верила. Может, все это было все-таки сном?

Но вот таинственный полёт прекратился. В один миг внутренний холод ужаса сменился внешним, резко ощутимым в лёгкой одежде морозом; Мэри почувствовала под своими трясущимися ладонями что-то твёрдое, мокрое, холодное и рассыпчатое. Она крепко зажмурилась, а затем широко распахнула глаза и принялась с паническим недоумением осматриваться вокруг.

Мэри стояла где-то среди широкой заснеженной долины, со всех сторон обнесённой разновидными причудливыми холмами, которые тянули свои фигурные вершины к небу, но не могли достать. Им не хватало роста. Однако так они выглядели даже величественней: сливаясь с жемчужным снежным полотном, они создавали впечатление моря, широкого, разливающегося. Увенчанного высокими застывшими гребнями волн со сверкающей пеной, на солнце играющей белыми и серебристыми переливами.