Холодная сварка, или Ближе, чем секс (СИ) - Тулина Светлана - Страница 18

Ну, не через пять, допустим, а минут через десять таки собрались. Почти все учителя нашей параллели, полным сбором. Стульев не хватило, Прынц, к примеру, стоял, что меня почему-то совсем не огорчало.

А ещё через пять минут в кабинет без стука вошёл дядька в странной форме, штаны с лампасами. Генерал, что ли, какой-то? Директриса к нему, прямо воркует. Дядька на её воркование ноль эмоций, уселся на директрисино место. И сурово так: дорогие педагоги, простите, но ребёнка (это он про нас, значит) лучше отправим на урок, разговор не для детских ушей.

Ну и выперли нас. Эта руль вернула, словно не при делах. Ну и ладно.

Конечно, пошёл не на урок, а в буфет. Биологиня тоже на педсовете, какой урок?

Каким взглядом нас провожал несчастный Прынц!

Это видеть надо было. Взгляд лисы, у которой из-под самого носа увели вкусного жирного зайца, буквально из пасти выдернули… или даже нет — не просто выдернули. Вкусный и жирный заяц уходит сам. Спокойно так. Лениво даже. Предварительно ещё и настучав по рыжему наглому хлебальнику.

Двери в директрисин кабинет подпирали двое крутых таких мужиков в строгих костюмах, ещё один крутился в фойе. Потащился за нами в буфет, и как-то так получилось, что никто из гневной толпы оскорблённых и униженных, нас там поджидающих, так и не решился приблизиться. Шушукались в отдалении. А потом как-то так незаметненько повспоминали, что у всех у них срочные дела имеются.

К концу первого урока толпа окончательно рассосалась. Генерал уехал, и наш завуч с ним. Педсовет закончился. Директриса прибежала, затараторила, типа вот вам магнитная ключ-карта от учительского сортира, поймите правильно, простите за возникшее недопонимание, толерантность наше всё, а политкорректность ещё форевее, и если вдруг где-что-кто не то что-как — сразу типа к ней, она разберётся, она ведь завсегда со всем уважением. Типа защитит незамедлительно.

Эта ей ничего не сказала, кивала просто. Но эмоциональный шмон — его ведь только посторонние не ощущают. Изнутри когда и так близко — фиг ведь чё скроешь, давно убедился. Вот и сейчас. Она губы в улыбку растягивала аж до онемения, кивала, да. А на самом деле… Ей противно было. Так противно, что аж затошнило.

Реально, чуть не вывернуло. Хорошо, что не успел ничего в буфете слопать. В общем, эта пообещала, что в мужской раздевалке буду её отключать. Ага! Типа до того не отключал. Типа, когда на очко или по малой — не отключал! Типа дурак или вообще изврат. Тьфу на них.

А следующим уроком выпала как раз физра.

Физра — и так самая скверная скверность в и без того довольно скверном среднем образовании. Полагаю, пацаны со мной не согласятся. Для большинства наших физкультура — не только возможность погонять мячик и поглазеть на одноклассниц в трусах и топиках, это ещё и сорок пять минут бесплатного цирка.

Ну да, жирный клоун кулем на турнике — это смешно, верхом на козле — ещё смешнее. Иногда — полный ржач, к примеру, как с порванным батутом. И можно потом рассказывать долго, красочно и взахлёб. И плевать, что на самом деле всё совсем иначе было, и меня там и близко… плевать. Всем. Мне первому. Потому что смешно. А смешно — это правильно, это полезно. Когда смеются — бьют не так сильно.

В раздевалке, разумеется, ждали. Как обычно. Вернее, не как обычно. И пофиг им все педсоветы…

— Смотрите-ка, кто пришла! А ты дверью не ошиблась? С сиськами — дальше по коридору!

Это Славка. Вроде неплохой пацан этот Славка, в младших классах мы даже типа дружили. Пока кто-то не сказал, что общаться с жирным уродом может только такой же урод, и тоже скоро разжиреет.

Улыбаюсь как можно более жалко, привычно втягиваю голову в плечи, пытаюсь протиснуться в щель слегка приоткрытой двери. Сразу за дверью обычно получаю пару затрещин или пинок под зад, если поспешить — часть ударов пройдёт по касательной. Обычно при этом ойкаю, взвизгиваю и стараюсь семенить как можно более нелепо, чтобы они начали ржать. Когда ржут, бьют не так сильно, а часто и вообще не бьют. И Славка ещё пару гадостей скажет, про сиськи или про жопу — от этих слов их всегда на ржач пробирает. Славка — он всё же хороший парень. Хотя и слабый.

