Фокусник из трущоб (СИ) - Бельская Луиза - Страница 16

      Кожа зудела остервенело. Зудели ноги, живот, плечи, спина, а между пальцами рук и ног начали появляться маленькие белые пузырьки, и тогда Фома ясно понял, что у него чесотка.

      В тот вечер он еще колебался, возвращаясь в свое постылое, пропахшее перегаром, ненавистное место ночевки, когда шум собравшейся толпы на задворках продуктового магазина заставил его приблизиться.

      Аккуратно просочившись между зеваками, Фома умудрился выйти на первый план и тут же застыть от ужаса, не поверив своим глазам: на чахлой траве, раскинув руки в стороны, лежал Владимир с вытаращенными до кровавых жилок глазами. Его рот был слегка приоткрыт, и над потрескавшимися губами с прилипшими на них крошками летали крупные мухи. А между бровей краснели четыре кровавые точки - роковая отметина «маньяка с вилкой». В одной руке Владимира была зажата недоеденная булочка, другая была пустой: рядом валялся аптекарский пузырек от спиртовой настойки - видимо, Князь был занят ужином, когда убийца вонзил в него железный лом - острие торчало из груди наподобие кола, которым в кино упырей убивали. Вот только Владимир не был кровопийцей, он всего лишь хотел пожить еще, пожить хоть как-нибудь, в каком-нибудь тепле, с каким-нибудь алкоголем и каким-нибудь собеседником, но кто-то взял на себя слишком много: роль владельца человеческих судеб и хозяина чистоты небольшого городка.

      Ян возник словно из-под земли, до боли стиснув плечо Фомы своими костлявыми пальцами. Сердце Фомы судорожно скукожилось, словно в него уперлись безжалостные ребра. На какое-то время он позабыл, что такое дышать - спазм, порожденный реальным кошмаром, железной хваткой зажал его горло.

      - Ян, - только и смог проговорить он, - Ян, это же наш Князь...

      Едва не упав, зацепившись за чью-то неудачно выставленную вбок кроссовку, Ян подскочил прямо к трупу и в растерянности навис над ним, не сводя глаз с проклятой отметины.

      - Молодой человек, отойдите! - один из свидетелей потянул его за локоть, - мы уже вызвали полицию, не трогайте его.

      Ян мотнул головой, словно стряхивая с себя наваждение.

      - Да, да, конечно, - и он отступил в толпу, увлекая Фому вслед за собою.

      - Да подожди ты, может, чего-нибудь узнаем, - Фома не хотел уходить. Это было каким-то кошмаром, не по-настоящему, фальшиво, липовая жизнь, липовая смерть, и Фоме все же хотелось разобраться.

      Ян резко схватил его за шиворот и потащил за ближайший угол. Фома противиться не стал, совершенно опешив от всего происходящего. Скрывшись с глаз случайных свидетелей, Ян с размаху чуть ли не впечатал Фому в стену, приперев его лопатками к острым углам обломанной штукатурки.

      - Все, - кулак Яна опустился где-то около уха Фомы, заставив осыпаться куски старинного цемента, - это уже край!

      - Ты чего? - выронил Фома, не узнавая в решительном и категорично настороенном парне привычного наркомана-пофигиста.

      Стекла золоченых очков грозно блеснули:

      - Фома! Вали! Ты слышишь? Вали отсюда, ты же сдохнешь на улице!

      - Послушай, - Фома хотел было выскользнуть из-под руки Яна, но тот мертвой хваткой вцепился в его предплечья и яростно тряхнул:

      - Нет это ты послушай, - перебил его Ян, бесстрашно буравя его прозрачным клинком светлых очей, - ты болен, - он провел пальцем вдоль угольно-черной брови над опухшим, покрасневшим глазом, - здесь, на улице, тебя ждут только вши, туберкулез, водка и смерть. И туда, - он указал пальцем на небо, - ты полетишь уже не на самолете, а на крыльях, блин, с нимбом, понимаешь?

      Фома нервно сглотнул. Ян был прав. Настала пора уходить.

      - Иди в ночную гостиницу или Дом трудолюбия, у тебя есть паспорт, там помогут с работой, у них есть врачи, ты будешь спать на кровати... - Ян выдохнул и опустил глаза, - Фома, ты понимаешь, что эта жизнь не для тебя? Выбирайся из грязи... Когда долго бродяжничаешь - это похуже наркотика, поверь мне.

      - Верю, Ян, верю, - Фома отстранил его в сторону и отошел на пару шагов, а потом проговорил, обернувшись через плечо, - передавай привет Шурику, и Захару, и тете Маше, и пусть она там не убивается по Князю, пусть они все берегут себя, ну, в общем, - он сделал паузу, - я пойду в этот Дом, который миллионер содержит, вроде там ничего живут.

      - Вроде ничего, - повторил Ян задумчиво, - Фома!

      Фома полностью развернулся в его сторону.

      - Это тебе, - Ян пошарил в кармане и вытянул руку: на раскрытой ладони лежал значок в виде орла, расправившего в стороны крепкие крылья, - это, конечно, не «Знак Гражданской авиации», но что-то похожее.

      - Спасибо, - Фома подцепил орла двумя пальцами и улыбнулся, - дай «пять», друг! - они обменялись рукопожатиями и разошлись каждый в свою сторону.

Ян еще несколько раз успел обернуться, пока подошвы черных берцов полностью не скрылись из виду.

      «Князь сидел и бухал, как ни в чем не бывало. Он обычно милостыню просил возле этого магазина, а потом отдыхал у мусорки возле склада. Отдыхал, блин, отдыхал! Наотдыхался. Этот маньячила подошел к нему, Князь не пытался бежать... или пытался? Этот лом, нет, кусок арматуры... там торчала широкая часть, значит, узким били в грудь, значит, убийца стоял спереди. Князь подпустил его, значит... - Фома даже потер вспотевшие от натуженных мыслей виски, - значит это был кто-то, кто не вызвал подозрений или кто-то знакомый, кто-то из своих», - он не заметил, как ноги сами вынесли его к высокому забору из металлопрофиля. Громадное крыльцо, целых десять ступенек, как десять смертных грехов - и вот наконец-то дверь Дома трудолюбия распахнулись перед Фомой свои объятия.

      В небольшом холле, ярко, едва ли не до слепоты освещаемом люминесцентными лампочками, Фому встретили хорошо и заметно обрадовались тому, что у него имелся паспорт: меньше оставалось работы по восстановлению документов для очередного бомжа. После оформления его сразу направили в санчасть на медосмотр и сдачу анализов. Доктор умного вида с близко посаженными воровскими глазами сходу поставил диагноз, подтверждающий догадки Фомы: чесотка и конъюнктивит. Неделя в лазарете - и Фома наконец-то заселился в своеобразный номер на четверых человек.