Умеренный убийца - Честертон Гилберт Кийт - Страница 7

Его преподобие Эрнст Сноу жил очень скромно, в домике, стоявшем в одном ряду с жилищами мелких служащих резиденции. По задам этого ряда и бежала тропа вдоль садовой стены, мимо смоковницы, мимо чахлых олив и дальше, к тому углу, где губернатор упал, подбитый таинственной пулей. Отграничивая открытые просторы пустыни, тропа эта имела все свойства кремнистого пути пилигримов.

Зато, проходя мимо фасадов, путник легко мог вообразить, что оказался в каком-то лондонском пригороде, такие тут были витые ограды, такие английские клумбы и портики.

Дом священнослужителя ничем, кроме номера, не отличался от прочих; а вход был столь узок, что гости из резиденции с трудом в него протиснулись.

Мистер Сноу склонился над ручкой Оливии с церемонностью, из-за которой его седины показались вдруг пудрой восемнадцатого столетия, но было в его манере и позе что-то еще, сперва не поддавшееся определению. Что-то в сдержанном голосе и воздетых руках отдавало призванием, исполнением служебных обязанностей. Лицо было спокойно, но спокойствие казалось почти напускным; и невзирая на горестный тон, взгляд был на редкость тверд и светел. Барбаре вдруг показалось, что он совершает похоронный обряд; и она почти не ошиблась.

— Не стану говорить, леди Смит, — сказал он тем же мягким голосом, — как я сочувствую вам в этот горестный час. Даже и с точки зрения общественной, смерть вашего дядюшки…

Тут Оливия Смит перебила его, глядя ему в лицо ошалелым взглядом:

— Но дядя не умер, мистер Сноу. Я знаю, сперва так говорили… Но он только ранен в ногу и уже пытается ковылять.

Лицо священника преобразилось столь мгновенно, что большинство присутствующих не уследило за трансформацией; Барбаре показалось, что у него отвисла челюсть и, водворенная на место, тотчас приладилась к улыбке вполне неискренних поздравлений.

— Дражайшая, — выдохнул он, — как я рад…

Он растерянно оглядывал мебель. Помнил ли его преподобие о необходимости приготовления чая к должному часу, было покуда неясно; но приготовления, им произведенные, имели, пожалуй, не столь сладко-утоляющую цель. Маленькие столики были завалены огромными книгами, большей частью распахнутыми; и открытые страницы исчерчены планами и рисунками, по-видимому, имеющими отношение к архитектуре, археологии, астрономии или астрологии, и все это вместе весьма смахивало на библиотеку черной магии.

— Апокалипсис, — выдавил он наконец, — это мое хобби.

Я думаю, мои расчеты… Это записано нам в назидание…

И тут уж Барбара испугалась не на шутку. Она отчетливо поняла сразу две вещи. Первое — что его преподобие Эрнст Сноу думал о смерти губернатора с чувством, очень похожим на глубокое удовлетворение, а о выздоровлении его узнал отнюдь не с восторгом. И второе — что тем же самым голосом были уже однажды произнесены под сенью смоковницы те же слова, и тогда они отдались в ее ушах диким призывом к кровопролитию.

5. Теория умеренного убийства

Полковник Хейтер, начальник сыскной службы, решительно двинулся в сторону внутренних комнат. А Барбара-то еще удивлялась, зачем это официальному лицу понадобилось им сопутствовать при нанесении чисто светского визита! Сейчас у нее в голове забрезжила смутная, невероятная возможность. Священник отвернулся к одной из книжных полок и принялся с горячечным возбуждением листать какой-то том; он даже, кажется, что-то про себя бормотал.

Так ищут цитату, о которой вышел спор с приятелем.

— Я слышал, у вас тут очень милый садик, мистер Сноу, — сказал Хейтер. — Я бы с удовольствием глянул.

Сноу ошарашенно посмотрел на него через плечо, будто не в силах переключиться, оторваться от своего занятия; потом сказал резко, хоть и не вполне твердым голосом:

— Не на что там смотреть. Решительно не на что. Я вот как раз думал…

— Не возражаете, я все же гляну? — безразличным тоном спросил Хейтер и двинулся к черному ходу. Что-то было в его повадке такое решительное, что остальные двинулись следом за ним, сами не понимая, зачем. Хьюм, идя за сыщиком, проговорил вполголоса:

— И что же, вы думаете, растет у старца в саду?