Но на этот раз всё иначе…

— Вали к остальным бабам, Вовесса!

Никто из них даже и не думал переодеваться — столпились у самой двери, перекрыли проход.

— Вали-вали, и извращенку свою забирай!

Блин. Язык мой, блин, болтун-находка, никому никогда нельзя доверять… Ведь знал же, знал! На тортик купился. А им теперь — новое развлечение, они ещё долго будут так. Пока не надоест и это. Не бежать же к директрисе, в самом-то деле!

Выпихнули. Держат дверь. По уму следовало махнуть рукой и дождаться в буфете начала урока, когда Прынц всех погонит в зал. Разумеется, опоздание, разумеется, наказание, то бишь типа пятьдесят отжиманий на кулачках. Кто не может отжаться ни разу, половину урока лежит на пузе в углу: удобная мишень для мячей и якобы случайных пинков.

Но вместо этого пнул ногой в дверь и пошёл прочь из школы… Дважды глупо, мог и в библиотеке отсидеться, соврать, что освобождён. Дурачок, обурел от утреннего торжества над директрисой. Может быть и так, просто вдруг опротивело всё. Надоело. Нет, ну правда — сколько же можно?

На крыльце курила компашка Бороды. Внаглую так, прямо под камерой, причём дорогущую натурель с тягучими дымными струйками, липкими даже на вид и долго не рассасывающимися — такое у нас себе лишь Жорик и позволяет. Стоило выйти, обступили кружочком, радостно гогоча и загораживая от наблюдателей, повели за школу.

Можно было заорать. Начать отбиваться. Прямо тут, под недремлющим оком и всё такое.

Ага-ага.

Секьюрити (если на месте и не спит) вылетает из своей будки, призывает дебоширов к порядку, записывает фамилии…

Та-дам!

Вовка-стукач.

Впрочем, поздно уже, момент упущен. Мы за углом, в узком тупике между глухой стеной школы и её же забором. Камер тут нет, все это знают и бегают на разборки и на покурить недозволенное. Не все же такие наглые, как Борода и его компашка.

А главное паскудство — ведь с самого начала выпустил эту из подсознанки, куда загнал было перед физрой: по её милости страдаем, вот пусть и расхлёбывает. Опять же — агент, всякие хитрости знает, наверняка может всех этих уродов одной моей левой, вот пусть и покажет на деле приёмчики, о которых столько распиналась. Но эта стерва и пальцем не шевельнула, пока нас тащили. Блин, мне даже захотелось, чтобы избили, чтобы и ей ощутить, ей ведь тоже больно, когда нас бьют! Наверняка больно. А главное — непрестижно. Негламурно с побитой морденью ходить. Неприлично.

Ненавижу!

Но обошлось, ни разу не ударили. Так, дымом в лицо, у натурели очень противный дым, куда там обычным электронным. К стенке притиснули (мажется стенка, пиджак придётся чистить). Ну и погнусавили в своё удовольствие всяко-разного:

— Ты всегда был бабой, а теперь окончательно сдал своё тело напрокат какой-то старой шлюхе! Это ведь ты там сейчас, да? Прячешься там, да? Что мы делаем со старыми шлюхами, которые прячутся в жирных уродах? Мы их наказываем! Правда, ребята? По-мужски. Тебе ведь этого хочется, правда? Чё лыбишься, курва?

Самое смешное, что как раз таки и не лыбился. Всё пытался выдавить угодливо-жалкую улыбочку, которая всегда помогала побыстрее отделаться. И не мог. Не получалось. Страшно не было, только противно. До тошноты. Скулы сводило, словно от оскомины, и вместо тщательно отрепетированной жалкой улыбочки выходил какой-то кривой оскал.

И тут моя стерва моею же рукой снова достаёт из нашего кармана телефон. Медленно так достаёт. В вестернах шерифы таким плавным тягучим движением тянут из кобуры свой верный кольт. На этот раз мобила включена уже, и не просто, а на трансляцию в сеть, мигает призывненько иконкою подтверждения — запись идет прямо на сервер, беспарольно для всех желающих.

И вот достаёт она эту мобилу, даёт полюбоваться иконкой всей этой шобле, чтобы прониклись, и наводит, значит, на них камеру, с нехорошей такой ухмылочкой (чувствую, как растягиваются губы). Словно прицеливается. И говорит сладким-сладким таким голосочком, аж обзавидовался и подумал, что надо будет обязательно засейвить да скопипастить на будущее: