Интервью для Мэри Сью. Раздразнить дракона - Мамаева Надежда - Страница 2

Впрочем, этот фотолодырь так же наплевательски снимал и свадебные шабашки, которые приносили ему гораздо больше, чем пресловутая зарплата в «Сплетни live». Своей работой в журнале он козырял, пуская пыль в глаза «левым» заказчикам его услуг.

В общем, после планерки я находилась в том состоянии, когда материться хочется, а нельзя. Подошедшая ко мне Южная подлила масла в огонь своим заявлением, что-де к режиссеру она не поедет, а доверит эту почетную миссию мне. Сама же Лика поищет «горячую» информацию о Бейметове на просторах Интернета, что, несомненно, не столь интересно, как мое задание…

Речь Южной была сладкой до тошноты. Лика вообще всегда разговаривала так, что после пяти минут общения с ней непременно хотелось выпить стакан простой воды, чтобы во рту не было так приторно. Вот только за этим рахат-лукумом торчала во все стороны, как антенны из подводной мины-ежа, банальная правда: над статьей придется корпеть мне одной, а в печать она уйдет за двумя подписями. К тому же я абсолютно уверена, что фамилию «Конокпаева» поставят второй, мелким серым шрифтом, чтобы, когда взгляд скользнет по глянцу, ее сразу было не прочитать.

Лика же наверняка весь день просидит в офисе, зависая во «вкашечке» и «мордакниге», прочирикает в «Твиттере» со своими заклятыми подружками о моде и макияже. Но самое главное — назовет это все умными словами «мониторинг личных данных Артура Бейметова в социальных сетях». Результат оного — фото с профиля режиссера и пара строк о его заслугах с сайтов телеканалов.

А по итогам: лавровый венок — Юпитеру, «травку», в смысле, «капусту» (жаль, что не долларовую, а рублевую) — быку.

Лика все еще щебетала, а я еще раз убедилась: те, кто утверждают, что наглость — второе счастье, беззастенчиво врут. Первое. Но я прикинула, что стипендия — это, конечно, хорошо, но когда остается лишь она — это уже плохо.

Потому, нацепив на лицо самую идиотскую из своих улыбок, заверила: таки интервью возьму и все будет в лучшем виде. И на согласование ей обязательно отправлю. А потом невинно поинтересовалась: а за «обязательно» премия полагается?

От такого простого вопроса Лика сморщилась, как от неожиданно неприятного запаха сероводорода, который вдруг исторг из себя флакон с надписью «Шанель № 5». Она манерно поджала искусно нарисованные губы, но все же ласково (вкупе с неприязненным взглядом — убийственное сочетание) пропела:

— Наверняка. Игорь Сергеевич всегда поощряет понятливых сотрудников.

В общем, сказать можно было гораздо проще: паши и не вякай, тогда тебе что-нибудь перепадет.

Фотограф, прислонившись к стенке, без зазрения совести подслушивал наш милый девичий разговор. Пардон, не подслушивал, а собирал информацию и анализировал полученные данные.

Когда же Лика уплыла из кабинета, фотолодырь, оставшись со мной тет-а-тет, притворно печально вздохнул и выдал:

— А я думал, вы поцапаетесь и не придется ехать на это водохранилище…

Я прекрасно его понимала: тащиться за двести километров от города «на натуру» — занятие не из приятных. Именно по этой причине Южная и возжелала себе соавтора статьи, а в том, что взять в «помощницы» меня — ее идея, я не сомневалась. Будь интервью где-нибудь в городе, скажем, в ресторане или дома у режиссера, Южная полетела бы туда на своих пятнадцатисантиметровых цокалках единолично. И никакие соавторши ей бы нужны не были. Но «Prada», пусть и родом из Китая, плохо сочетается с распутицей.

А все из-за режиссера, который всегда неохотно общался с прессой, а в этот раз отчего-то решил снизойти до интервью. Но! Гений клиповой съемки отказался разговаривать по телефону или скайпу, заявив, что если «Сплетням» так надо, то он может лично ответить на несколько вопросов без отрыва от рабочего процесса. А происходил этот самый «процесс» на берегу водохранилища.

Четыре часа тряски в поезде, два часа оздоровительной прогулки по просеке леса, радовавшего взор голыми ветками и грозящего просыпающимися от спячки клещами, — все это шло в комплекте с интервью. Фотограф трепался о ерунде, я поддакивала.

Мы уже подходили к береговой линии, когда навигатор заверил: еще немного — и наша цель будет достигнута. Березы впереди расступились, и в просвете замаячила свинцовая гладь. Свежая колея, оставленная внедорожником, подтверждала: мы на верном пути.

Наконец пришли. Выбрались из леса как раз недалеко от съемочной площадки. Я огляделась, переводя дух.

Плотина была здоровой. Прямо по курсу высился длиннющий заслон из бетона, что отгораживал верхний уровень воды. Режиссеру взбрендило отснять свой гениальный клип аккурат рядом с трубами сброса.

Не могу отрицать, что дистрофичная девушка, чья фигура олицетворяла собой шпалу, весьма интересно смотрелась в полосках бинтов и ярком макияже. Босая (и это в то время, когда температура не превышала пяти градусов по дедушке Цельсию), на деревянном плоту аккурат под одной из труб — она невольно приковывала к себе внимание.

Фотограф тут же расчехлил камеру. Ее затвор споро защелкал, собирая в цифровую память кадры.

Впрочем, не он один спешил запечатлеть девушку на плоту. Камеры съемочной группы активно писали картинку и звук. Режиссер, расположившись в раскладном кресле, контролировал процесс.

Увидев свою цель, я потянулась к рюкзаку за диктофоном.

Именно в этот момент произошло событие, напрочь изменившее мою жизнь: открылись шлюзы. Причем, если первую пару секунд вода из труб била не в полную силу и режиссер, как истинный фанат красивого кадра, даже успел дать команду: «Мотор!» — то дальше…

Плот под девушкой закачался, и она с воплем, который никак не шел к образу отрешившейся от всего мирского героини, упала в воду.

Раздались крики: «Вылавливайте!», «Быстрее!», «Успел отснять?» Деловая суета, спасательный круг, брошенный тонущей…

В голове запоздало всплыла информация о том, что в этом году в сводках МЧС постоянно проскакивали сообщения о рекордно высоком уровне паводковых вод. Значит, Артур Бейметов решил поехать в эту глушь не просто так, а за редкими кадрами. Наверняка подгадывал под дату сброса. Но согласовал ли съемку с безопасниками? Или, как всегда, все будет оформлено задним числом?

За всем этим никто не заметил главного: как пошел трещинами монолит бетона. Зато треск запорной арматуры услышали все.

Ревущая дурным ревом водная стихия пробивала себе путь. И не только через систему сброса. Поток, еще минуту назад казавшийся относительно безопасным и контролируемым, теперь напоминал косу жнеца смерти, сметающую все живое на своем пути.

Я развернулась и припустила прочь. Напрасно. Бешеный поток толкнул меня в спину, сбил с ног, закрутив, протащил по земле. Я неосознанно вцепилась руками в первое попавшееся. Им оказался ствол. Грудь словно разрывало изнутри. Голова гудела, сознание ускользало. Вода жгла холодом и болью. Рук я уже не чувствовала. Пальцы разжались сами. Я открыла глаза, чтобы в последний миг увидеть в окружавшей меня пенной мути проплывающее тело режиссера. Почему-то сразу поняла: он окончательно и бесповоротно мертв. Может, потому, что не бывает живых с лицами, взирающими остекленевшими глазами на собственные лопатки.

«Ну вот и все. Причем — всем», — была моя последняя мысль. Стало до жути обидно. Я не хотела умирать. Вот так. Прямо сейчас. Здесь.

Отчаянная решимость выжить придала сил. Их хватило ровно на несколько гребков в этой бешеной круговерти, где небо и земля постоянно менялись местами. А потом я потеряла сознание: то ли от боли, то ли банально в легких закончился кислород. Но во мрак я проваливалась с единственным желанием: «Хочу жить!»

Всегда считала, что, умирая, идешь по лунной дороге или светлому тоннелю, а вокруг если и не поют херувимы, то хотя бы не смеются над тобой столь глумливо. Но на деле… Непроглядная хмарь — сводная сестра кромешного мрака — мягко обнимала за плечи, накинув мне на голову сотканную из неясных перешептываний вуаль. Тихие голоса вокруг, в речи которых слов было почти не разобрать, становились все громче, словно в шелест осенней листвы вдруг со всей мощью вплелся порыв стылого ветра.