Заложница (ЛП) - Мартин Анника - Страница 53

— Старайтесь окружить ее положительными эмоциями… причины, по которым она защищает его… сильные эмоции, такие как страх… я думаю, это слепая влюблённость…

Мой пульс ускоряется. Он думает, что я на стороне Стоуна.

И он прав.

Ривера протягивает что-то маме в руки, и в темноте мне с трудом удаётся разглядеть небольшую брошюру.

— … так называемый Стокгольмский синдром…

Голос моего отца гулом раздаётся на пустынной улице:

— Почему Брук?.. почему она является его целью?.. этот Стоун Китон… нам нужны ответы…

В ответ Ривера беспомощно мотает головой из стороны в сторону:

— Нам не известно его настоящее имя… никаких документов или упоминаний…

Я не могу разобрать, о чем они говорят дальше, но все их внимание переключается на дом наших соседей. Почему они говорят о нем? Дом выставлен на продажу, так как семья переехала во Флориду, но как говорит папа: цена явно завышена, поэтому он до сих пор пустует.

— Он должен вернуться… предсказуемыми… поймать этого парня… — дальше Ривера говорит о школе и о моих друзьях. Я напрягаю слух, чтобы услышать как можно больше, но ветер меняет направление на противоположное, отчего мне больше ничего не слышно.

Я отскакиваю от окна, как только родители поворачиваются и не спеша возвращаются домой. Окна продающегося дома находятся прямо напротив нашей входной двери, оттуда открывается прекрасный вид на весь наш дом. Ничего не помешает полиции спрятаться там, о чем, скорее всего, и говорил Ривера маме. Копы будут вести слежку за домом, будут наблюдать за мной в школе и вне ее, когда я буду собираться со своими друзьями.

Полицейские продумывают план по задержанию Стоуна. Конечно, как я раньше не догадалась?

И они хотят использовать меня в качестве приманки, хочу я этого или нет.

Звуковой сигнал, оповещающий о новом входящем сообщении, заставляет меня подпрыгнуть на месте от испуга. Я беру телефон в руки, читая эсэмэс от Китти:

Все беспокоятся о тебе. Копы допрашивали нас.

Я печатаю ответ, стараясь, чтобы мои слова прозвучали как можно более непринуждёнными. Ранее я переписывалась с Челси, но именно тот вариант событий, что я отправлю сейчас Китти, облетит всю школу.

Я в порядке. Я не знаю почему, но этот парень увёз меня за город, а потом сам же вернул домой. Просто нелепая поездка на машине. Мне повезло.

Нелепая поездка — именно такие слова я использовала, когда ранее давала показания детективу. Я пыталась придать ситуации как можно более невинный вид, как если бы это Лиам увёз меня прокатиться, конечно, если бы не его отец, расписавший все его будущее на двадцать лет вперёд.

Но все отнюдь не так невинно, ведь похититель в два раз больше меня украл мою девственность.

Китти присылает в ответ испуганный смайлик:

Ужас! Я рада, что ты в порядке.

Я сижу в темноте, глупо уставившись на потухший экран телефона.

Полиция думает, что Стоун вернётся за мной. Знает ли он, в какой опасности находится прямо сейчас? Может, и знает.

Может, ему все равно.

Дрожь возбуждения скользит по коже, когда я вспоминаю, как легко Стоун расправился с копами, подбросив меня к парадному входу дома.

Он вернётся, я уверена в этом, и не позволит копам схватить себя.

Я до сих пор чувствую его в себе, ощущаю его прикосновения на своей коже. Мы занимались сексом без презерватива, но мне все равно. Я должна быть напугана, но не испытываю ничего подобного. Наоборот, меня до сих пор одолевает приятное волнение, отчего волоски на руках встают дыбом.

Я должна бояться, потому что совершила ужасный поступок. Я желаю неправильного человека, что ставит под угрозу все, что я когда-либо имела.

Двадцать четвертая глава

Брук

Я устала от напряжения, в котором нахожусь с тех пор, как Стоун упомянул имя Смотрителя при мне. Это была первая крошечная капля дождя, упавшая на землю пустыни после долгих лет засухи. Но, правда в том, что я знаю папу лучше всех, наверное, даже лучше, чем моя мама. Это я видела, с какой нежностью он обрабатывал ранки у меня на коленках после очередного падения, и с какой улыбкой встречал каждый день после школы. Он не может быть причастен к тому, что сотворили со Стоуном и другими детьми. Он просто не может.