Хейтер на него оглянулся с мрачной веселостью:

— Да вот то самое дерево, про которое вы толковали недавно.

Однако, выйдя на узкую, аккуратную полоску сада, они увидели одно-единственное дерево: смоковницу, распростершую ветви над пустынной тропой; и, тайно содрогнувшись, Барбара вспомнила, что это то самое место, с которого, по расчетам экспертов, был произведен выстрел.

Хейтер пересек лужайку, остановился подле тропических зарослей у стены и там над чем-то склонился. Когда он выпрямился, в руке его был длинный тяжелый предмет.

— Вот кое-что и свалилось с ружейного дерева, каковыми, вы правильно заметили, изобилует данная местность, — сказал он мрачно. — Забавно, что ружье обнаружилось на задворках у мистера Сноу, а? Особенно учитывая, что это двустволка и один ствол разряжен.

Хьюм вглядывался в большое ружье у сыщика в руках; и на обычно бесстрастном лице его проступало изумление и даже ужас.

— Вот те на! — сказал он тихо. — Я про него и забыл.

Идиот несчастный!

Кажется, никто, кроме Барбары, не услышал этого странного шепота; и никто ничего не понял. Вдруг Хьюм резко повернулся и обратился ко всей компании, как на уличной сходке.

— Послушайте, — сказал он. — Вы знаете, чем это пахнет? Это пахнет тем, что бедного старого Сноу, и сейчас еще, возможно, колдующего над своими иероглифами, того гляди обвинят в покушении на губернатора.

— Ну, вы забегаете вперед, — сказал Хейтер, — кое-кто даже назвал бы это, пожалуй, вмешательством в нашу работу, мистер Хьюм. (Спасибо, однако, что вы нас поправили относительно другого лица, когда мы, честно признаюсь, допустили ошибку.

— Вы ошибались относительно того лица, а сейчас ошибаетесь относительно этого! — сказал Хьюм, ужасно насупясь. — Но в том случае я мог вам привести доказательства. Какие же доказательства невиновности мне привести сейчас?

— Почему это вы обязаны приводить какие-то доказательства? — спросил изумленный Хейтер.

— Ну как же, обязан, и все, — сказал Хьюм. — Но мне ужасно не хочется их приводить. — Он помолчал минуту, и вдруг его прорвало: — Господи! Да неужели вы сами не понимаете, как глупо сюда притягивать этого старого глупца?

Неужели вы не видите, что он просто помешался на собственных предсказаниях бедствия и слегка растерялся, когда оказалось, что они не сбылись?

— Есть еще кое-какие подозрительные обстоятельства, — резко вклинился Смит. — Ружье, обнаруженное в саду, и расположение смоковницы.

Воцарилась долгая пауза, в продолжение которой Хьюм стоял, ссутулив широченные плечи и горестно уставясь на собственные ботинки. Потом он вдруг вскинул голову и заговорил с неудержимой веселостью:

— Ну ладно, я приведу свои доказательства, — сказал он с чуть ли не счастливой улыбкой. — Это я стрелял в губернатора.

Тишина наступила такая, будто в саду стоят одни статуи; несколько секунд никто не говорил и не двигался. А потом Барбара услышала собственный крик:

— Нет! Неправда!

В следующую секунду начальник полиции заговорил уже другим, более официальным тоном:

— Хотелось бы знать, изволите ли вы шутить или сами признаетесь в покушении на жизнь лорда Толбойза.

Хьюм вытянул руку в предостерегающем жесте, почти как оратор, унимающий расходившуюся аудиторию. Он все еще смутно улыбался, но стал заметно серьезней.

— Простите, — сказал он. — Простите. Давайте обозначим разницу. Это чрезвычайно важно для моего самолюбия.

Я не покушался на жизнь губернатора. Я покушался на его ногу, и я в нее попал.

— Что еще за абракадабра! — рявкнул Смит.

— Простите мне мой педантизм, — спокойно отвечал Хьюм. — Когда бросают тень на мою нравственность — это я могу вынести, как и другие представители преступного класса. Но когда подвергают сомнению мою меткость в стрельбе — этого я вытерпеть уже не могу. Это единственный вид спорта, в котором я кое-чего стою.