Но этот ужасный страх все продолжает накапливаться внутри меня, отчего я ощущаю себя все тяжелее и тяжелее. Я чувствую себя так, словно прямо посередине меня прошла трещина, разделив моё мировоззрение на две части. Одна всем сердцем верит в честность отца, другая же разъедает меня изнутри подозрениями.

Стоун не так просто оказался на моей вечеринке в честь шестнадцатилетия. Он пришёл туда за Мэдсоном, который был приглашён на праздник моими родителями. Знакомый по работе, не близкий друг семьи, но какова вероятность совпадения? Как долго времени пройдёт, пока Стоун сложит два плюс два?

Вот как я оказываюсь в кабинете папы. Моё сердце стучит слишком громко, когда я дрожащими руками открываю шкаф для бумаг. Раньше я сотни раз бывала в этой комнате: играла в Барби за столом, не раз засыпала на коленях у отца в кресле перед камином. Никогда бы не смогла подумать, что все это время всего в паре метров от меня находились доказательства ужасного преступления. Я запутана и не знаю, во что верить. Мне нужно узнать правду.

На кону стоит не просто жажда мести Стоуна или справедливость, которую он по праву заслуживает. На кону стоят жизни заточенных в неволе детей. Если у меня есть хоть крохотный шанс помочь им, тогда я сделаю это.

Сейчас папа на своей еженедельной игре в теннис с дядей Биллом, так что у меня в запасе есть время.

Папа ненавидит бумажную работу, поэтому был несказанно рад перевести всю документацию на электронные ресурсы. Но как бы он не любил возиться с бумажками, все его ранние сделки хранятся в коробках в шкафу. Займёт немало времени найти документы двадцатилетней давности. Везде все написано неразборчивым почерком, который я знаю слишком хорошо. Папа всегда подписывал мне поздравительные открытки, и именно так я догадалась, что Санта Клауса не существует: на подарке был папин почерк с подписью Санта.

— Где же ты, — шепчу я в отчаянии.

Между белыми бумагами то тут, то там проскальзывают розовые и жёлтые листы копий, чернила на которых почти полностью выцвели.

Я перебираю бумаги, страшась увидеть название улицы, на которую меня привозил Стоун.

Мои руки движутся быстрее, перебирая тонкую, как крылья бабочки, бумагу. Пыль, скопившаяся на протяжении многих лет, щекочет мне нос и затуманивает взгляд. Когда тёмное пятно расплывается на очередной розовой бумажке, я осознаю, что не только пыль размывает моё зрение. Я плачу. Как я здесь оказалась? Как докатилась до того, что отслеживаю собственного отца и сомневаюсь в нем?

И тогда я натыкаюсь взглядом на название улицы, без сомнения написанное папиным почерком.

Из-за шкафа раздаётся мягкий шелестящий звук, слишком громкий для моей разрушающейся жизни. Папы не должно быть дома еще час, мама в парикмахерской, а у нашей горничной выходной. Я воспользовалась возможностью проскочить сюда, потому что мне редко выпадал шанс остаться одной дома.

Я стискиваю бумагу в кулаке, засовывая ее в карман джинсов.

Всего на долю секунды я допускаю безумную мысль о том, что это пришёл Стоун, который каким-то образом узнал о находке, и теперь здесь, чтобы узнать правду и получить доказательства. Бумага прожигает мне карман, обжигая кожу бедра.

Затем в дверном проёме появляется силуэт отца. На его обветренном лице застывает обеспокоенное выражение.

— Брук? Милая, что случилось?

Его знакомый голос заставляет меня сломаться. Я вскакиваю на ноги и бегу к нему, со всей силы врезаясь в его твёрдую грудь. Я чувствую тепло и силу сквозь тренировочную ткань футболки, чувствую твёрдость мышц, что лишний раз напоминает мне о нем. Напоминает о безопасности, которую я чувствовала рядом с ним до сегодняшнего дня.